Страница 20 из 66
В ту ночь Шульц спал плохо, что с недавних пор стало входить у него в привычку. Всё так же ворочаясь в постели, Пётр Иванович пытался понять, что же они все упускают в деле душегубца. Что-то наверняка находилось настолько на поверхности, что они не придавали этому значения. Ещё понять бы, что именно, и прогнать из несчастной головы лейб-квора думы о Настасье. Это бы могло помочь делу. Понудило бы его сосредоточиться на нём, а не расточительствовать мыслительные процессы так неосмотрительно.
К рассвету Шульцу всё же удалось немного вздремнуть, но это не принесло желанного покоя и отдыха, оттого за чашкой крепчайшего кофе, которую, по обыкновению своему, Пётр Иванович пил, стоя у окна, он был зол и раздражён.
Ещё более раздражённым и сердитым лейб-квор сделался, когда получил приглашение от Аниса Виссарионовича посетить бал, который фельдмейстер, по мнению Шульца, совершенно неуместно собирался дать в своём особняке. Тучи сгустились над Шулербургом, а Фучику только бы танцы танцевать. Первым порывом лейб-квора было желание отказаться, да ещё и в строгой форме, чтобы Анис Виссарионович осознал, что думает об этой затее Шульц. Но, немного поразмыслив и прикрикивая на расшумевшийся телепарограф, так и норовивший легонько стукнуть ему по носу в попытке привлечь к себе внимание, всё же посудил, что на бал отправляться надобно.
И причиной согласия была всё та же неугомонная особа, что пленила его сердце и мысли.
«Должно быть, на балу будет ежели не она, то её батюшка, с которым не повредит свести знакомство», - порешил Шульц, наскоро напечатал послание Фучику и вышвырнул телепарограф в окно, зловеще улыбнувшись, когда тот угодил в ветви деревьев и стал барахтаться там, возмущённо пыша паром.
На бал, по некогда заведённой у себя традиции, Шульц прибыл с небольшим опозданием. Это давало ему определённые преимущества. Лейб-квор имел возможность сразу присмотреться к тем, кто уже успел приехать на развлечение и, со свойственной ему наблюдательностью и любознательностью, составить портреты тех, кто прибывал позднее.
Прогуливаясь среди многочисленных гостей Фучика, Пётр Иванович выглядывал среди присутствующих совершенно определённую девицу, заведомо порешив наедине с собою, что ежели Оболенской и её папеньки на балу не будет, он ретируется раньше, чем объявят первую кадриль. Впрочем, этот вопрос быстро решился, стоило только лейб-квору заприметить Настасью меж гостей. Вот мелькнул и скрылся от его взора подол светло-голубого платья. Вот глаза Оболенской, лицо которой было прикрыто металлическим веером, остановились на бароне фон Лаунице, и Шульц стал ещё злее, чем то было утром.
Первая кадриль, а после - всенепременнейше вальс! И пусть Оболенская скажет ему, что её бальная карточка заполнена - он и тогда найдёт способ вписать в неё своё имя.
Убедившись в том, что Настасья Павловна находится там же, где и он, Пётр Иванович направился прямиком туда, где ему надлежало быть с того самого вечера, когда он понял, что компания настырной девицы под лодкой не просто перст судьбы, но событие, которое отразится на его дальнейшем существовании. Он вышагивал по бальной зале по направлению к Оболенскому Павлу Анлреевичу, невпопад раскланиваясь со знакомыми и незнакомыми, и имел вид более чем решительный.
- Павел Андреевич, разрешите засвидетельствовать вам моё почтение! - бодро гаркнул Шульц, становясь прямо напротив папеньки Настасьи Павловны. - Шульц Пётр Иванович!
Лейб-квору показалось - всего на миг - что Оболенский сделал едва уловимое движение в его сторону, но будто бы сдержался. Заложил руки за спину, покачался с пятки на носок и неожиданно для Шульца ответил:
- Пётр Иванович? Наслышан, наслышан, да-с!
Ужель слава о его подвигах в агентстве была столь обширна, что достигла ушей Павла Андреевича? Что ж, тем лучше.
- Свести с вами знакомство - честь для меня, - признался Шульц, по примеру Оболенского заводя руки за спину. - Тем паче, что я последние несколько суток готовился, дабы предстать перед вами.
- И вероятно, речь пойдёт нынче об одной из моих дочерей? - полюбопытствовал Павел Андреевич, впрочем, тон его не сулил лейб-квору ничего хорошего.
«Могу побиться о заклад - папенька излишне печётся о своих дражайших чадах», - кивнул сам себе Шульц, надевая на физиономию благостную улыбку.
- Вероятно - да, - признался он, решив, что ходить вокруг да около не стоит.
И неожиданно для себя услышал то, что заставило его замереть на месте, так и продолжая нелепо улыбаться. Склонившись к нему, Павел Андреевич полюбопытствовал заговорщицким тоном:
- Что ж вы, Пётр Иванович, интересуетесь дамами замужними, меж тем, как дочерей у меня в достатке и без женихов?
Поначалу Шульцу показалось, что он ослышался. После - что всё это происходит не с ним. Павел Андреевич намекал ему, что Настасья замужем? Но как это возможно? Замужние девицы не убегают из дому несколько вечеров подряд, чтобы провести время с малознакомым мужчиной. Впрочем, не убегают и невинные девицы, находящиеся под постоянным бдением папеньки.
- Не совсем понимаю, что вы имеете мне сказать, - пробормотал Пётр Иванович, скользя невидящим взглядом по веселившимся гостям. Вновь заметил мелькнувшую фигурку Настасьи Павловны и помотал головой, прогоняя неуместное видение. Неужто она уже обещана другому? Даже не обещана - отдана.
- Я имею вам сказать, Пётр Иванович, что Настасья Павловна давно замужем, и ваш интерес в её сторону, особливо так откровенно проявляющийся - неуместен. И даже вреден.
- Настасья Павловна замужем? - эхом откликнулся Шульц, не в силах сдержать мелькнувшую в голосе горечь.
- Давно, Пётр Иванович. И счастлива в браке.
Лейб-квор почувствовал, как ему не хватает воздуха, будто чья-то неумолимая длань сомкнулась на его горле, не позволяя сделать следующий вдох. Коротко извинившись, он отошёл от Оболенского и направился куда глядели его ничего не видящие глаза. Что там говорил Павел Андреевич? Предлагал ему обратить внимание на других своих дочерей? Неужто не знал, что если кто и способен был привлечь внимание мужчины, так это Настасья Павловна?