Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 10



В школе у меня не было близких и ценных отношений, мне не нравится вспоминать то свое поведение, потому что оно было скорее под кем-то, для кого-то, но вовсе не обо мне, моих потребностях и интересах. Меня всегда очень волновало то, что обо мне думают и как обо мне думают другие. Иногда из-за конфликтов мне было страшно идти в школу, страшно сталкиваться с агрессией и давлением со стороны педагогического персонала. Я не знала, как себя защищать, и только принадлежность (пусть даже и мнимая) к какой-то сформировавшейся компании давала ощущение безопасности. Так или иначе, я понимала, что я там не особо кому-то нужна и со мной не стремятся общаться. Тогда я перестала пытаться, избегание привело меня к постоянным пропускам школы и тотальному ощущению одиночества. Так было до четырнадцати лет, когда в моей жизни случился лагерь, в который я длительное время ездила, а позже в нем же и работала.

От тихой девочки, которая не очень понимает, как общаться с людьми – я стала активисткой данного лагеря, и со мной стремились общаться многие. Думаю, что я могла чувствовать себя уверенно, как только видела, что меня принимают. А принятие было одной из основополагающих ценностей этого места. Сегодня мне не слишком приятно это осознавать, но отношение ко мне часто стояло на несколько высокомерной транслируемой мной позиции и статусе, на высоких словах и общении с наиболее социально значимыми людьми. Мне нравилось быть в центре, модерировать дискуссии, настаивать на тех или иных проектах отряда, общаться со старшими и видеть интерес в свою сторону от разных людей. Думаю, это значительно подкрепило стратегию, в рамках которой я надела на себя образ человека, который не слишком подпускает к себе, самодостаточного и циничного. Позже мне было очень сложно отойти от этой модели. Итак, как выглядела моя жизнь, когда тревога была скрыта глубоко внутри и мне казалось, что в моем социальном взаимодействии нет никаких проблем (в то же время я продолжала избегать школы и контактов внутри нее)?

Во-первых, у меня было очень много людей вокруг. Я достаточно быстро сближалась и находила общий язык с теми людьми, что были мне интересны. Я не была одинокой, и со стороны казалось, что я очень общительна. Я генерировала идеи для лагерных мероприятий и создавала пространство таким образом, чтобы самостоятельно не ставить себя в уязвимые позиции, где я могу чего-то не уметь или не знать. То есть со стороны моя активность была очень высокой, но если анализировать то, что я делала – это тоже было избеганием любого проявления слабости. Мне нравилось то, каким человеком меня воспринимали в организации, и я чувствовала себя сильно уверенно и защищенно. Время шло, и из-за постоянных пропусков я достаточно плохо закончила школу, обесценив ее всеми возможными своими силами. Я считала, что это время надо просто забыть. Говорила о том, что это мне было неинтересно общаться с людьми, а не им со мной. Сама же и верила в эту легенду.

Впервые я отметила в себе сильное тревожное состояние, когда должна была выступить на собрании в контексте моей работы. Тема, которую я знаю «от и до», люди, которые уважают и ценят меня, небольшой уютный офис. Директриса говорит: «Ольга выступит перед вами через десять минут». И начинается…

Руки становятся влажными, появляется какой-то неожиданный кашель и хрипота, сердце стучит сильнее и сильнее. Хочется провалиться куда-нибудь далеко и желательно навсегда, выйти в окно, сбежать и исчезнуть. Делая вид, что у меня зазвонил телефон, выхожу в коридор, закрывая за собой дверь, и пытаюсь собраться с мыслями.

Первая возникшая мысль была о том, что мне не нужна верхняя одежда, которая осталась в кабинете, и я вполне могу уйти сейчас без нее. Уйти и больше никогда не появляться в этой организации. Или же, что будет более похоже на правду, объяснить позже, что случилось что-то значительное и уйти мне было необходимо. В тот день я все-таки смогла взять себя в руки и выступить, но те ощущения и состояния быстро вросли в мою память и время от времени давали свои плоды.

Так, в течение нескольких лет я находила красивое оправдание и избегала открытых уроков, публичных выступлений, отстаивания своего мнения внутри группы и т. д. Естественно, это сильно изменило мою жизнь.

Наша психика обладает интересными свойствами. То, что изначально придумывалось мной сознательно как стратегия избегания ситуаций, где я могу пережить неконтролируемое состояние тревоги, со временем стало ощущаться как абсолютно нормальное и логичное, рациональное и объяснимое действие. Например, я искренне верила, что не должна доказывать свой профессионализм перед коллегами_инями во время открытых уроков, так как я работаю там значительно дольше, чем любой_ая из них. Или что нет никакого смысла объяснять что-то людям на совещании, так как они имеют более слабое образование, и я лишь потеряю свое время. Подобных примеров действительно много, и мне сложно про них вспоминать.

Следует отметить, что я была старостой в группе, участвовала в огромном количестве проектов, в которых была организаторкой и которые вела, шла на красный диплом и имела вполне себе сформированные амбиции стать достойной специалисткой, развиваться в науке и т. д. Взяла ли я максимум из того периода и сделала ли все, чего искренне хотела? Нет. И виной тому была сильная тревога, которая стала моей постоянной попутчицей. В какой-то момент было сложно определить, кто из нас выступала в роли оруженосца – тревога или я.



Мышление, а именно установки, которые были приняты, находили миллиарды причин не участвовать в студенческих конференциях (и осуждать при этом выступающих, так как их доклады просты и неинтересны), а тревога тем временем занимала все большую территорию в моей жизни, выходя за пределы одних только публичных выступлений.

Однажды я поняла, что чувствую тревогу, приезжая в институт после кого-то. То есть момент, когда я захожу в аудиторию и там кто-то уже сидит, вызывает у меня переживание тревоги. Тогда я стала вставать на час раньше и приезжать в институт первой. Чуть позже мне стало некомфортно говорить что-то на паре, если на меня кто-то смотрит, и я стала садиться на первые парты, чтобы большая часть группы осталась за спиной.

Все это походило на игру с собственным страхом. Кто сделает следующий ход и сможет оказаться хитрее. Но правда в том, что наш страх всегда оказывается впереди нас, если мы играем от него, а не смотрим ему в глаза.

Чем больше мы избегаем ситуации, которая вызывает у нас страх (а в случае тревоги мы часто оказываемся в замкнутом круге: начинаем бояться самой тревоги и этого состояния), тем сильнее страх становится ведущим нашего поведения.

Мы все сильнее ограничиваем нашу деятельность в соответствии с этой тревогой. Появляется набор разных «не могу». Причем это «не могу» находится только в нашем мышлении, но мы искренне ощущаем, что оно более чем реально. Я ежедневно сталкиваюсь на консультациях с убеждениями клиентов_ок: «я не могу ездить в общественном транспорте», «мне нельзя находиться в помещении, где нет окон», «я не могу заснуть, если в комнате выключен свет», «я никогда не прыгну с парашютом». Все эти радикальные «не могу», «нельзя», «никогда» и др. делают нас бессильными и очень быстро начинают восприниматься нами как данность нашего существования. Мы либо окончательно поддаемся этому убеждению, либо начинаем яростно сопротивляться, и на их место встает «я должен_на».

«Я должна быть уверенной спикеркой», «я не должна испытывать тревогу, я же психологиня», «я не должна показывать людям то, что волнуюсь». Все эти долженствования связывают по рукам и ногам, ты ощущаешь себя натянутой струной. И чем сильнее затягивает вас это болото, тем больше иллюзорных «должен_на» выстраиваются там, где имеет место быть знакомое каждому «мне страшно» и «я боюсь».

Я поняла, что не хочу больше жить таким образом, когда начала активно работать. Я сделала первый и честный шаг – записалась на прием к психотерапевтке, и через активную работу как со специалисткой, так и самостоятельно – начала меняться.