Страница 20 из 21
– Добрый день, я к Сергею Антоновичу!
– Добрый, проходите, он в кабинете.
Проходя по длинным коридором, Петр всегда умилялся изысканности этого дома современного стиля с винтажным, повсюду старые чёрно-белые фотографии, фарфоровые статуэтки сочетались с чешским хрусталем под потолком на брусчатом, но тщательно отделанном и лакированном дубовым потолком. По коридорам стелились ковровые дорожки с низкими столами, ножки у которых были выполнены из рогов, оленя, барана, волана и даже из бивней слонов. На этих стеклянных низкорослых столах располагались глиняные горшки с роскошными белыми, красными розами. Где-то встречались головы медведя, волка, оленя, и они смотрели на всех, кто проходил, и казалось, что они следят.
– Извините, можно войти? – Приоткрыл немного дверь в кабинет Сергея Петр.
Заговорил:
– Да, прошу вас! – Оторвал глаза на вошедшего Петра Сергей Антонович от документов, сидя за своим огромным дубовым столом. Закурил трубку, глубоко захватил дым и, нахмурившись, спросил:
– Чем могу быть вам обязан? – Выпуская дым изо рта.
– Я к вам по тому же делу, оно не закрыто и сильно бередит мое сердце. Я хотел вас просить дать разрешение на самодеятельность, коль вы так холодно относитесь к этому делу!
Сергей встал из-за стола подошел к окну и задумчиво сказал.
– Холодно?
– Да, именно холодно! Матери не успокаиваются, не спят ночами, просят меня найти и наказать!
– Вперед! – Развернулся Сергей и глянул на Петра, что тот чуть не упал со стула от свирепого взгляда. – Вы умеете бороться с волками! Ну так давайте! Что же вы сидите?
– Мы с вами оба знаем и понимаем, что это не волки! Ведь жертва не сама пришла к волкам, а ей помогли! – встревожился Петр от надвигающейся фигуры Сергея.
– Я вас прошу, закройте дело, и в воду концы! – наклонился Сергей к уху собеседника.
– Я не сделаю этого! Пока не найду! Ведь умерла моя дочь! Моя, а не ваша, я бы посмотрел на вас, если бы у вас была дочь и ее безжалостно изнасиловали и бросили на съедение волкам, как бы вы говорили, забыли бы? – Тыкая пальцем в плечо Сергея, у Петра горели глаза.
Сергей усмехнулся, выдувая дым.
– Но у меня не дочь! А сын! И я не знал того, что у вас была дочь, поскольку я знаю, вы одиноки!
– Она была мне как дочь, я ее растил с пеленок и носил ее вот на этих руках, она выросла на моих глазах. И это не вам говорить, кого мне любить и с кем мне жить, – разгорячился Петр.
Сергей отошел к краю стола, и из-за его спины выплывал горький дым. Петр продолжил:
– Почему вы так против поисков и наказание виновных?
– Если бы в моих силах было хоть чуть-чуть того, что я хочу сделать, я бы не только наказал, я бы так же с ними поступил, как они, твари, суки, сотворили с этими невинными созданиями. – Слезы навернулись на глаза. Но Сергей продолжал стоять спиной к Петру. Петр внимательно смотрел и слушал Сергея и не мог понять, что же с ним такое? Через тихие минуты Сергей обернулся к Петру и промолвил:
– Прошу вас не беспокоить меня в моих покоях! И прошу забыть это дело, придёт время, я сам накажу. А теперь будьте любезны, удалитесь!
– Но…
– Удалитесь!!! – строго и резко отрезал Сергей.
Петр Васильевич помиловался и вышел из кабинета. Что-то не то? Как-то подозрительно все это! Его тоже это мучает, но мешает что-то выполнить свой долг! Закрутились в его голове мысли, когда он проходил огромную и светлую гостиную, где возле камина сидела Мария и вязала белоснежное кружевное покрывало. Он остановился и невольно засмотрелся на пожилую седую женщину. Ее худые руки прыгали со спицами, играя с петлями белой шелковой пряжи. Она была само совершенство, кроткая, красивая женщина с грустными глазами и бледными губами. Вдруг она подняла свои глаза и встретила его, он растерялся, покраснел и поклонился, пошел дальше по коридору, как услышал пение ее слов:
– Куда же вы, Петр Васильевич!
Он вернулся на место.
– Здравствуйте Мария Елизаровна!
– Здравствуйте! Что же вы проходите мимо и не здороваетесь!
– Простите, виноват, не хотел вас отвлекать от вашей работы, очень красиво! – Подходя ближе к ней и удивляясь ее красоте.
– Да вот к смерти готовлюсь! – Раскрывая кружева в своей белизне и узорами.
– К чьей? – удивился Петр.
– К своей. Раз уж вы так часто к нам приходите, значит, скоро!
Он не понял. Задумался и взглянул на ее ровное мраморное лицо, она как кукла без эмоций смотрела на него, и он не мог понять то, что она имела в виду.
– Вы меня простите, но я уже понял со слов Сергея Антоновича, что приходить не нужно. Я удаляюсь и больше вас не потревожу.
– Да, будьте так любезны, осталось совсем недолго, – чуть заметно улыбнулась она, и красота ее стала еще больше привлекательнее.
Выйдя из дому, Петр был в сомнениях, как на встречу к нему по очищенной дорожке от снега шел Иванко.
– Здравствуйте, Петр Васильевич! – звонко поздоровался он, чуть заметно напрягаясь.
– Здравствуй! Как ты вырос! Жениться тебе пора! – Остановился Петр смотря в глаза Иванко.
– Последний курс заканчиваю!
– Ну и кем же ты будешь, профессором? – усмехнулся он, натягивая кожаные перчатки.
– Почти, доктором! – Отводя глаза от полицейского и продвигаясь мимо него к дверям дома.
– Ну всего хорошего! – Сказал Петр, справляясь с перчатками.
– И вам того же! – И быстрыми шагами направился к дверям, подойдя к ним, он обернулся на Петра, убедившись в том, что он не за ним.
Их взгляды встретились, и Петр увидел в его глазах страх, сомнения и вину. Иванко испугался его взгляда, резко отвернулся, и вошел в дом.
Какая вина? Задумался Петр, садясь в машину и паром дуя на свои замершие руки в кожаных перчатках.
Иванко разделся и, проходя гостиную, увидел мать, замешкался, но все же вошел и поздоровался с ней.
– Привет, мама!
– Здравствуй! – продолжала она вязать кружева.
– Красиво. – Взяв в руки тяжелое полотно и вглядываясь в работу старательных рук мамы.
– Как учеба?
– Отлично! А как ты себя чувствуешь?
Мать подняла на него свои уставшие глаза и сказала:
– Скажи мне, сын, ты хоть одну из этих девушек знал?
Иванко прильнул на пол одним коленом возле ног матери и внимательно посмотрел на нее, сказал:
– Не стоит!
– Нет, стоит, и очень даже! – заслезились ее глаза.
– Нет, не знал!
– Что ты чувствовал тогда, убивая их?
Глаза Иванко расширились, он не знал, что ответить. Воспоминание о том, что он совершал, кололо и терзало его память, и, глядя на мать, он вспоминал это, он был омерзителен сам себе. Но он это делал не один и не один раз, его это забавляло и веселило в тот момент, когда они с друзьями пили, курили и нюхали наркотики, им казалось, что они боги и могут делать все то, что им хочется. Они даже не представляли того, что у этих жертв есть матери, отцы и что вообще существует суд, суд родителей был невыносим ему, было тяжело находиться дома, он старался избегать мать, а отца боялся всем своим «я». Чем он думал тогда? Он хотел казаться наравне с друзьями и не отставать от них, наркота двигала им в разные стороны. Оборвав общение с друзьями, в одиночку ему было тяжело справиться с этим, девушки ему снились, особенно та, рыжая, с синими глазами, сильно она запала в его памяти, он постоянно думал о ней, а иногда плакал.
– Удовольствие. – Прямо смотря в глаза матери, он ответил правду.
– Удовольствие? – повторила мать, заплакав, ее слезы стекали по ее мраморным щекам одна за другой. Иванко протянул руку, чтобы смахнуть слезинки, как она резко сказала, не шевелясь.
– Не надо!
Он опустил руку, встал и хотел было выйти, как она стальным голосом сказала:
– Вернись!
Он обернулся и сказал:
– Ты устала, отдохни.
Она поднялась с кресла, подошла к нему и, глядя в его глаза, сказала:
– Ты был желанным, я желала тебя всем сердцем и молила Господа дать тебе все в этой жизни, но видя то, что ты получил все от этой жизни, оно тебе добра не принесло, и теперь я желаю всем сердцем смерти тебе и молю Господа послать тебе несчастья и болезни.