Страница 2 из 21
С самого рождения бабушка Амелии воспитывала в ней способности, как по запаху распознать ту или иную травинку, росшую на поле, или собранных в льняной мешочек. Каждый день, изо дня в день бабуля водила ее по полям, учила, какая травка приносит пользу человеку, а какая опасна для здоровья. Как правильно приготовить зелье, как правильно его употребить и многому интересному. Поэтому уловить ингредиенты пирога или иного блюда для Амелии не составляло труда…
– Спасибо! – застенчиво улыбнулась Амелия.
– Ну, проходи, взгляни на него! Сейчас будем радовать свои животы! Ты его не только нюхом попробуешь, ну и на вкус! Думаю, ты его оценишь! – с гордостью сказала Софья. Чуть прибавила тональность в голосе, окрикивая свою дочь:
– Лия! Доченька! Амелия уже пришла! Идем праздновать окончание школы!
Проводила хрупкую девушку на кухню и усадила ее за стол, где в небольшой вазочке стояла белая сирень, окутанная ярко-зеленой хвоей с маленькими шишечками, завершая пушистую ветвь.
– Ммм, как мило! – улыбнулась Амелия, протягивая свои ручонки к гроздьям богатой сирени, чуть прикасаясь к ним, обворачивается на силуэт показавшиеся Лии в дверях кухни.
– Ааа, без меня решили отведать наивкуснейший торт! – Налетая с объятиями на Амелию. – С долгожданным днем тебя, моя Амелия! – Целуя и обнимая крепко.
Громко смеясь, как хор колокольчиков, Амелия в ответ поцеловала и обняла свою подругу.
– И тебя с таким чудесным днем! Мы его так долго ждали! Сама не верю, что он уже настал!
– Ну давайте, налетайте, мои девочки! – Мягкостью движения рук Софья вмиг сервировала стол с ароматным, гвоздичным с дольками апельсина, чаем и с теплым ванильно-лимонным пирогом с прослойкой из шоколада с добавлением мускатных орехов и немного кураги, все так, как учуяла и рассказала Амелия!
– Ммм! Превосходно!
– Ммм! Изумительно!
– А какое сочетание вкусов!!! Очень объедательно! – разносились возгласы за чаепитием довольных и счастливых дам.
– Девочки, я так рада за вас! – с возгласом произнесла Софья. – Помню… – задумалась немного она, продолжив: – Помню я свой выпускной, как будто это было вчера! Все в малейших подробностях. У меня было столько планов на жизнь… – Закрыв глаза и глубоко вздыхая. Вся жизнь пролистнулась, как книга, и ни один пунктик, помеченный красным маркером в ее дневнике, так бережно хранимом и по сей день в комоде, завернутом в шелковое полотно и перевязанном бархатной лентой, не выполнен, НЕ СОВЕРШИМ! Черная дыра распахнулась у нее в груди, и вязкая боль выплывала наружу. Ну, в общем… я рада за вас! – Вставая из-за стола, смахивая слезу с щеки. – Простите, у вас и без меня есть о чем посекретничать.
– Мама! – воскликнула Лия, ухватывая ее за запястья руки.
– Просто вспомнилось… – Молчание, поцелуй в лоб дочери и нежное поглаживание по светлым волосам. Глаза встретились с пересеченной печалью и неразделимой болью.
– Прости, прости меня, доченька, я тебя очень люблю! – разрыдалась Софья.
– Софья Верноновна! – взмолилась Амелия.
– Нет, нет, сегодня просто день такой, вы у меня стали такие взрослые, что мне даже не верится, это слезы счастья! – оправдывалась она, поглядывая то на дочь, то на Амелию.
– Прошу вас, давайте поторапливайтесь, а то не успеете нарядиться! Ведь вы сегодня будете самые красивые! – переменила тему Софья, нежно выпуская руку из рук дочери и удаляясь из кухни.
Лия и Амелия долго переглядывались, молча допивая чай с наивкуснейшим пирогом.
Хрупкая, высокая, тридцати восьми лет женщина, с собранным пучком на затылке из светлых волос, в легком домашнем платье до колен, поверх повязанным кружевным фартуком, подчеркивая атласными белыми лентами ее стройный стан. С невыносимой болью и тяжестью в душе она ворвалась в свою комнату, плотно закрыв за собой дверь, и, упираясь лбом на нее, сдерживала свои слезы, постукивая и царапая деревянную поверхность. Как ей хотелось кричать, хотелось рыдать так громко и всхлипывать, как ребенок, упавший в лужу, замочив свои новые ботинки, но она не могла себе этого позволить, она не могла показать дочери то, что она несчастна, ведь ей хотелось, чтобы дочь росла в любви, видела и чувствовала эту любовь между мужчиной и женщиной, между мамой и папой. Но с каждым днем становится все сложней и сложней скрывать маску счастья, так как дочь взрослеет и все уже понимает, но Софья до последнего держала маску любви и счастья, понимания и уважения между родителями. Спустя несколько минут сдерживания огромного кома в горле, подкатившего от воспоминаний, она бросила взгляд на комод, где лежал ее дневник – кусочек той жизни, где она была по-настоящему счастлива. Медленными шажочками она подошла к нему и трясущими руками достала дневник, аккуратно завернутый и перевязанный бархатной лентой, она боялась брать его в руки, боялась открыть страницы, боялась счастливых воспоминаний.
Софья давно похоронила свою свободу, саму себя принадлежащей. Ей казалось, если она когда-либо откроет этот дневник, ее сердце не выдержит и ее жизнь поменяется так, как она хочет! Но она боялась этого! Боялась, что ее осудят, не поймут. И больше всего она боялась своего мужа. Боялась потерять его? Или то, что она имеет? А что она имеет?
Дочь! Дочь – этот самый светлый лучик в ее жизни, который греет ее сердце, и она ее боялась потерять. Ведь когда-то с уст мужа слетели такие слова: уйдешь или чего выдумаешь, все сделаю, чтобы дочь осталась со мной! А что ему стоило так сделать, если он влиятельный адвокат в их городе! Как двумя пальцами щелкнуть, и все, она на улице, а дочь с ним и чужой теткой.
Распахнув свой дневник, ее глаза стали жадно пожирать строки, написанные ее рукой когда-то.
«Сегодня волшебный день! У меня выпускной! Я так счастлива, что передо мной открывается жизнь! Все двери распахнулись для меня! Проснувшись на рассвете, раскрыв окно настежь, вдохнув воздух полной грудью от ночного пробуждения, я ринулась через подоконник. Мои родители были владельцами фермы коневодства. С самого детства я чувствовала под собой огромную струю свободы, власть над этими прекрасными животными. У меня был любимчик, черный статный конь, его шерсть лоснилась по его мускулистому телу, белая грива свисала на его черные глаза. Контраст черного коня с белой гривой и белоснежным хвостом откликался на его характере то с невероятной добротой и лаской слушал хозяина, то лягался и фыркал ноздрями, не желая подчиняться. Я его любила, любила забраться на его теплую? чуть влажную спину, ударяя ногами в бока, уноситься куда-то вдаль, в это мгновение я чувствовала свободу! Свободу, которую никто мне не мог подарить, кроме моего любимчика! Я так его и назвала, Мой любимчик. Так вот, в это утро я запрыгнула на его спину, и мы с ним унеслись в тенистые леса, окаймленные необъятными полями, скрывавшие за собой горизонт, и казалось, что вот-вот будет обрыв, но за этой линией продолжалась жизнь, либо продолжение поля, либо берег быстрой реки, либо скалистый пьедестал огромных гор. Все это меня завораживало, пленило. Поэтому я частенько сбегала из дому, чтобы почувствовать и воссоединиться с природой, побыть со своим конем, вдоволь с ним наиграться! Мои родители даже не подразумевали о том, что их дочь бороздит по просторам, встречая солнце на небе! Нагулявшись, я тихо забралась к себе в комнату, плотно закрыла шторы и прыгнула в кровать, накрывшись одеялом с головой, как открылась дверь в мою комнату и мамин голос:
– Доброе утро! Моя принцесса! – Раздвигая шторы по разным сторонам окна, радуясь солнечному свету. Я делаю вид, что только проснулась, потягиваюсь и улыбаюсь! Как мне это нравилось, какая-то тайна, которая вовлекала меня в свои чары! Мое светло-розовое платье внесла гувернантка Лукия, маленькая пухлая женщина с черными, но добрыми глазами поздоровалась со мной, чмокнув меня в лоб, и с широкой улыбкой показала свою работу. То платье, которое я так долго ей пыталась объяснить, какое же я хочу, пыталась рисовать, показывать на руках, вот! Оно! Чудо, она поняла наконец-то меня, моя Лукия, по совместительству няня моя и портная фея, которая по ночам колдовала над тканями, чтобы шить мне незабываемые наряды.