Игрывыгры

– Приехали. – Девичий подбородок указал куда-то вверх. – Я здесь живу.

Шейка грациозно вытянулась, на ней пульсировала жилка. Чуть ниже охраняющими розу шипами выпирали две косточки, на живом нежном воротнике они напоминали петлицы армии, готовой сдаться понравившемуся противнику. Петлицы сходились у выемки, в которой взор тонул, как кораблик из бумаги в воронке ливневого стока. Почему-то вспомнились лунки для гольфа. И прочие лунки. В руки запросилась клюшка. Шумного выдоха сдержать не удалось, и Михаил, моргнув, задрал голову.

Состоятельность владельцев квартир в этом доме лезла из всех отсутствующих щелей. Простому работяге в такой терем не попасть. Даже на экскурсию.

Сбоку раздалось доверительно:

– Герой анекдота – звучит круто, но выглядит забавно, а мужчина всегда должен быть на коне. Особенно такой боевой. Давайте, что-нибудь из вещей одолжу. Пойдемте.

В отворенную дверцу поочередно выставились девичьи ножки, полоса юбочки от этого уехала к поясу. При вставании девушка еще раз мелькнула белизной округлостей, в которых утонула сошедшая на нет кружевная ниточка.

«Леща» бы ей за такие выкрутасы. Михаил вновь моргнул и покорно вышел. Подъездный зев отворился без привычного зубного скрежета, обдав не въевшимся сигаретно-туалетным дурманом, а свеженьким запахом строй-индустрии. Расползлись в стороны дверцы лифта с зеркалом в половину стены, и как-то само получилось, что Михаил с девушкой встали внутри вплотную. Ухоженная головка почти уткнулась в его широкую грудь, а страдающий без нижней пуговицы живот реально соприкоснулся с тем, что прекрасно просматривалось сверху.

Завораживающий вид влек и отталкивал. Обычно девичью кожу сравнивают с персиком, но сравнить с каким-то фруктом-овощем сиявшую перед глазами колдовскую ауру, которая лишь притворялась оболочкой из плоти и крови, значило обидеть ее до глубины души и прочего. Жанна с ног до головы состояла из соблазна. И только из него. Исключительно. Если мужчина еще мужчина, он чувствует такое сердцем и прочими мышцами, хоть как-то связанными с кровотоком.

Что за мысли в проклятую трезвую голову лезут! Женись он на несколько лет раньше, дочь была бы старше ночной знакомой и уже могла бы подарить внуков!

В ответ на впитывающий взгляд вертихвостка лишь улыбнулась – по-сообщнически нахально и чуточку пакостливо. А в момент остановки лифта потеряла равновесие, и пластилиновые горы размазались по расплавившейся стене Михаила.

– Пойдем, – отлипая от него, выдохнула Жанна.

И ткнула еще раз. Уже нарочно. С не меньшей результативностью. То есть, толчок был как бы приглашением… к выходу из лифта. Или все же?..

Никаких «все же». Михаил достаточно знал жизнь. Не такой уж он дар небес ни внешне, ни внутренне, чтобы с первого взгляда на него запала глупая молодая курочка. Петушков ее возраста в курятнике предостаточно – и красивее, и умнее, и перспективнее. Насчет последнего – в кого ни плюнь, попадешь в точку. Потому что он, Михаил, пика несостоявшейся карьеры давно достиг. Оттого и пить начал. Потому что впереди дорога только вниз. Все лучшее уже произошло. Все имевшиеся пути пройдены, пора уступать место молодым.

Но как же не хочется…

Снова ему не дали довести закрученную в спираль мысль до логичного конца. Он чувствовал, что еще чуть-чуть, и обнаружил бы в разложенных по полочкам событиях какой-нибудь подвох или нестыковку. Но…

– Вот и прибыли.

На них глядела дверь под номером сто одиннадцать.

– Красивый номер, – отметил Михаил.

– Стараюсь, чтобы у меня все было красиво, – рассмеялась Жанна.

Она даже замки отпирала красиво – эротично выгнувшись, склонившись к замочной скважине головой и при этом кокетливо выпятившись тугим задиком.

А юбка, черт ее подери, – мини! Михаил кашлянул и вновь стал смотреть на красивый номер.

– У тебя получается.

Благодарное движение плечиком, оценившее незамысловатый, но искренний комплимент, скользнуло по его груди.

– Заходите, Михаил, не стесняйтесь, – прозвучало из осветившейся прихожей. – Сейчас подберем что-нибудь.

В квартиру он заходил как в раскрытую пасть крокодила – с теми же трепетом и опаской, с какими дрессировщик кладет голову в зубы зверя, которого считает в основном не способным сжать челюсть для смертельного исхода. Главное слово – «в основном».

– Да я не из стеснительных, – зачем-то оправдался он.

Девушка с невольным смешком указала на бесподобное одеяние.

– Я заметила.

Смеется? Пусть смеется. Он здесь не впечатление производить, а по делу. А для дела неважно, какие чувства он в странной Жанне вызывает. И какие она в нем. И вообще, хватит заострять на этом ненужное внимание, а то древняя религия заостризм… или зороастризм, неважно, но она, в общем, тоже что-нибудь заострит, да так, что и до беды недалеко.

Взгляд обвел дорогие хоромы. Ваза в человеческий рост – видано ли? А телевизор, который больше окна? А картины на стенах, не очень похожие на репродукции? Н-да, из зажиточных эта фифочка. Ему до конца жизни на такое хребет гнуть. И то не факт. Мало того, совсем не факт, и до факта этому заключению как из Москвы до Мельбурна на троллейбусе.

Кажется, живет одна. Судя по обстановке. Но спросить не помешает. Во избежание.

– Живешь, как вижу, не с родителями?

– Именно.

– Повезло. Большинство об этом мечтает.

Он умолк, глядя, как соблазнительная ночная ведьмочка по-хозяйски расправляется с туфлями, небрежными бросками отправляя их в угол, а с полочки появляются похожие на мягкие игрушки веселые тапочки. Но успокоиться, не прояснив ситуацию до конца, он не смог.

– А друг? Не станет возражать против моего безобразного вторжения?

– Во-первых, совсем не безобразного. – Пушистые отверстия поглотили ножки приглашающей стороны, и эта многовыпуклая в разные стороны сторона с невероятно ободряющей улыбкой протянула приглашаемой пару обычных шлепанцев большого размера. – В произошедшем есть и моя вина. А во-вторых, нет никакого друга. Я одна.

Одна? И так рискует – не боится среди ночи ввести неизвестного в небедное гнездышко?

– Вы, наверное, замерзли? – всполошилась маленькая хозяйка. – Сейчас чайник поставлю. Вы, Михаил, проходите, ванная слева. Ополоснитесь. После моей подгазовки, уверяю, не помешает. Полотенце берите любое. Халат накиньте. Пожалуйста, заходите, не бойтесь, а я пока с делами закончу.

Он послушно вошел в шикарную ванную, ранее не вообразимую и во сне. Все было замечательно, все прекрасно, все сказочно. Неужели бывают такие отделочные материалы? Надо запомнить на будущее, вдруг руки дойдут дома похожее сотворить.

Многое казалось непривычным, например, что внутри нет ни защелки, ни ширмы. Он слышал о подобной моде, а столкнулся впервые. Впрочем, от кого запираться? Одна. Вот ведь. И так спокойно впустила приблудившегося по случаю постороннего. Возможно, видеонаблюдение включено, и неподалеку охрана не дремлет. Или девица настолько доверяет людям? Или – именно ему, чем-то понравившемуся?

Да о чем он опять, взрослый женатый человек, думает?

А о том, что не запираемая изнутри дверь вдруг откроется…

Брысь, негодные мысли, и без вас тошно.

Полилась вода, Михаил избавился, наконец, от медицинского халата, пострадавшего в борьбе с человеческой глупостью, и под струей кипятка ладони взялись отдраивать подмерзшую кожу.

Вчера с друзьями он, конечно, перебрал. Последнее время это почему-то происходило все чаще. А все тоска по потерянной молодости и несбывшимся надеждам.

Жизнь остановилась. Когда-то он мечтал. Теперь – вспоминает. Когда-то жаждал перевернуть мир. Теперь мир переворачивает его по собственному усмотрению. Дети подрастают, жилье имеется, машина не светит, перспектив никаких. Стена. Лоб уперся в нее, а жизнь понеслась дальше. А он, Михаил, весь из себя хороший, правильный и порядочный, остался. Чем еще успокоить душу, которая зудит и чешется?

Такие дела. Но вчера, видимо, переоценил возможности, иначе как мог оказаться в морге? И почему наши доблестные медики не заметили, что он еще жив?