Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 10

Он снова перевел взгляд на Марину, подмечая все эмоции, сменяющиеся на юном, свежем личике – тревога, растерянность, но вместе с тем – упрямство. Она все ещё не желала понять, что ситуация, в которой оказалась – необратима.

В голове снова мелькнула мысль о том, чтобы быть с ней поласковее. Но он уже давно не носил масок, прикрывающих его истинную сущность, и не намерен был возвращаться к этому теперь. Ей же лучше, если она сразу будет знать, что он из себя представляет и не будет лелеять напрасных иллюзий о том, что его можно разжалобить или уговорить отпустить. Потому что он был просто неспособен испытывать жалость.

Он не проявлял сострадания ни к кому. Ещё много лет назад Паоло Раньери вытравил из себя все человеческое, отрезал жалкие сантименты, как ненужный пласт души. Он довольно рано усвоил, что в этой жизни никто тебе не поможет, кроме тебя самого. Он презирал чужие слабости и ненавидел, когда кто-то пытался отыскать в нем уязвимые места. Он не умел ни давать, ни принимать – ничего, кроме того, что касалось секса.

Подойдя вплотную к кровати, Раньери навис над Мариной и усмехнулся, когда та невольно вжалась в спинку, словно могла тем самым спрятаться от него.

– Не стоит так бояться, – сказал он, протягивая к ней руку и неторопливо наматывая локон светлых волос на указательный палец. – Сейчас тебе в это не верится, но то, что будет с тобой происходить – в конечном итоге окажется очень приятным.

– Я не хочу, – замотала она головой и шелковистая прядь от ее движения плотнее затянулась на его пальце. – Не надо. Пожалуйста…

«Не надо… пожалуйста, не надо…» – эти слова неожиданно отдались в его голове совсем другим голосом, почти забытым, старательно затертым. Они звучали в иной, давно не принадлежащей ему жизни. Они рождали в голове картинки, от которых крепко, до боли в зубах сжимались челюсти.

«– Мама, что происходит?

– Сиди здесь. И делай все, что тебе скажут.

– Я не понимаю…

– Заткнись!

Стук захлопнувшейся двери – и тишина. А на смену ей – бесполезный, нелепый полу-крик, полу-всхлип:

– Я не хочу! Пожалуйста, не надо…»

Паоло понял, что потянул Марину за волосы с неожиданной силой, когда услышал, как та вскрикнула от боли. Он смотрел в ее глаза, на которых выступили слезы, и не испытывал ничего, кроме ненависти. И хоть не она была ее объектом, но она была ее причиной. Она посмела всколыхнуть в нем то запретное, что он когда-то подавил в себе силой воли. И мгновенно перечеркнула все шансы на то, чтобы он обошёлся с ней хоть немного мягче, чем был способен на то обычно.

– Вот что, Марина, – заговорил он, приближая свое лицо вплотную к ее. – Давай договоримся сразу: уговоры и слезы – это напрасная трата времени. Ты не выйдешь отсюда, пока не выполнишь все, что я скажу.

– Вы не понимаете, – выдохнула она едва слышно, – я не гожусь для этого. У меня нет никакого опыта.

Он улыбнулся с хищным довольством. Она сама рассказала ему то, что он хотел знать.

– Нет, это ты не понимаешь, – произнес почти ласково, касаясь кончиками пальцев бархатистой кожи ее щеки, – именно то, что у тебя нет опыта – делает тебя особенно ценной и желанной.

– Вы меня изнасилуете?

– О, нет, – хмыкнул он, неожиданно развеселившись, – ты захочешь этого сама.

– Нет, ни за что, – замотала она головой. – Вы не имеете права. Это незаконно. Меня будут искать. Мама знает, куда я поехала…

Она говорила быстро, отрывисто, почти бессвязно. Он понял, что девчонка близка к истерике.





– Ты принимаешь меня за идиота? – поинтересовался он спокойно. – Тебя никто не найдет. Ты же видела девочек – ты не первая, кто попал сюда.

– Отпустите меня, – снова заговорила она простительно. – Я никому ничего не расскажу. Только отпустите меня.

– Ты и так никому ничего не расскажешь в любом случае, – пожал он плечами. – И, знаешь, мне изрядно надоел этот разговор. Так что давай не будем ходить по кругу, и ты спокойно выслушаешь, что тебя дальше ждёт.

Она не ответила. Просто смотрела на него молча, как затравленный зверь. Он не был уверен, что она вообще понимает, что он говорит.

Заложив руки в карманы брюк, он выпрямился и, глядя на нее немигающим взором, продолжил:

– Чтобы обрести свободу, тебе придется пройти пять уровней инициации. Пять уровней, на каждом из которых ты будешь узнавать что-то новое о сексе и собственном теле. Я покажу тебе все виды удовольствия, какие только возможны. Все, кроме одного.

– Я не хочу, – упрямо повторила она. – Не хочу, слышите?! – ее голос сорвался на крик и он вдруг не выдержал. Резко притянул к себе и запечатал рот поцелуем – грубым, жёстким, почти злым. Больно прикусил губу, точно ставил метку, заставляя Марину приглушённо вскрикнуть и разомкнуть плотно сжатые челюсти. Ворвался языком в ее рот, лаская, подавляя, подчиняя себе. И только когда кончился в лёгких воздух, отстранился, удивляясь тому, какое неожиданное удовольствие испытал от этого поцелуя.

Возможно, ему стоило передать эту девчонку кому-то другому, пока она окончательно не вывела его из себя, но эта мысль ему отчего-то очень не нравилась.

Расправив плечи, словно стряхивал с себя этим жестом ненужные измышления, Паоло направился к двери. Немного помедлив у порога, обернулся и, оценивающе оглядев Марину, кивнул собственным мыслям и сказал:

– Я пришлю к тебе массажистку. Перед нашим первым уроком ты должна быть расслаблена и подготовлена к тому, что тебя ожидает.

***

– Я пришлю к тебе массажистку, – рефреном прозвучало в её ушах.

Всё. Всё было решено, и как она ни будет умолять, никто её никуда не отпустит.

Марина осталась одна в этой чёртовой комнате, где этот извращенец держал своих дорогих «игрушек».

«Потому что мне это нравится», – вспомнила она то, что ей сказала рыжая девушка. Им это действительно нравилось. Они преспокойно жили себе в этой комнате и зарабатывали большие деньги. А она совершенно не желала ни оставаться здесь, ни дарить свою невинность кому бы то ни было.

Марину передёрнуло, когда она вспомнила о поцелуе Паоло. Её ощущение от него было странным – похожим на разряд электрического тока, который сконцентрировался внизу живота. Никогда ещё она не целовалась с настолько взрослым мужчиной, тем более не делала этого с тем, кто брал, что хотел. Пять уровней инициации. Удовольствие, секс, то, чего она не знала о собственном теле… Может, она и не знала этого, зато знала, чего именно хочет. Убраться отсюда и как можно скорее.

Марина снова сорвалась с постели. Если эти девушки живут здесь на других правах, у них должна быть хоть какая-то связь с внешним миром. Она подбежала к тёмному комоду, стоящему возле ближайшей кровати, и принялась рыться в нём. Бельё, бельё, бельё… Тонны белья всех расцветок и материалов – атласное, кружевное, красное и белое. И больше ничего. На очереди оказался туалетный столик, уставленный баночками и флаконами. В нём был единственный ящик, но телефона в нём не оказалось – какие-то безделушки, дневник, книга и больше ничего. В шкафу тоже оказалась только одежда – преимущественно это были платья.

Осмотр вещей второй девушки тоже не дал результатов. Всё то же самое – словно одежда для кукол Барби разных фасонов и цветов. В основном изящные вещицы, трусики, чулки и сорочки. Интересно, её тоже одарят таким барахлом?

Не особо надеясь на то, что её ждёт успех, Марина открыла верхний ящик комода, принадлежащего той, кого девушки называли Эля, и едва сдержала радостный вскрик – прямо поверх аккуратных стопок трусиков лежал заветный телефон.

Она схватила его и тут же включила, чтобы убедиться, что на экране не стоит пароля. Быстро набрала номер матери, едва дыша. Казалось, в любой момент в комнату войдут и застанут её на месте преступления. Даже сердце почти перестало биться, замедлив свой бег.

Тишина. Там, на том конце связи, была мёртвая тишина. Перенабрав номер, Марина подскочила к окну в надежде, что хотя бы здесь будет связь, но ответом ей было всё то же молчание. Хотелось плакать от бессилия. Или разбить здесь всё – вазы, окна, хрустальную люстру. Выместить на вещах хотя бы часть той беспомощной злости, что бушевала внутри.