Страница 3 из 13
Духовное начальство нашло нового кандидата на освободившееся место, им оказался молодой священник. Его первая служба в храме приходилась на праздничный день.
Войдя в алтарь, батюшка неожиданно увидел недалеко от святого престола незнакомого священника, в полном облачении, но скованного по рукам и ногам тяжелыми железными цепями. Недоумевая, что все это значит, батюшка, однако, не потерял присутствия духа. Помня, зачем пришел в храм, он начал обычное священнодействие с проскомидии, а после прочтения третьего и шестого часов совершил всю Божественную литургию, не обращая внимания на постороннего священника, который после окончания службы стал невидим.
Тогда иерей понял, что тот скованный священник пришел из загробного мира. Но что это значило и почему он стоял именно в алтаре, а не в другом месте, этого он не мог понять. Незнакомый узник во время службы не произнес ни одного слова, только поднимал скованные цепями руки, указывая на одно место в алтаре, недалеко от престола.
То же самое повторилось и на следующей службе. Новый батюшка взглянул на то место, куда указывал призрак. Присмотревшись, он заметил лежавший на полу, около стены, небольшой ветхий мешок. Он поднял его, развязал и нашел там множество записок о здравии и об упокоении, какие обычно подают священнику для поминовения на проскомидии.
Тут иерей понял, что эти записки остались непрочитанными умершим настоятелем храма, который явился к нему из загробного мира. Тогда он помянул на проскомидии имена всех, кто был в тех записках. И тут же увидел, как помог умершему священнику. Едва он закончил чтение этих записок, как тяжелые железные цепи, которыми был скован загробный узник, с лязгом рухнули на землю.
А бывший настоятель подошел к батюшке, не говоря ни слова, упал перед ним на колени и поклонился. После этого он снова стал невидим.
Служба Отечеству
Как-то меня пригласили на освящение квартиры одного чиновника. Быстро одевшись, я вышел на улицу, где меня поджидал слуга этого господина, крепкий солдат. Пока мы шли, я спросил его, давно ли он на службе.
– Я уже, батюшка, второй год в отставке.
– А сколько лет ты служил?
– Двадцать пять.
Я удивился. Он был так моложав, что ему нельзя было дать больше тридцати лет.
– Наверное, служба-то была легкой, без особых трудов?
– Не знаю, что сказать на это, батюшка. Может ли у солдата быть легкая служба? На труд солдат и присягает! Вот я, например, прослужил двадцать пять лет, и все на Кавказе. Сколько за это время мне пришлось вытерпеть! Да сколько я прошагал, вернее, поползал по горам Кавказа! И в Дагестане был, и в Чечне, да мало ли! К первым кавказским удальцам, может быть, и не принадлежал, но и не отставал от них.
– Как же ты смог так хорошо сохранить свое здоровье? – спросил я.
– Это, батюшка, из-за особенной ко мне милости Божией. Поэтому, думаю, и на военную службу попал.
– Да разве ты смотришь на военную службу как на особенную милость Божию к человеку? – удивленно спросил я.
– Конечно, батюшка!
– Почему?
– А потому, что из-за военной службы я и свет Божий вижу, и счастлив в семейной жизни.
– Как же это? – спросил я.
– Я родился в селе, – начал он. – Мой отец был крестьянином, из трех его сыновей я самый старший. На шестнадцатом году моей жизни Господу было угодно испытать меня: я стал терять зрение. Так как я был помощником отца, моя болезнь сильно его печалила. Несмотря на свою бедность, он отдавал на мое лечение последнюю трудовую копейку, но ни домашние средства, ни лекарства не помогали.
Обращались мы с молитвой и к Господу, и к Матери Божией, и к святым угодникам, но и здесь не сподобились милости. Через какое-то время моя болезнь усилилась, и наконец я полностью ослеп. Это случилось ровно через два года с начала моей болезни. Совершенно потеряв зрение, я стал ходить ощупью и часто спотыкался. Тяжело мне было тогда, передо мной была постоянная, нескончаемая ночь. Не легче было и моим дорогим родителям.
Однажды, когда я был в доме один, вошел отец. Положив руку мне на плечо, он сел рядом и задумался. Долго длилось его молчание. Наконец я не выдержал.
– Батюшка, – сказал я, – ты все горюешь обо мне? Зачем? Я ослеп, потому что так угодно Богу. Что же, батюшка, ты хотел мне сказать, – спросил я его, – скажи откровенно!
– Эх, Андрюша, разве я могу сказать тебе что-то радостное? Думаю, что тебе надо идти к слепым и учиться у них просить подаяние Христа ради. Хоть чем-нибудь тогда поможешь нам, да и сам не будешь голодать!
И тогда я понял всю тяжесть моего положения и крайнюю бедность, из-за которой страдал мой отец. Вместо ответа я заплакал.
Батюшка, как умел, стал утешать меня.
– Не ты, – сказал он, – первый и не ты последний, Андрюша, дитятко мое! Наверное, так угодно Богу, чтобы слепые кормились Его именем. И просят-то они во имя Божие…
– Правда-то правда, – в волнении заметил я, – слепые просят подаяние во имя Божие, но многие ли из них живут по-христиански? Батюшка, я и сам думал об этом, зная вашу нужду, но никак не мог переломить себя! Лучше я день и ночь буду работать, жернова передвигать и голодом себя морить, но не пойду по окошкам, не стану таскаться по базарам и ярмаркам!
После такого решительного отказа мой отец больше не настаивал и не напоминал мне о подаянии.
В начале октября батюшка пришел с улицы и, обратившись к матери, со вздохом сказал:
– Много у нас будет слез на селе.
– Почему? – спросила мать.
– Да объявили набор в армию.
– Большой?
– Да не малый! – Потом батюшка внезапно спросил меня: – А что, Андрюша, если бы Бог вернул тебе зрение, пошел бы ты в солдаты? Стал бы служить за братьев?
– С величайшей радостью! – ответил я. – Лучше служить государю и Отечеству, чем с сумой ходить и даром есть чужой хлеб. Если бы Господь вернул мне зрение, я ушел бы в этот же набор!
– Если бы Господь умилосердился на твое обещание, я бы с радостью благословил тебя!
– И я! – добавила мать.
На этом вечер и закончился. Утром я встал рано, умылся и, позабыв о вчерашнем разговоре, стал молиться. И, о радость! Я вдруг стал видеть!
– Батюшка, матушка! – закричал я. – Молитесь вместе со мной! Встаньте на колени перед Господом! Кажется, Он сжалился надо мной!
Отец и мать бросились на колени перед образами:
– Господи, помилуй! Господи, спаси!
Через неделю я был совершенно здоров, а в начале ноября уже стал солдатом. Прошло двадцать пять лет моей службы, и у меня ни разу не болели глаза. А где я только не бывал, под какими ветрами, в каких сырых местах, какой переносил зной! Сейчас я женат, в отставке, и могу честным трудом кормить свою семью.
После этого, батюшка, я смотрю на военную службу как на милость Божию ко мне! Видно, батюшка, служба православному государю приятна Господу!
Весточка с благодатного Афона
В 1863 году из русского монастыря на Афоне в Россию была привезена хранящаяся там святыня – крест с частью Животворящего древа, камень от Живоносного Гроба Господня, частички мощей святого великомученика и целителя Пантелеймона и многих других угодников Божиих.
Во время пребывания афонской святыни в московском Богоявленском монастыре было записано и засвидетельствовано много случаев благодатных исцелений. Вот некоторые из них.
В сентябре 1867 года в Богоявленский монастырь была привезена больная Дарья Ивановна Колоколова. В течение одиннадцати лет у нее не ходили ноги, и она ползала на коленях.
Находившийся при святыне иеромонах и один из богомольцев приподняли больную и приложили к святыне. Как только они это сделали, она ощутила крепость в ногах, встала, простояла всю Литургию и с тех пор ходит самостоятельно.
Дочь отставного полковника Егора Ивановича Боголепова, Клавдия Егоровна, в продолжение четырнадцати лет страдала опухолью шеи, а после Великого поста из-за простуды ее болезнь усилилась. Медицинские средства не помогали.