Страница 49 из 57
«Какая масса у него колец на мизинце», — подумал я.
При этом мне бросилось в глаза, что я и сам ношу на мизинце целую золотую колонку. «Да, но мои кольца — исключительные воспоминания», — сказал я себе. Что кольца незнакомца тоже могут быть воспоминаниями, мне не пришло в голову в тот момент.
Я увидел, что мужчина одет точь-в-точь в такой же костюм, как на мне, что у него такая же длинная часовая цепочка, какая была у меня уже много лет. Оделся он так преднамеренно, чтобы позлить меня?
Этого нельзя были предположить. Быть может, это было совпадением.
Я положил ногу на ногу и любезно спросил:
— Что вам угодно?
— Меня привела сюда просьба особого рода. Я знаю, что у вас есть необыкновенно красивые персидские ковры, которые вы купили у Ибрагима-паши.
— Да, вон они висят.
Мой собеседник бросил на ковры небрежный взгляд. Этот взгляд рассердил меня. Раз он хотел просить меня о любезности относительно этих ковров, он мог бы произнести хотя бы пару любезных фраз. Но он, точно скучая, продолжал смотреть на свои руки и проговорил:
— Я охотно купил бы у вас эти ковры.
«Невежа!» — подумал я.
Затем я громко сказал:
— Сожалею, но эти ковры не продаются.
Незнакомец оттянул вниз уголки рта, так что рот приобрел форму полумесяца. Серые, глубоко сидящие глаза засверкали под очками.
По моему телу точно забегали мурашки. Я нервно забарабанил по столу. Но незнакомец, имевший виды на мои ковры, не обращал на это внимания. Он вытянул пальцы, соединил их длинными ногтями, опять бросил на меня быстрый испытующий взгляд и — рассмеялся. При этом он обнаружил крепкие белые зубы.
— Вы продадите мне ковры, — проговорил он спокойно.
Я взглянул на него:
— Вы не ошибаетесь?
— Едва ли.
— Меня интересует причина.
— Пожалуйста. Слушайте. У меня самая большая в Германии коллекция шелковых ковров.
— Я полагал до этой минуты, что самая большая коллекция моя, а потом — коллекция коммерции советника Геброна.
— Вы и не можете знать моей коллекции. Она еще очень недавно в Европе. У вас есть несколько ковров, которые своей ценностью значительно превосходят ваше состояние. О, — взмахнул он своей женской рукой, — вы хотите сказать, что это меня совершенно не касается.
И затем он нарисовал мне картину моего имущественного положения.
Он говорил красноречиво, с таким знанием обстоятельств, сумел настолько загипнотизировать меня своим завуалированным голосом, что я в самом деле начал обдумывать возможность продажи ковров.
Я рассчитал, что на грандиозную сумму, которую предлагал мне незнакомец, мог бы купить три замечательных гобелена, принадлежавших одному молодому купцу, на которые я уже давно метил.
Я поднял глаза. Я увидел противного малого, условные жесты которого в соединении с самодовольной небрежностью производили на меня отвратительное впечатление. Я увидел и саркастическую гримасу, и это непрестанное поигрывание кольцами.
Я с удовольствием вздул бы его, настолько я ненавидел его в этот момент.
Я поднялся со своего места:
— Я не продаю ковры.
— Вы их продадите.
— Сожалею, но у меня нет более времени.
— Тогда я просто-напросто забираю ковры с собой.
Он взял стул, приставил его к маленькому коврику для молитвы и сказал:
— Пожалуйста, дайте мне клещи.
— Вон! Вы нахал!..
Незнакомец расхохотался и начал перерезать тесемки ковра.
Я вытащил из ящика письменного стола браунинг:
— Еще одна тесемка, и я выстрелю.
Рот незнакомца опять вытянулся вниз в виде полумесяца.
Он вынул из кармана маленький серебряный нож — у меня есть точно такой же — и начал срезать ковер.
Я поднял браунинг и начал считать:
— Раз….
Он спокойно резал дальше.
— Два…
Он уже наполовину срезал ковер.
— Три!
Раздался выстрел; пуля прошла сквозь тело незнакомца и через ковер.
Я ощущал в руке четырехгранную рукоятку револьвера. Я видел стул, ковер. Но ничто, никакое тело не упало на пол. Незнакомец исчез.
В тот же момент в комнату вошел, не стуча в дверь, маленький Плессов. Увидя меня, он побледнел и, видимо, ужаснулся. Но, тотчас же овладев собой, он сказал:
— Боже мой! Я с ума сошел? Я только что встретил вас у калитки. Вы сказали еще, чтобы я вошел и взглянул на новые гобелены.
Холодный пот выступил на моем лбу.
— Даю вам честное слово, Плессов, что уже три часа, как я не выходил из этой комнаты.
— Разве у вас кто-нибудь был? Ваш брат?
— Нет. Совершенно незнакомый господин, отвратительный человек.
— Но он выглядел совершенно, как вы, до полного обмана.
— Я стрелял в него.
— Черт возьми!
Маленький атташе окончательно пришел в себя.
— Слава Богу! Наконец-то опять я вижу немного курдской манеры обращения. Вы не знаете, кто это был?
Я неподвижно смотрел перед собой.
— Не знаете? — спросил заинтересованный Плессов. — Быть может, — он скромно улыбнулся, — быть может, какой-нибудь незаконный братец или…
— Ерунда, Плессов. Это был господин Alter ego.
— Кто?
— Alter ego.
— Ну, вы скажете… Но я никогда не встречал такого сходства.
И добавил, после паузы:
— Выстрела вашего я, однако, не слышал.
Он уселся и закурил сигарету. Я бросил взгляд на ковер Он был невредим, — не пробит и не прорезан.
— Плессов, вы верите в чудеса?
— Конечно, поверю, если со своими долгами доберусь до поста посланника.
— Нет, я говорю серьезно.
Плессов поглядел, размышляя.
— На Востоке, в странах древней культуры, отучаются от сомнений. Я видел на Ганге вещи, которые высоко стоят над искусством фокусников. Я видел факира, который бросил в воздух веревку и карабкался по ней, пока не исчез в облаках. Я видел, как Ибрагим-паша говорил со своим отражением в зеркале. Его отраженная фигура выступила из рамы, и в зеркале были видны мы, остальные, кроме паши.
— Плессов, — воскликнул я, — вы видели это?
— Ну да, — ответил он, — почему это вас так волнует?
— Плессов, — сказал я и судорожно схватил его за руки, — не допускаете ли вы, что эта таинственная сила может быть передана… Что, например, ковры… или эта сабля… Потому что я только что испытал нечто, совершенно подобное.
Атташе озабоченно взглянул на меня.
— Дорогой мой, — пробормотал он, — вещи подобного рода происходят в Индии или Персии, но здесь…
Неожиданно он умолк.
— Скажите, пожалуйста, — заговорил он вновь, — человек, которого я только что встретил, был…
— Был…
Плессов побледнел.
— Сабля, — пробормотал он.
Я вскочил со стула и твердыми шагами подошел к зеркалу. Кровь билась в жилах, мебель танцевала перед глазами.
С грандиозным напряжением воли я взглянул в зеркало.
Мне навстречу смотрело мое отражение.
И я увидел, как отражение оттянуло уголки рта вниз в форме полумесяца и засмеялось.
А потом засмеялся и я, между тем как мои колени дрожали и ногти впивались в мои ладони.
Но я знаю это наверно:
Отражение засмеялось раньше меня.
Евфемия фон Адлерсфельд-Баллестрем
ПЕРСИДСКИЙ КОВЕР
История одной души
Наша жизнь пестра и необычна, подобно старинному персидскому ковру, каббалистические знаки которого мы равнодушно топчем ногами, чтобы затем неизбежно попасть в объятия какого-нибудь призрака.
О, существует много историй о таких коврах, об индийских шалях, японских тканях, о медных курильницах. Это ароматные сказки, в которых встречаются все эти вещи. Сказки, такие нежные, как голоса женщин Востока; легенды, которые искрятся, подобно оперению райских птиц. Легкое опьянение опиумом сохраняет душу от холодного, давящего ужаса. И когда неожиданно появляется гримасничающая смерть, то чувствуется лишь легкое, улыбающееся сожаление о том, что история пришла к концу, и забывается, что имя этой истории — Жизнь.