Страница 49 из 51
Да, я забыла описать: в 1933 г. в октябре-ноябре к нам приехал Костя, муж Нюши. Мы жили у Кошкиных. Он стал ругать Нюшу, ревновал, кричал, что она вышла замуж. Остановить его невозможно было, он брал топор. Мы его связали, вызвали милиционера и вместе повезли в Москву в институт Склифосовского. Там был пункт психических больных. Потом мы его больше не видели: его отправили в Подольск.
У Зубковых нам было хорошо, отдельный вход в дом. Мы жили – Нюша, Женя и я. К нам часто все приезжали: крестная, Павел Петрович, Надя, Ваня, Коля.
В 1933 году женился Ваня. Жена его – Соня Чумодина. Из слободы, дочь Федора Ивановича Чумодина. Свадьбы никакой не было. Я случайно встретила их на Красной Пресне. Она была в белом платье. Мне не сказали, что они венчались. Были у них только два отца – Вани и Сони. Жили они в Шелепихе. У меня совсем не было свободного времени, много работы, и очень трудно учиться. Все ночи сидела, учила, читала, заданий очень много: планирование, хозрасчетное начисление, математика, политэкономия, бухгалтерский учет и иностранный язык. Здоровье неважное, часто болела.
В 1934 году в январе умер папанька. Я очень переживала, и плакали все. Последние годы, начиная с 30-го года, он жил где ночь, где день, постоянного угла не было. Всё время очень боялся, что вышлют в Казахстан на поселение. Умер он в больнице от тифа, а болел всю жизнь пороком сердца и катаром желудка. Всё время соблюдал строгую диету. Похоронили его на Ваганьковском кладбище. Поминки были у крестной в Москве. В феврале 40 дней отмечали в Павшине. В марте у Вани родилась дочка Тамара.
В 1934 году я уже работала в Центральном универмаге в коврово-драпировочном отделе заместителем старшего бухгалтера. В 1934 г. закончила курсы трехгодичные. Получила диплом старшего бухгалтера. Очень была довольна.
Жили мы с Нюшей очень дружно. Женя росла хорошей, послушной девочкой. Я очень плохо себя чувствовала: сильный кашель и высокая температура. Меня поставили на учет в туберкулезный диспансер в Москве на площади Коммуны. Очень хорошая была врач Коровина, имени не помню. Это редкой души человек. У меня обнаружили открытый процесс туберкулеза в правом легком. Мне делали пневмоторакс, в бок делали укол, сжимали каверну. Очень было плохо. Лежала я в Институте туберкулеза почти 3 месяца. Казахстан, жизнь в прислугах, учеба и работа сказались на моем здоровье. И контакт с мамой в течение 7 месяцев. Всё отразилось.
В это время мы жили у Зубковых, и когда мы с Клавой Зубковой ездили на работу в Москву, я обратила внимание на одного парня: блондин, черное пальто и желтая кожаная шапка, он выделялся среди других. Я как-то спросила: «Клава, ты знаешь этого парня?». Она говорит: «Это мой брат двоюродный. Хочешь, я тебя познакомлю». Этот разговор был за несколько дней до того, как мы стали жить у Зубковых. На следующей неделе я говорю: «Клава, а мы живем у них в заднем доме. Я уже часто видела, как он проходил мимо нашего дома. Нюша говорит, это сын хозяйки тети Саши». Таким было начало нашего знакомства с Юрой. В конце 1934 г. часто ездили в поезде на работу и учебу. Юра учился в Институте им. Куйбышева. Когда я лежала в Институте туберкулеза, он с Нюшей ко мне приезжал. В начале 35-го г. я была в санатории в Болдино около 3 месяцев. Юра тоже ко мне приезжал. Честно говоря, он мне нравился. Умный, честный, добрый. Наденька была настроена к нему плохо, ей не нравилось, что их семья бедная и он неважно одевался, был студент. Павел Петрович, крестная, Нюша говорили, что он хороший парень, но замуж мне выходить нельзя: я скоро умру и т. д. Это крестная всем говорила, в том числе и Юре, и его маме. Но я хорошо помню, когда я лежала в Институте туберкулеза, перед выпиской была у профессора Кольцмана. Он был известный специалист с мировым именем. Он сказал: «С вашими легкими будете жить до 60 лет». Когда я пишу эти строки, мне уже 73 года, туберкулезом не болею.
Работала я в 1935 г. в Центральном универмаге, получала 55 рублей. 15–20 % за баланс ежемесячно плюс 1 рубль на питание в день (дотация в столовой) и 25 % скидка на товары на сумму 1500 рублей в квартал. Одевалась я очень хорошо. У меня была шуба, пальто бостоновое с котиковым воротником, много хороших костюмов, платьев, кофты шерстяные. Всё это можно было купить недорого. Выбор большой.
Мы жили с Нюшей у Зубковых. Нам было хорошо, и ухажер под боком, как говорят в народе. Мы с Юрой продолжали дружить. В 1936 г. он должен закончить институт. К нам часто приходили Клава и Миша Зубковы, Коля Кабанов: Коля, брат, ухаживал за Клавой, а Миша – за Наденькой. Жить было весело. В воскресенье у нас всегда гости: крестная, Павел Петрович, Ваня, Соня, иногда приходили из Мякинина Николай Петрович, брат Павла Петровича, с Фаней и, конечно, Юра. И часто приглашали Александру Семеновну. Ходили на Москву-реку, в лес гулять. Особенно было весело 18 августа в день авиации – праздник в Тушине. Ходили пешком в Строгино, иногда пешком в Тушино. Мы с Юрой часто ходили в кино в Москве в Центральный кинотеатр «Москва», «Уран», «Метрополь» и т. д. Бывали и в театрах: в Большом, Малом, театре Красной Армии, ходили на концерты. Возможность была, очередей не было, и цены недорогие. Мне уже казалось, что у Юры отношение ко мне серьезное, и однажды мы ехали в поезде, освещение – свечи, мы сидели, разговаривали, он мне сказал, что он меня очень любит и намерен сделать предложение.
Нюша всё знала: я всё рассказывала, она одобряла, Юра нравился. Но всегда была очень грустная, она говорила: «Вот ты, Верочка, и Наденька выйдете замуж, а я опять одна с Женей». Нюша уже работала в гастрономе в Покровском-Стрешневе. Я всегда ей говорила: «Мы будем жить с тобой вместе. Я никуда не пойду. У Зубковых семья большая. Мать – Александра Семеновна, отец – Георгий Николаевич, и брат Ваня». Жить в семье я очень не хотела. В конце 1935 г. зимой Нюша заболела ангиной с очень высокой температурой. Было это на работе, ее отправили в больницу. Там признали дифтерит, положили в больницу и отстригли чудесные белокурые волосы, кудрявые, а через 3–4 дня не подтвердился дифтерит, самая простая ангина. Нюша очень плакала.
В 1936 г. на Масленицу в конце февраля у нас в гостях были Павел Петрович и крестная. Нюша пекла блины в русской печке и всё приговаривала: «Ешьте, мои дорогие зятья». Юра тоже был у нас в гостях. Юра до сих пор вспоминает, какой он был пьяный, очень много выпили водки (1 л) с Павлом Петровичем.
Всё было хорошо. Я продолжала лечиться в тубдиспансере.
20 апреля 1936 года у нас случилось большое несчастье. Нюша работала вечером во вторую смену. Мы оставались с Женей, и у нас был брат Коля. Вечером долго ждали с работы Нюшу, должна приехать в 10 часов, и в 11–12 нет. Я очень волновалась, стояла у дома, ходили на станцию. Утро – Нюши нет. Поехали на станцию Покровское-Стрешнево, нам сказали, что в 11 часов 30 минут женщину зарезало поездом. Я не помню, как всё было, и нам вынесли ее меховой жакет. Я потеряла сознание. Подробно узнал всё Коля. Она бежала на поезд, а на первом пути стоял товарный поезд, и она подлезла под вагон, в это время поезд тронулся, и она погибла. Господи, что мы все пережили! Слез было море. Я почти ничего не помнила, как всё было. Похоронили ее на Ваганьковском кладбище рядом с папанькой.
Осталась Женя, ей было 9 лет, она училась во 2 классе. Хоронить мы ее не взяли, Женя была слабая девочка. Она всё время спрашивала: «А где моя мама?» Мы говорили: «В больнице». Но разве можно всё время врать? В 9 дней мы ей сказали правду. Эта трагедия осталась на всю жизнь в памяти. Я вечно ее помню, никогда не забуду. 20 дней мы отмечали у нас в Павшине, были все свои, к нам приезжала тетя Анюта, мамина сестра. Только она осталась жива, тетя Катя умерла, в Поповкине тоже все умерли. Мы очень были довольны, рады тете Анюте, сколько было разговоров. Она у нас была 2–3 дня. Очень было трудно жить без Нюши, она была очень хорошая.