Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 16

Мужчина подозрительно осмотрел продолжающую бурлить жидкость, взболтал, тяжело вздохнул и, поплевав через плечо, рискнул:

– Правда не всегда опыты удачные. Ну, твоё здоровье!

Закашлявшись, Пижма бросилась к стене. Кажется, Лео растаял, расплавился, то ли изнутри, то ли снаружи. Вот уж не так она планировала выполнить задание нанимателей. И вроде не виновата ни в чём, а всё равно как-то мерзко…

Вот только Леонард не собирался покидать бренный мир так легко. Раздался рык, который не мог принадлежать собаке, волку или тигру. Горелки отбросили на стену крылатую тень. Впервые Пижма поняла, что, кажется, дракон – это не шутка. Она подняла голову и… захохотала.

– Ну давай, смейся, – обиделся дракон, выгибая длинную изящную, почти лебяжью шею.

– Прости-и-и-и! – стонала она, не в силах замолчать. – Экология, да? Стрессы?

Дракон сердито зашипел, приподнимая чешуйки за щеками:

– Не вижу ничего забавного! Я получился правильной формы, а это уже прогресс!

– Прогресс, конечно, прогресс! И вообще, у мужчин такое случается, не расстраивайся!

– Ты просто не видела, с чего я начинал. Результат нужно сравнивать с собственными вчерашними достижениями, – с достоинством облизался раздвоенным языком ящер.

– А то! – с готовностью согласилась Пижма. – Сейчас мы передохнём, перекусим и обязательно попробуем ещё раз!

– Почему мне кажется, что ты надо мной издеваешься? Ты уверена, что стоит злить Дракона? – змей склонил голову, выдыхая копоть, и двинулся к девушке. Огромная тень на стене уменьшалась обратно пропорционально разделяющему их расстоянию.

Пижма облизала пересохшие губы, улыбнулась, показав щербинку между зубами, щепотью, как кошку, подхватила дракона за загривок и усадила на сгиб локтя. Крохотный дракоша, хоть и оказался тяжеловатым, поместился идеально:

– Тебе не кажется, – она почесала чешуйки под подбородком самого опасного монстра Лимба. Монстр обиженно пыхнул дымом, но почесушки оценил, поэтому выворачиваться не стал, доверчиво подставил чувствительный шейный бугорок нежным пальцам, да так и уснул.

Глава 4. Про тяжёлый кулак и лёгкую руку

До утра дракончик пробыл дракончиком. А потом действие зелья кончилось, чешуйки втянулись, тело удлинилось, и проснулась Пижма уже в объятиях Леонарда, а не его звериной ипостаси. Признаться, хвостатая версия девушке нравилась больше: после ночной прогулки и купания в холодной болотной грязи живая грелка пришлась как нельзя кстати, но не ругаться же теперь за то, что человек посмел вернуться в своё естественное состояние.

Мужчина потянулся, едва не свалив телохранителя с узкой софы, сладко причмокнул губами и с довольным видом прижался щекой к её груди. Пижма слегка опешила: подобную беспардонность следовало бы наказать, но… но он дрыгает ножкой во сне и сопит! Разве у неё поднимется рука на такое милашество? Доказывая самой себе, что поднимется, да ещё как, она щёлкнула наглеца по носу. Легонько, но ощутимо. Дракон хрюкнул и проснулся.

– Доброе утро! – невозмутимо поприветствовал он. Пижма промолчала, выразительным движением бровей показывая, что, раз уж она проснулась в объятиях голого полузнакомого мужчины, то он хотя бы должен накормить её завтраком. Леонард, кажется, подумал о том же: – Есть хочешь?

Девушка укоризненно развела руками и поджала губы: а сам не видишь?

– Даже если это будет хорошо промаринованная девственница? – уточнил дракон, прыгая на одной ножке, чтобы второй попасть в штанину.

– Промаринованная, прожаренная, пропаренная… Не заставляй меня истекать слюной, приятель!

Лео замаскировал хихикание звоном посуды, правда, с каждой минутой звон становился всё более растерянным.

– Пижма, мне слегка неловко…

– Если ты скажешь, что оставишь меня без еды, я начну всерьёз задумываться об экзотической кухне и драконятине, – пригрозила жертва вынужденной диеты.

Леонард безропотно замер:

– Тогда не скажу.





– Но сути дела это не меняет?

Лео замотал головой так радостно и так насмешливо сверкая глазами, словно выкинул лучшую шутку недели.

– Чего лыбишься? Как будто сам не голодный.

– Голодный, ещё какой! – подтвердил он. – Но это значит, что нам придётся спуститься в село.

– И что же тут такого хорошего? Эти ребята вчера тебя на фарш собирались перекрутить. Думаешь, сегодня они подобрели?

Дракон, уже наполовину скрывшийся в сундуке со всякими ненужными мелочами, беззаботно отозвался:

– Они не знают, что я человек, так что закупаться на ярмарках учёному аскету никто не мешает, – в доказательство собственной аскетичности Лео достал новенькие начищенные сапоги и туго набитый кошелёк. Пижма из интереса сунула нос в лимбовскую валюту: что в ходу в стране, считающей золото грязью? Однако шарики, похожие на угольки, восторга не вызвали.

– Это считается много? – указала она на тоненько звенящий мешочек.

Лео отсыпал в поясную суму горсть, остальное убрал на место и сдержанно кивнул:

– Достаточно, чтобы перекусить, закупить продукты и заглянуть в ещё одно местечко.

– Не люблю тайны, – Пижма с трудом натянула предложенные кожаные штаны и с куда большим удовольствием нырнула в широкую горчичного цвета рубашку, также обитавшие в ларе.

– Никаких тайн. Просто я не могу позволить прекрасной леди щеголять в старой мужской одежде. Купим тебе новое платье. И туфли, – добавил он, виновато подавая пережившую все невзгоды обувь.

– А шоппинг люблю ещё меньше! – признаваться, что, не получив утреннюю порцию кофеина, она ненавидит вообще всё, девушка постыдилась, поэтому, чтобы не показаться ханжой, в долину спускалась безропотно и, если и ругаясь, то сквозь зубы и безадресно.

Вчера её доставили сюда с противоположной стороны холма, видимо, чтобы хитрый дракон не заподозрил неладное, так что Пижма, всегда далёкая от красот природы и считающая неотъемлемыми составляющими отличного отдыха интернет и пиво, невольно залюбовалась.

Деревенька выделялась яичным желтком в ямке подготовленной для теста муки: маленькие домики, норовящие перещеголять друг друга цветастыми боками, теснились в серёдке утопленной в верхушку горы поляны; во все стороны разбегались ленты разноразмерных тропинок и казалось, что одна или две вот-вот прорежут каменную стену, и тогда не сдерживаемые холодным камнем краски, перемешавшись, хлынут наружу, затапливая и расписывая серый мир.

– До чего же тоскливо тут, наверное, живётся, – фыркнула Пижма, загоняя кольнувшую в сердце зависть поглубже. – Делать нечего, пойти некуда. Тоже мне, идиллия!

– А мне нравится. Так у них спокойно, так светло. Вдали от городов люди умеют оставаться счастливыми, ещё помнят, каково это, – честно ответил Леонард. Нет, он вопиюще неправильно себя ведёт! Разве имеет права мужчина, да вообще кто-либо, делиться чувствами? Хвалить что-то, вставать на защиту вместо того, чтобы бросить едкое замечание?

– Угу, только они тебя прибить хотели. Развлечения ради.

– Они не со зла, честное слово! Это всё пропаганда. Магических существ всегда побаивались, вот и записали дракона в злодеи, не разбираясь, что к чему.

– И ты их ещё выгораживаешь?! – вот сейчас он начнёт отпираться и доказывать, что люди, конечно, идиоты, но он выше их глупости.

– Да, выгораживаю.

– Почему?!

– Потому что они мне нравятся. И потому что мне есть, с чем сравнивать. Поверь, эти люди – хорошие. Ну, практически все, – Лео злобненько потёр ладошки друг об друга и агент удовлетворённо хмыкнула: нельзя совершенно бескорыстно любить людей. Люди – сволочи. Это всем известно. А Лео просто притворяется, чтобы не показаться циником новой знакомой. Но Пижма-то знает, с какой лёгкостью торгуют человеческими жизнями те, у кого появляется такая возможность.

Назвать ярмаркой ежеутреннее скопление торговок у главных ворот деревеньки (крест-накрест сбитые у самой широкой тропки доски при полном отсутствии забора) не повернулся бы язык даже у подхалимов, обладающих, как известно, поистине поэтической фантазией. Тётки просто собирались на рассвете почесать языки, но, дабы не прослыть бездельницами, прихватывали с собой на обмен огородные дары да всякую ненужную мелочь: керамику, вышивку, резные ложки, неугомонных детей, которые дома до возвращения матери успеют всё разнести. Последние, зевая, со страдальческим видом держались за материнские юбки или сидели на земле, опираясь о чьи-нибудь ноги. Безобразничать в такую рань не хотелось ни одному хулигану.