Страница 9 из 16
После развода её комната с роялем показалась ей раем, и она сказала себе: «Теперь я свободна!»
Жизнь представлялась Женьке бесконечным путешествием. Она просыпалась утром, замирая от волшебства прочитанной вчера книги, и словно пускалась в новую страну, не видя, не замечая вокруг себя почти ничего.
После короткой эпопеи – поступления в студию МХАТ (из 10 тысяч девчонок её отобрали на третий тур, но здесь ей сказали: приходите на будущий год, а в этом году у нас всё договорено), надо было пережить этот провал, хотя скорее – стечение обстоятельств, ведь Женька попала во второй поток, когда основные кандидатки были приняты, оставалось всего два места!
Чтобы успокоиться и не сойти с ума от обиды, она отвлеклась от театра и быстро поступила на философский в МГУ: два месяца занималась каждый день по 12 часов в исторической библиотеке, никто не заставлял, никто не понукал – благо с медалью нужно было сдать только один экзамен.
История философии стала любимым предметом: читала трактаты Гесиода и Марка Аврелия, размышляла над диалогами Платона, восхищалась Сократом, воистину её захватила игра Ума великих мужчин. Они обдумывали мир, они задавали друг другу вопросы, на которые до сих пор ни у кого нет ответа.
Она будто попала в бесконечный лабиринт идей и открытий. Это был мир, где человек, и даже женщина, может с лёгкостью переноситься из страны в страну, из одного века в другой. Никакие личные драмы, мелкие обиды и огорчения не могли отвлечь её от процесса Познания. Женька вышла на берег Мысли, куда завлёк её маленький ручеёк детской любознательности…
Живые конкретные люди и по сей день очень мало ценят чистую Мысль, не меркантильно-разодетую, а ту, что парит над Землёй и путешествует во времени и пространстве. Но Мысль вовсе не обижается на обывателей, она не ищет выгоды, ей хватает себя самой. Часто, не найдя ни одного пристального взора, обращённого к ней, она покидает околоземные пространства и летит в галактические дали.
Никто не кричит ей вслед: «Постой, Мысль! Ты нам нужна!»
Все призывают Силу, Могущество, Деньги, Красоту, но лишь избранные понимают, что твоя собственная Мысль может дать тебе и истинную Свободу и неистощимую Силу. Тот, кто обладает Мыслью, – обладает всем миром.
А у мамы вечная забота – как жить, на что? Неужели в этих практических вопросах смысл жизни? Чтобы не продолжать этот мучительный разговор, Женька торопливо целует мать и сына и идёт к себе домой, в свою комнату в коммуналке, что досталась в наследство от бабушки, из-за которой и состоялось её первое замужество. Жилплощадь в Москве была в те времена неплохой приманкой для прытких провинциалов, что рвались в Москву и выискивали романтических дур…
«Всё-таки странная у меня дочь, – думает Клавдия Михайловна, сидя у самодельного абажура, ловко орудуя иголкой с ниткой. – Уж я ли не любила, не заботилась о ней. Упрямая, колючая, никто ей не нужен: ни я, ни сын. Всё решает сама. Недавно ушла от мужа с ребёнком двухлетним, и нет в ней ни бабьего горя, ни раскаянья, ни щемящей женской слабости. Нет, спокойна так, будто впереди её ждёт наследство или принц какой. А сколько их в Москве, матерей разведённых! Что-то никто не рвётся их осчастливить». Нет, не понимает она дочь, холодом и тоской бьётся мысль: «И зачем так мечтала о дочке, уж лучше бы сын, всё как-то надёжней…»
Надёжность быть мужчиной ощущала и Женька. Ещё в школе решала самая первая трудные задачки по физике, обожала доказывать теоремы, но никто её в этом не поощрял, чаще удивлялись, будто негласный закон убеждал: родилась женщиной и нечего тебе рваться к мужским серьёзным занятиям. Этого никто не говорил вслух, но никто не требовал от неё того напряжённого искания, что и приводит человека из детства в серьёзную взрослую жизнь.
Женька много раз слышала, как мать с гордостью говорила кому-нибудь по телефону: «У меня дочка хорошенькая, волноваться нечего, замуж выйдет!»
Ведь не хвасталась же она её математическими способностями. В сознании матери был чётко обозначен тот жизненный предел, что приведёт её дочь к счастью. Мучительно было это первое открытие, ведь если для самого близкого человека её единственная ценность – это хорошенькая мордашка, чего же требовать от людей чужих, незнакомых?
Женька возненавидела свою внешность. Уже в детстве разного калибра дяди и тёти только и говорили слаща-венько:
– Девочка, ты не моешь глазки! – и потом в юности: – Какие красивые чёрные глаза!
«Да провалитесь, мои глаза!» – думала Женька. Никто не хотел видеть её взбудораженную душу. Как ей хотелось стать уродиной! Тогда всё мелкое и пошлое отлетело бы шелухой, никто не улыбался бы ей просто так, не заискивал.
Вот и получалось, что быть молодой и красивой – всё равно что выиграть в лотерею с природой, и выигрыш этот, полученный даром, не имеет ни цены, ни значения и не только не помогает, а путает карты Судьбы…
Женька родилась в семье, где мать и отец дополняли друг друга. Отец – идеалист, интеллектуал, мать – душа общества: весёлая, общительная, легкомысленная, она любила танцевать и покорять мужские сердца.
Эти люди умели радоваться жизни каждый по-своему: отец – новой книге или новому открытию, а мать придумывала необыкновенные наряды для себя и для своих знаменитых клиенток, которым она изредка шила.
Детей у инженера и его жены долго не было, и всю свою молодость они много путешествовали – работали на Дальнем Востоке, проектировали новые города (мать работала с отцом в одном проектном институте), отдыхали в дружной компании в домах отдыха и даже ездили к морю, ибо санаторное лечение в те времена было доступно многим советским гражданам.
Долгие годы они были свободны и счастливы и самозабвенно предавались радостям жизни, ибо отец обожал свою работу, а мать увлекалась альпинизмом и при первой возможности отправлялась на восхождение на Кавказ или на Тянь-Шань.
Жизнь без ребёнка, а значит, и утомительных однообразных забот и вечной зависимости от кого-либо из домашних, сделала их беспечными, словно дети, которых они не имели. Женька появилась на свет после двадцати лет брака, и её рождение было праздником для матери. А ведь причина бесплодия была романтичной – дерзкое купание в Енисее, в холодной сибирской реке с сильным течением, которое вполне могло закончиться гибелью.
Итак, Женька родилась в пору зрелости только видимой, на самом деле сорокалетие родителей было приурочено к моменту их первого оглядывания вокруг себя. Так бывает, когда подросток, заигравшись в компании сверстников, обнаруживает, что на дворе вечер и надо бежать домой.
После рождения дочери семья как бы распалась на два лагеря – отец, отринутый на второй план со своими фантазиями и изобретениями, и мать, отныне занятая выхаживанием долгожданного птенца. Забыв обо всём, она самозабвенно предалась воспитанию дочери, вкладывая в Женьку удесятерённую любовь ко всем не родившимся детям.
Было нарушено стройное единство семьи, уклад жизни. А изменить, приспособиться, обрести новое единство им так и не удалось. Привычка быть свободными, несвязанными родительским долгом мешала им выйти из замкнутого круга маленьких эгоистических радостей.
Родители уже предчувствовали катастрофу неосуществлённых желаний: не достало сил и времени, чтобы легкомысленная юность и долгие годы упоения жизнью вылились в нечто конкретно-прекрасное – в новый проект у отца или необыкновенный покрой платья «для королевы» (мать к тому времени занялась модой).
Отец спешно принялся зарабатывать деньги и забросил свои изобретения, а его жена бросила рисование, поддавшись инстинкту самоотверженной самки.
Мама была с Женькой постоянно: назойливая, вечно озабоченная пищевыми проблемами дочери, она могла часами сидеть подле неё и уговаривать съесть ещё кусочек. У пятилетней Жени кружилась голова от безмерной материнской любви. Талантливая весёлая мать вдруг разом забыла обо всём, что составляло её жизнь. Женька – позднее чадо, росла упрямой и возненавидела всё, что навязывала ей в своей безмерной любви мать: дорогие конфеты в ярких обёртках, пышные наряды и банты, почти ежедневное посещение парикмахерской – всё вызывало раздражение и ярость.