Страница 54 из 62
Между тем, в России существует крупная отрасль, которая имеет надежный рынок сбыта и не испытывает недостатка средств - нефтедобывающая промышленность. Здесь возникли крупные компании ("эффективный собственник"), акции их ликвидны, имеются "стратегические инвесторы" и т.д. Иными словами, здесь не было больших помех тому, чтобы приватизация показала свой магический эффект в росте абсолютного эффекта (количества производимых благ), а также измеримого показателя эффективности производительности труда.
Результаты таковы: добыча нефти сократилась вдвое, а число занятых в отрасли увеличилось более чем вдвое. В 1988 г. на одного работника, занятого в нефтедобывающий промышленности, приходилось 4,3 тыс. т добытой нефти, а в 1998 г. - 1,05 тыс. т. Таким образом, несмотря на технический прогресс, который имел место в отрасли за десять лет, превращение большого государственного концерна в конгломерат частных предприятий привело к падению главного показателя эффективности более чем в 4 раза!
Нежелание экспертов объясниться с обществом по результатам приватизации носит уже вполне преступный характер.
Манипуляция словами и образами
Эксперты усиленно заменяют слова, смысл которых устоялся в общественном сознании, на "слова-амебы" с неизвестным происхождением и неясным смыслом. Более того, они создают новояз - извращают смысл слов. Замена русских слов, составляющих большие однокорневые гнезда и имевших устоявшиеся коннотации, на иностранные или изобретенные слова приняла в России такой размах, что вполне можно говорить о семантическом терроре, который наблюдался в 30-е годы в Германии.
Вспомним ключевое слово дефицит. В нормальном языке оно означает нехватка. Но людей уверили, что во времена Брежнева "мы задыхались от дефицита", а сегодня никакого дефицита нет, а есть изобилие. Как может образоваться изобилие при катастрофическом спаде производства? Много производили молока - это был дефицит; снизили производство вдвое - это изобилие. Это и есть новояз: нехватка - это изобилие!
Замечу, что и в чисто "рыночном" смысле реформа привела к опасному дефициту, какого не знала советская торговля. Чтобы увидеть это, надо просто посмотреть статистические справочники. В советское время нормативные запасы товаров и продуктов в торговле были достаточны для 80 дней нормальной розничной торговли. Если они сокращались ниже этого уровня, это было уже чрезвычайной ситуацией. В 1992 г. наполнение товарами упало на 40 процентов, после того как этот показатель упал уже в 1991 г. Затем в ходе реформы товарные запасы снизились до 20-30 дней. А, например, на 1 октября 1998 г. на складах Санкт-Петербурга имелось продуктов и товаров всего на 14 дней торговли. Положение регулируют только невыплатами зарплаты и пенсий (летом 1996 г. в Воронеже "резко" выплатили долги по зарплате и пенсиям, и в два дня полки магазинов опустели).
Что мы получили уже через три года реформы хотя бы в питании, говорит документ режима, а не оппозиции - "Государственный доклад о состоянии здоровья населения Российской Федерации в 1992 году": "Существенное ухудшение качества питания в 1992 г. произошло в основном за счет снижения потребления продуктов животного происхождения. В 1992 г. приобретение населением рыбы составило 30% от уровня 1987 г., мяса и птицы, сыра, сельди, сахара - 50-53%. Отмечается вынужденная ломка сложившегося в прежние годы рациона питания, уменьшается потребление белковых продуктов и ценных углеводов, что неизбежно сказывается на здоровье населения России и в первую очередь беременных, кормящих матерей и детей. В 1992 г. до 20% детей обследованных групп 10 и 15 лет получали белка с пищей менее безопасного уровня, рекомендуемого ВОЗ. Более половины обследованных женщин потребляли белка менее 0,75 г на кг массы тела - ниже безопасного уровня потребления для взрослого населения, принятого ВОЗ". Это - официальное признание в том, что реформа сломала сложившийся при советском укладе благополучный рацион питания и что в стране вовсе не происходит "наполнение рынка", а возник, как сказано в Докладе, "всеобщий дефицит" питания, ранее немыслимый.
Эксперты внедрили большое число эвфемизмов - ложных успокаивающих имен. Типично ложным именем были названы созданные в 1989-1990 гг. фирмы, начавшие разрушение финансовой системы и потребительского рынка. Они были названы "кооперативами". Это были типичные частные предприятия, в основном на теневом капитале или на украденных администрацией государственных средствах. Эти предприятия не были основаны на кооперативной собственности, собранной из паев участвующих в кооперации людей. Обследования показали: "более 90% существующих кооперативов - беспаевые. Когда работники увольняются, то практически никто не требует своего пая. Более того, они и не вспоминают о нем".
Одним из фундаментальных подлогов было внедрение в общественное сознание мысли, что политический и экономический порядок в России, установленный в 1991 г., был либерализмом ("либеральные реформы"). На деле этот режим по своей политической и социальной философиии тем более по практике принципиально и радикально противостоит либерализму - в гораздо большей степени, нежели русский большевизм. Вот академик Аганбегян: "Сильная политическая власть пpи неокpепшей демокpатии, котоpую мы имеем, не может быть демокpатической или либеpальной в западном понимании слова. Поэтому, навеpное, она будет pазвиваться в напpавлении автоpитаpном".
Люди с таким мышлением в принципе не могут быть либералами ни в какой сфере. А ведь под каким пpедлогом уговаривали они ломать советский стpой? Под тем, что такие болезненные pефоpмы, как ускоpенная индустpиализация, пеpевод экономики на военные pельсы и послевоенное восстановление в СССР были пpоведены без либеpальной демокpатии. Но тогда это делалось, пусть с жестокостями, пеpегибами и ошибками, в интеpесах большинства и пpи его явной поддеpжке. Именно это и вызывало ненависть Аганбегяна и Боннэp. А когда их спустили с цепи, чтобы pазpушить тот строй и пеpедать национальное достояние "своим", они легко сбpосили маску демокpатов. Тепеpь они за полицейский pежим.