Волчья любовь

Приподнявшись, она заглянула в лицо мужа. Его вид был насторожен, глаза блестели ненавистью, его скулы ходили ходуном, и вот он оттолкнул Софью от себя с вопросом:

– Что это было? – Расставив руки в бок и сдвинув свои черные брови так сильно, что между ними образовалась багровая морщина.

Софья осторожно напугалась его реакции, присев на край кровати, она опустила свои глаза на руки, заключенные в замок на своих коленях, и тихо простонала.

– Прости! Я не хотела тебя напугать.

– Напугать? – Подлетев, разгневанный Генрих, схватил ее за плечи и стал трясти, как тряпичную куклу.

– Что ты себе позволяешь? – вскинул руку Генрих и сильным ударом по щеке жены свернул голову в сторону от своего разгоряченного лица. Следом второй удар по другой щеке, и голова Софьи перевернулась в другую сторону.

Софья закрыла лицо руками, и в ее голове простонало «дочь, она рядом». Не издав ни единого звука, она обмякла и упала на колени перед Генрихом с просьбой:

– Хватит, прости, такое не повторится.

– Хватит? – Генрих не кричал, просто очень грубо, спокойно говорил, он сам понимал, что за стенами дочь, и чтобы она не услышала, он скалился и извергал свою версию.

– Пока меня нет дома, ты решила приглашать к себе незнакомцев и поить их чаем, угощать своей стряпней! Что это за выходка!

И тут Софья поняла, в чем дело! Ее озарило! Она встала с колен, взяла его бархатное лицо в свои ладони и тихо прошептала:

– Милый мой Генрих, это всего лишь полицейский, он пришел задать мне свои вопросы, про исчезновение Амелии, ведь ее так и не нашли, бедная девочка, мне так жаль, а Лия… – Не успев договорить, как удар оглушил по раскаленной щеке Софьи.

– Но это не означает, что ты должна его кормить и гладить его руки! Что за бред ты мне пытаешься сейчас рассказать! – Оттолкнув ее от себя, Генрих подошел к окну, раздернул шторы в стороны так сильно, что одна оборвалась и соскользнула вниз на пол.

– Прости, это всего лишь знак воспитания, под этим ничего нет! И не будет.

Последняя фраза далась тяжело, глаза Петра всплыли у нее в сознании, его грязные ботинки, его взгляд, нежное прикасание и дыхание как-то встревожили Софью.

– Ты в этом уверена! – проговорил чуть мягче Генрих, обвернулся к жене и заключил ее в свои объятия.

– Более чем. – Тяжело вздыхая в ответ объятиям.

Проснувшись, Лия сладко потянулась и бросила взгляд за окно, где пасмурное утро совсем не радовало, а наоборот, нагнетало какую-то печаль. Укутавшись посильнее в одеяло, с мыслью «еще немного побалдею под теплым одеялком», как в комнату тихонько вошла мама.

– Доченька, милая! – Подошла Софья к своей дочери, обняла ее и нежно поцеловала в щечку. – С добрым утром!

– С добрым, мама! – Высовывая свои руки из-под одеяла и сладко потягиваясь.

– Как спалось?

– Как всегда, – улыбнулась Лия и посмотрела на маму, у которой были заплаканы глаза. А щеки бордового цвета. Как только Софья ни пыталась прикладывать, лед и сок алоэ, ей не удалось скрыть побоев Генриха.

– Мама, опять? – взволновалась Лия, взяв ее лицо в свои ладошки и нежно целуя по разгоряченным щекам матери. – Что не так-то? – не унималась дочь, обнимая и целуя ее.

– Ничего, сейчас пойду на кухню, начну колдовать с едой, и все пройдет! – с улыбкой проговорила Софья. – Не переживай! Все хорошо! – добавила она.

– Но, мама, так нельзя! Ты ведь женщина, моя мама. Мама… – протянула последние слова и прижалась к груди своей родной и любимой мамы.

Софья вздохнула и заговорила, поглаживая свою дочь по волосам.

– К нам вчера приходил Михайлко.

– И что?

– Прошу, выслушай меня, это очень больно говорить, но и не сказать я тебе тоже не могу. – Молчание, слеза скатилась по щеке матери.

– Мама! – вскликнула Лия, смахивая слезинку матери с ее щеки.

– Милая моя, Петр рассказал, что Амелию, нашу девочку, нашу лучезарную красавицу, изнасиловали и бросили на растерзание волкам. Но у него все же надежда на то, что она осталась жива! Он каждый день наведывается к Волчьему и пытается найти ее следы. Он наполнен страданиями и утратой своей девочки, у него руки не опускаются, он ищет!

Лия закрыла руками лицо. Долгое молчание. Мать прижала свою дочь к своей груди и почувствовала, как она трясется в лихорадке.

– Лия?! – Растирая руками ее по плечам, мать встревожилась. Она убрала руки с лица дочери и увидела страх в ее глазах. Она окаменела, кожа побледнела, а губы посинели.

– Лия?! – вскрикнула София. – Боже! Зачем я тебе все рассказала! Вот дура я! – расплакалась Софья, прижимая свою дочь к груди.

Шок парализовал на несколько минут и дал разряд, громким криком Лия разрыдалась горькими слезами, ее губы тряслись, сердце колотилось, как атомная бомба, грудь ее поднималась с трудом, чтобы набрать воздуха, и так же тяжело опускалась.

В ее голове предстал образ Амелии, ее улыбка, ее рыжая копна волос, ее синие, как море, глаза. Амелия…

Тук-тук-тук. Раздался стук в дверь в кабинет Михайлко.

– Да, да, входите! – звонким голосом вскрикнул он, убирая документы в сторону.

Дверь открылась, и перед ним возникла Софья Верноновна с миской в руках. Она с ходу начала тараторить.

– Здравствуйте! Вы вчера так и не успели распробовать мои булочки, правда, они уже не такие свежие, как вчера, но зато я вам принесла сегодняшние стряпанные конфеты с фундуком. Вы их любите? – Чуть покраснев и запыхавшись, с ясными глазами и ямочками на щеках, улыбнулась, глядя на Петра.

Петр растекся в улыбке, не ожидая увидеть Софью, привстал со стула и протянул свои огромные руки к миске с конфетами.

– Люблю, а… но… а… спасибо, я очень люблю, – растерялся Михайлко, покрывая своими ручищами холодные руки Софьи, держащие миску. Их взгляд застыл, дыхание участилось, и от неловкого молчание Петр сказал:

– Да вы присаживайтесь, давайте уж пить чай, теперь я вас угощаю чаем! – пришел в себя он. Нежно беря миску и ставя на стол, усыпанный документами и разными предметами, создавая бардак на рабочем месте.

– Да, спасибо! Вы мне вчера так и не успели дорассказать про оборотня, подозрения есть, кто это может быть? – Присаживаясь на стул рядом со столом, а Петр присел на корточки напротив Софьи и ухватил ее руки в свои.

– Я предполагаю, что он не один, их несколько, на протяжении трех месяцев мы выезжали в лес, обшарили почти все озеро, кроме северной части, как вы знаете, туда никто не ходит, там обитают волки, да и мы сами побаиваемся. Следы есть, разных автомашин, с разными следами, но мы не можем утверждать, что это маньяки, скорее всего, это туристы, случайно зашедшие в сокровенные места леса. – Заглядывая в ее глаза, немного слезящиеся и ждущие продолжения, Петр пожал плечами и продолжил:

– Надо проверять каждого, кто суется в эти места.

– Что вам мешает? Поставить патрульную машину при въезде на Волчье, – серьезно спросила она.

– Не так все просто, свыше не выделяют денег и говорят, что это волки растерзали несчастных жертв и нет никакого маньяка. Но если не этот случай с Амелией, я бы поверил этой сказке.

– Да, действительно, вы правы, ведь она не могла уйти сама пешком, да и ночью в вечернем платье несколько километров, ей действительно кто-то помог. – Софья привстала со стула, опустила свои руки вниз, но Петр закончил ее фразу:

– И непроизвольно наводит на мысль, что, изнасиловав ее, избавились от тела, куда вести, куда девать, вот тебе, пожалуйста, Волчье, волки сами свое дело сделают, и думать не надо, и голова болеть не будет, что их поймают.

– Сегодня я все рассказала Лии, – тихо прошептала она, отворачивая своре лицо к окну со слезами на глазах.

Петр понял, что разговор был сложным, и тихо сказал:

– Я обязательно во всей этой грязи разберусь, у меня есть свои догадки! Но я буду держать вас в курсе! Успокойте Лию! Я понимаю ее, как никто другой! И вас, моя милая Софья! – с нежностью и с добротой произнес Петр.