Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 16



Конечно, Павел Флоренский был прав. Его эстетизм коренным образом отличается от эстетизма Леонтьева. Для последнего эстетизм был универсальным началом, впитывающим в себя и мораль, и политику, и религию, тогда как у Флоренского эстетизм был точкой пересечения эстетики и религии при несомненном приоритете религии. Однако, показателен уже сам факт использования Флоренским понятия «эстетизм», что, несомненно, отражало распространенность и популярность этого понятия в русских философских и религиозных исканиях начала века.

По-иному оценил Леонтьева Василий Розанов, который обнаружил в его личности и творчестве «ревущую встречу эллинского эстетизма с монашескими словами о загробном идеале»[88]. Знакомство (пусть и заочное) и переписка Леонтьева с Розановым пришлись на последний, предсмертный год его жизни. Это была неожиданная встреча молодого, 25-летнего, по сути дела, еще начинающего писателя с человеком зрелым, многое познавшим и о многом выразившем свое, как правило, оригинальное и критическое мнение. Но, несмотря на разность в возрасте и степени духовной зрелости, встреча оказалась плодотворной для обоих, каждому она принесла радость общения и понимания и породила, хотя и короткую, но верную дружбу.

Эта дружба обусловлена единством темпераментов, схожестью социального положения и происхождения: обнищавший дворянин-помещик в социальном отношении был тем же самым, что и учитель уездной гимназии. Помимо этого сказалась и общность консервативных политических идеалов, анти-либеральных настроений, нежелание идти путем «принудительного прогресса», взаимный интерес к религии и склонность к эстетизму.

В Леонтьеве Розанова подкупала искренность, стремление к срыванию всяческих масок, отказ от позы. «Более всего, – писал он, – меня приковывало к Леонтьеву его изумительно чистое сердце; отсутствие всякого притворства в человеке, деланности. Человек был весь в словах – как Адам без одежды. Среди масок литературных, всякой трафаретности в бездарных и всякой надломанности в даровитых, он мне представлялся чистою жемчужиной, в своей Оптиной пустыни, как на дне моря. И до сих пор, не имея ничего общего ни с его сословным аристократизмом, ни с его чаяниями «открыть вторую Америку» в византизме, я, тем не менее, сохраняю всю глубокую привязанность к этому человеку, которого позволяю себе назвать великим умом и великим темпераментом»[89].

Правда, при всей очевидной общности между Леонтьевым и Розановым проступали и серьезные расхождения. Розанов был, конечно, гораздо более утопичным, ориентированным на «среднего» и даже маленького человека, чем Леонтьев, от которого за версту веяло холодным аристократизмом. Розанов писал об этом: «Я был с Леонтьевым согласен на эстетику, но не в признании ее у богатых, а у бедных, согласен с религиозным его устроением души, но нуждаясь в религии, как в утешении, а не как источнике квиетизма (его точка зрения)»

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».



Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

88

Леонтьев К. Письма к Василию Розанову. С. 34.

89

Письма Константина Леонтьева к Василию Розанову. С. 26.