Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 5

– Это мне хорошо известно. Но я хочу, чтобы ты нашел подход. Это важно.

– Полина Романовна, я никого специально не валил…

– Никита! Я не собираюсь с тобой спорить! – Завкафедрой снова вспыхнула, отчего ее губы превратились в тончайшие нити, а ноздри раздулись. Она встала с кресла и повторила: – Найди подход. Просто найди его.

Я сделал покорное выражение лица. Полина Романовна удовлетворенно кивнула и вышла из моего кабинета. Это, конечно, нонсенс, чтобы заведующая кафедрой гражданского права крупнейшего университета – Российской академии юриспруденции – сама зашла в кабинет к обычному преподавателю, хоть и доценту, доктору наук, но у нас с Полиной Романовной совершенно иные отношения. Именно благодаря ей мне удалось защитить в двадцать шесть лет докторскую диссертацию по гражданскому праву, а до этого, в двадцать четыре, кандидатскую в той же отрасли. Полина Романовна всегда очень ревностно относилась к аспирантам и докторантам, которые подавали надежды и действительно любили науку. Среди молодежи в аспирантуре сейчас сплошь и рядом уклонисты от армии, дети богатых родителей, а также дети уважаемых людей, а, собственно, людей науки – сосчитать по пальцам. Может быть потому, что у Никиты-аспиранта горели глаза и я бежал впереди всех, стараясь успеть побывать везде и послушать все, что только было доступно, я и попал в поле зрения профессора Поляковой? А может быть потому что я и ее сын Николай очень похожи. Николай умер от рака головного мозга летом две тысячи седьмого, ему было двадцать два года, мы были ровесниками. В тот год я поступил в РАЮ в аспирантуру (специалитет я получал в МГЮА им. О.Е. Кутафина), и по распределению попал к научному руководителю доктору юридических наук Полине Романовне Поляковой. Она всегда была очень жестким преподавателем, но на ее лекциях студенты, аспиранты и докторанты просто таяли: эта женщина жила цивилистикой, боготворила ее и прекрасно разбиралась в том, о чем говорила. У нее на любую сухую правовую конструкцию были красочные житейские примеры, которыми она щедро делилась со всеми, кто желал постигать юридическую науку. И она поддерживала тех, кто действительно желал учиться. После смерти сына Полина Романовна не оправилась до сих пор, хотя прошло одиннадцать лет. Я не застал ее при живом сыне, я знаю ее только как безутешную мать, потерявшую единственного ребенка, которая не пропустила ни единого дня на работе из-за долгой и мучительной болезни и последующей смерти сына. Но преподаватели, когда стали моими коллегами, рассказывали, что в лучшие годы, когда у Коли еще не было в мозгу опухоли размером с апельсин, Полина Романовна улыбалась, красила губы помадой и одевалась в яркие краски. Мне было сложно представить эту облаченную в сухие брючные костюмы без грамма косметики на лице, холодную, собранную и не обсуждающую ничего, кроме работы женщину в праздничном наряде или хотя бы с помадой на губах.

– Вы далеко пойдете, – сказала она мне на первом же собеседовании тоном, которым судьи читают приговор. – Конечно, при условии, что не будете лениться. Если будете прилежно учиться, делать успехи. У вас талант, это видно. Но талант без усердия и упорства не приводит ни к чему хорошему.

Безусловно, я усердно трудился. Я был лучшим аспирантом в потоке, у меня была прекрасная диссертация на актуальную в те времена тему статистических исследований причин банкротства промышленных предприятий, моя защита прошла без сучка и без задоринки. И, по-хорошему, мне следовало закончить с наукой, и идти практиковать, но мне было невероятно интересно не только учиться, но и учить, и я попросил Полину Романовну похадатайствовать перед заведующим кафедрой гражданского права оставить меня младшим преподавателем или вовсе ассистентом профессора Поляковой. И меня оставили, а уже осенью я поступил в докторантуру, чтобы через два года под чутким руководством Полины Романовны предложить свою работу к защите перед советом.

– Это будет очень сложно, – не уставала предупреждать меня Полина Романовна все два года учебы, – соискать звание доктора наук в двадцать шесть лет – это практически невозможно, ты сам знаешь. Обычай таков, что доктор – это старше сорока минимум. И не нам с тобой, юристам-теоретикам, недооценивать обычай.





Но все получилось. Отчасти благодаря тому, что у Полины Романовны превосходное чутье на актуальные вещи. Именно она не согласовывала мне тему докторской диссертации почти год, терзая меня исследованиями, отчеты по которым следовало прочесть, а какие-то обобщить и написать, чтобы понять, в какой части науки закралось болезненное зерно, которое ранее никто еще не описывал, но которое было актуальным и злободневным. Учитывая сколько диссертаций защищалось каждую неделю в стране и во всем мире, найти такое зерно было настоящим искусством, но, в конце концов, мы поняли что это: электронные договоры, или, если говорить современным языком, смарт-контракты. Основная идея диссертационного исследования состояла в том, чтобы доказать, что смарт-контракт не просто автоматизация непонятно чего, но реальный способ решить фундаментальные проблемы договорного права, одна из которых – четкое обозначение грани, где заканчивается свобода договора и начинается злоупотребление правом. Смарт-контракт призван не только вобрать в себя лучшие договорные практики, но и процедить их сквозь сито судебного надзора.

В общем, идея мне очень понравилась, и я принялся ее воплощать. На этапе сбора эмпирического материала проблем не возникло, а вот когда я подошел, собственно, к моменту, где казавшаяся мифической защита замаячила прямо перед моим носом, меня окутал страх. Ведь я собираюсь выступать перед кучей престарелых профессоров, которые сделали карьеру и построили свои шикарные дома на том, что анализировали сделки, составляли проекты договоров, писали их мучительно; годами обобщали судебную практику, комментировали ее и зарабатывали на этом всю жизнь. И что я им скажу с кафедры? Что смарт-контракт сделает работу их жизни трехсекундным вычислением? А ведь это так и было – если смарт-контракт, то есть, самый обычный текст соглашения, привести в машинописный вид, то есть, указать источники права, которые регулируют то или иное его положение, то система управления таким контрактом самостоятельно изучит не только новеллы законодательства, связанные с источником, но и проанализирует судебную практику, изданную на момент запроса. Ошибки в таком случае не будет никогда: ведь система не ошибается. Она может только неправильно что-то понять, но система обучаема. Ошибки будут, конечно, куда без них, но только первое время, а потом и они сойдут на нет.

За день до защиты Полина Романовна пришла в мой кабинет, тогда еще не бывшую котельную, а небольшую преподавательскую, которую я делил вместе с другими преподавателями нашей кафедры; это было позднее время, почти двенадцать ночи, никого кроме меня не было. Я работал над презентацией – просто переделывал ее полностью в ночь перед защитой, это нормальная практика для меня. К тому часу я не спал уже сутки, а предыдущие – урывками, большей частью в транспорте. Голова соображала плохо, от кофе меня уже тошнило, еда не лезла. За месяц до защиты я похудел на шесть килограммов, что для меня, человека без лишнего веса в принципе, очень сильная потеря.

– Ты сильно осунулся и похудел, – сообщила мне Полина Романовна, как будто я сам по одежде не видел, что тону даже в самых узких брюках. – Но у всех докторантов такое состояние перед защитой. Истощение крайней степени. Это еще не медицинский термин, но очень близок к этому. Но это все неважно, потому что завтра ты выйдешь к той кафедре и защитишься. А потом уедешь в отпуск на несколько недель, будешь отдыхать и вообще ни о чем не думать. Представляешь, в твоей жизни настанет какое-то время, когда думать будет просто не о чем. Непередаваемое ощущение!

– Я ужасно боюсь, – признался я. – Я боюсь, что завтра меня растерзают, оставят только глаза, чтобы они смотрели на всех остальных, кто защитился.

– Не выдумывай, – вздохнула Полина Романовна. – У тебя прекрасная, современная тема. Ты не книжный червь, ты – ученый. Ты не должен писать толстенные трактаты ни о чем. Твоя задача – двигать науку вперед. Смарт-контракт – это, безусловно, наука. А статистикой убийств в Восточной Сибири в третьем квартале прошлого года пусть занимаются исследовательские институты в рамках своих научных конференций.