Страница 21 из 40
– Твой брат отдал за тебя свою свободу, лучшие годы своей молодости – я знаю, о чем говорю – не для того, чтоб ты тенью забитого зверька ходила на работу и обратно, ничего и никого вокруг не замечая, и не для того, чтоб ты драила полы в квартире убежденного холостяка!!
Инна повернулась к нему, сжимая кулачки в бессильной ярости, не имея сил выносить ядовитую правду, которую безжалостно обрушивает на нее Захар.
– Не говори так… – пискнула она, глотая слезы.
– Как так?!! – распалился Беркутов. – Убивать в себе женщину в бесформенных шмотьях, как в оковах, это норма, по-твоему?! Затащить себя на мотоцикл и строить из себя бабу с яйцами, думаешь, такой тебя брат представляет?!! До сих пор не знать крышесносного оргазма, от страха подпустить к себе мужика – охуенная жизнь?!? Все больше десяти лет его заточения, ты спускала свою жизнь к псам под хвост!!! Байк слеты и мото тусовка – это лишь мизерная часть той жизни, которую тебе подарил твой брат, жертвуя своей!! А ты, неблагодарная, тратишь ее впустую, строя из себя жертву, великомученицу!!
– Это не правда… – судорожно ловя воздух открытым ртом и пытаясь успокоить бешеное сердцебиение, прошептала в свою защиту она.
– Дремучая ты, девица, – уже гораздо тише, но от того еще злее, проговорил Зак. – То, как ты живешь – это не жизнь, а пример того, как жить точно нельзя. И уж лучше гнить за решеткой, чем добровольно превращаться в затворника, когда столько возможностей протекает прямо перед носом, – закончил он, вплотную подойдя к девушке.
Внутренний протест ко всему вышесказанному и противостояние всем обвинениям, брошенным ей в лицо, толкнули ее на следующий импульсивный поступок. Она подскочила на цыпочки, закинула руки ему на шею, и рывком притянула к себе его голову. Они стукнулись зубами, но даже это не охладило жар, который захлестнул обоих, стоило их губам соприкоснуться. Они боролись за право первенства в этом диком, пожирающем поцелуе, с жадностью поглощая друг друга. Лавина сумасшедшей страсти накрыла их с головой. Она почти кусала его губы, он позволял это делать. Он вдавливал ее в себя, уже не боясь напугать, горя ненасытным желанием почувствовать каждый изгиб ее тела, но слишком много чертовой одежды! Она пробралась руками под его куртку, не прерывая голодного, жаркого поцелуя, и всем корпусом подалась назад, увлекая за собой, чтобы еще ближе прижаться к нему. Пальцы скользили по его мокрым плечам, и она впивалась в них ногтями. Он зарычал, подхватил руками ее под попку и приподнял. Она обвила ногами его за пояс и почувствовала, как он прижал ее спиной к дереву, плотно зажав своим телом. И, о чудо! Она совсем не испугалась! Наоборот, захотела большего! Древний, как мир, инстинкт соития руководил ее телом, напрочь сметая весь здравый смысл.
Она запустила руки в его мокрые волосы, оторвав от себя алчные губы, и открытым ртом прижалась к его шее, впитывая, вбирая в себя его резкий запах пота и мужской силы, слизывая его вкус. Она хотела пропитаться им вся, отметая его заявления, что она трусиха. Нет, она будет такой же смелой и дерзкой, как он.
Захар одной рукой схватил ее за шею, откидывая голову назад, и вновь набросился на ее рот, только сейчас почувствовав соленый вкус поцелуя. Он пил ее, жадно сминая губы, вторгаясь в ее рот языком, устанавливая там господство. Она застонала и выгнулась в его руках, еще теснее прижимаясь к нему. Он задвигал бедрами, заставляя девушку издать еще один протяжный стон, когда она почувствовала силу его желания между своих ног. Она увлажнилась, ее тело требовало разрядки, какой – она еще плохо себе представляла, но непременно такой же яркой и сногсшибательной, о которой говорил Зак. К черту все страхи! Она будет жить! И начнет прямо здесь и сейчас!
Когда она опустила руки на его ширинку в неумелой попытке ее расстегнуть, Захар вконец опешил от такого штурма. И откуда смелость взялась? Вот ведь только заливалась слезами? Он прервал поцелуй, поймал рукой обе ее, задрал наверх и прижал к дереву над ее головой. Уперся мокрым лбом в ее и сквозь грохочущий пульс в ушах, до него донесся рев нескольких моторов, проезжающих мимо них по трассе. Затем услышал окрик:
– Эй, ребята? Вы тут? Менты чухнули за гонку и теперь пытаются отловить хоть кого-то. Вам бы свалить, пока не загребли, – предупредил неизвестный мототоварищ и был таков. И на том спасибо.
Захар осторожно поставил Инну на ноги, убедился, что она держится самостоятельно, и слегка отстранившись, заглянул ей в глаза, придерживая лицо за подбородок. От того, сколько голодной страсти и животной похоти в них плескалось, у Инны сбилось дыхание. Он взял ее за руку и повел к мотоциклам. Притормозил возле Хонды и еще раз внимательно осмотрел ее:
– Ехать сможешь? – прохрипел он посаженным голосом.
Инна даже не пыталась хоть что-то сказать, просто кивнула. Надела шлем, на дрожащие руки кое-как натянула перчатки и завела мотоцикл. Они тронулись, ускоряя темп движения. Инна точно знала, что они едут к ней. Зака уже ничем не остановить, она по глазам прочла. За дорогу накрутила себя так, что под конец еле справлялась с управлением мотоцикла. Пока она открывала ворота гаража пультом дистанционного управления, Захар с кем-то говорил по телефону. Затем подошел к ней и сообщил:
– Механик звонил. Он пьет в гараже. Что-то случилось, но по телефону не говорит. Мне надо ехать к нему, – сквозь зубы закончил он. Инна обняла пригоршнями его щеки и нежно поцеловала плотно сжатые губы парня:
– Поезжай, раз надо.
Он ничего не ответил, только посмотрел с таким сожалением, будто пообещал ребенку конфетку и не выполнил обещание.
Глава 20
Подъехав к мастерской, Захар обнаружил, что все ворота закрыты. Странно… обычно, когда Механик здесь, хоть одни оставлял открытыми. Но это оказалась меньшая ненормальность, из тех, что ожидали его. Накурено было так, что дым коромыслом стоял. Вытяжка и приточка, как всегда в конце рабочего дня, были выставлены на минимум и, как видно, не справлялись со своей задачей. Из дальнего угла, как раз, где стоял фургон, лилась матерая музыка рок баллад давно минувших лет. Там же на стуле сидел Механик, сгорбившись, будто под тяжестью прожитых лет. Перед ним стояла перекошенная тумбочка, на которой унылым натюрмортом обозначилась полупустая бутылка водки, два стакана и переполненная пепельница. Заку пришла мысль, уж не пожалел ли он о своем порыве отдать ему Форд?.. Чего гадать? Сейчас все выяснится. Он поставил табуретку напротив Механика и тяжело опустился на нее, готовый взять на себя роль слушателя или советчика, смотря, что понадобится.
– Мне снова предложили убраться отсюда по-хорошему.
Да уж, начало настораживает. Беркутов наклонился вперед, уперев локти в колени, и нахмурился, готовый слушать дальше.
– Да все в порядке, – поспешил успокоить его Механик, – это просто заскоки старого хрыща, – имея в виду себя, проложил он. Вот теперь вообще ничего не понятно. Он плеснул водки в оба стакана и молча предложил выпить. Закуски не было, потому просто зашмалили.
– Я ведь создал это детище больше двадцати лет назад. Мне тогда сорока не было, теперь вот размениваю седьмой десяток, – углубился в воспоминания он. – Тогда я считал это смыслом моей жизни. Мне взаправду нравилось перебирать движки. Это сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что в действительности прятался за своим призванием, убегая от ответственности, страшась перемен.
Вот это поворот! Захар продолжил внимательно слушать.
– Мне было удобно прикрываться неотложной занятостью в гараже, игнорируя другие возможности. Я делал вид, что ничего другого мне не нужно. Меня все устраивало так, как было.
Это все общие слова, а где конкретика? Зак пока не врубался, как все это связано с прикрытием лавочки.
– У меня была женщина. Их было много, но эта запомнилась… Горячая, страстная, яркая, с цыганской внешностью. Она была единственной, чего я по-настоящему хотел помимо мастерской. И что ты думаешь? Испугался!.. Таких сильных эмоций я не испытывал никогда! И не только положительных. Нет, ну, когда счастье, то оно такое, что невозможно пережить. Но ведь я и ссорился с ней, мы же реально дрались! Меня аж трясло всего! А потом секс… и это, конечно, невероятно!.. Мне стало страшно, я перестал себя узнавать. Я понял, что могу сделать что-то… убить ее! И я ушел от нее. Спрятался в своей мастерской.