Достояние павших

– Значит, «сытное варево с манящей приправой»? – крякнул судья.

Клокс с трудом поднялся на ноги, содрал с пояса фляжку, залил в горло огненного пойла и только затем подошел к костям. Наклонившись, выудил из поганого месива исходящий паром егерский перстень и пробормотал, подбрасывая горячее украшение на ладони:

– Не оставляй у престола божия сына его Глайна, святой Нэйф. Прикрой священным кругом его посмертный путь…

– Мы что, этим должны были потчеваться? – прохрипел, отдышавшись, Дойтен. – Как вы устояли?

– А ты что думал, тебе нательное колесо святого Нэйфа на грудь для красоты дадено? – спросил Клокс. – Вот!

Только теперь он вытянул из-за пазухи левую руку и разжал окровавленную ладонь, разрезанную гранями амулета.

– Точно так, – кивнул Мадр, показывая такую же ладонь. – Однако, едва не пересилило нас колдовство. Был похожий случай в Гаре…

– Забудь! – оборвал Мадра Клокс и, как показалось Дойтену, только теперь побледнел от ужаса. – Если бы здесь был похожий случай, уже не было бы никого! Или ты тогда ладонь свою не кровянил? Эта забава против легкого колдовства!

– О чем вы? – с трудом поднялся на ноги Дойтен.

– Не о чем, – буркнул Мадр, подходя к туше. – Та история еще до тебя была. Двенадцать лет уже минуло. Медведь?

– Похоже, – кивнул Клокс, разглядывая треснувшую на спине рубаху, из-под которой торчала медвежья шерсть, и пальцы на руках, которые начали обращаться в когти. – А ведь разорвал бы нас на куски! Если бы не твое ружье, Дойтен, да не сноровка Мадра. Только начал перекидываться…

Дойтен тоже подошел к убитому. Вгляделся в изуродованные пальцы, посмотрел на странно изогнутые ноги и набухшие сапоги. Оценил вздувшиеся узлами плечи. Присел и посмотрел на лицо. Оно оставалось человеческим. Разве только от скул рыжеватым налетом вылезла щетина. Наверное, мягкая наощупь. Трогать мертвую щеку чудовища не хотелось…

Мадр устало опустился на ту самую скамью, на которой сидел недавно Краба, окинул взглядом стены горницы. Дойтен проследил за его взглядом и словно только что разглядел и засушенные травы, и упряжь, и шкуры на забитых в стены костылях, и корзины в углу, в которые явно была свалена чья-то одежда. Между тем за стенами все так же слышались шаги и раздавался невыносимый звук, как будто кто-то вел по стенам дома, а то и по стеклу стальными когтями. Окна были задернуты холщевыми занавесями.

– Окна маленькие, – произнес в тишине Мадр. – Переплеты литые, бронзовые. Похоже, этот Глайн не скупился на безопасность.

– Зверя боялся, – буркнул Клокс, сдернул со стены одну из шкур, накрыл ею разлитое варево, присел возле туши. – Не такого, а медведя шатуна. А может, и такого. А погиб, выходит, от человека. Зверь добычу в котел не ладит.

Дойтен подошел к корзинам, выдернул одну рубаху, поднял ее, поднес к лицу, ощутил запах дикого зверя, вернулся к скамье, покачал головой, разглядывая испорченный чехол, вытянул из него ружье и принялся забивать новый заряд.

– Думаешь, отбиться? – усмехнулся Мадр. – Хотя, наверное, правильно. Твой заряд нас и выручил. Он, да старик наш. Об него кто хочешь зубы обломает. Что думаешь разглядеть, Клокс?

– Понять хочу, – прищурился Клокс. – Что за имни перед нами?

– То есть, олфи это или класти? – задумался Мадр. – Дикий зверь или разумный враг в зверином обличье? Теперь ты этого уже не узнаешь. Да и какая разница?

– Большая, – покачал головой Клокс и прислушался к испуганному храпу лошадей за приоткрытой дверью конюшни. – Если он класти, то есть в облике медведя мог соображать как человек, то мы избавились от страшного врага, который мог быть главарем той шайки за стеной, – Клокс неодобрительно посмотрел на корзины. – А если он олфи – безмозглая зверюга, значит, есть кто-то, кто может управляться с ним. И тогда все куда хуже.

– Второе, – как будто с трудом растянул бледные губы в улыбке Мадр. – Магия. Я, конечно, не так ее чувствую, как ты, но уж определить, что не Краба ее накидывал, могу. Так что – олфи. Обычный имни и, значит, очень опасный зверь, от которого мы чудом избавились. И еще одно несомненно – все это связано с нашим делом. Не знаю, что произошло в Дрохайте, но что бы там ни случилось, оно еще не завершилось.

– Скорее всего, – согласился Клокс, и в этот миг Дойтен закончил возиться с ружьем и пристукнул прикладом о пол, заставив старика вздрогнуть.

– Ты мне сердце разорвешь! – прошипел Клокс. – Хватит стучать!

– Это не я, – мотнул головой Дойтен.

Стучали в дверь. Клокс медленно подошел к дубовой воротине, которая вела не в конюшню, а на улицу.

– Кто там?

– Клокс, это ты? – раздалось из-за двери приглушенно.

– Я, – побледнел судья. – А кто ты?

– Ты меня не знаешь, – послышалось в ответ. – Но у нас есть общие знакомые. Что с Крабой?

– Какие общие знакомые? – спросил Клокс.

– Давние, – как будто рассмеялся незнакомец. – Не будем ворошить прошлое. Ради твоей же пользы, Клокс. Почему ты отправился в Дрохайт этой дорогой?

– Время дорого, – ответил Клокс.

– Жизнь, значит, не дороже? – поинтересовался незнакомец и закатился в булькающем смешке. – Не бережешь ты себя, судья. А ведь едва не погиб. По собственной дури. Что с Крабой?

– Он убит, – ответил Клокс. – Что вам нужно? Что ему было нужно?

– Того, что нам нужно, у тебя нет, – ответил голос. – И если бы Краба это уяснил получше, он бы сейчас был жив. Сказал же ему, закройся и никого не принимай без меня. Подойду сразу, и пяти минут не пройдет. Нет, все сам хотел сладить… Жаль его, хороший был воин.

– Мне себя жальче, – не согласился Клокс. – Чего у нас нет?

– Того, что есть в Дрохайте, – ответил голос. – Ты же прибыл сюда по особому делу? Ну так и занимайся… своим особым делом. А я буду за тобой приглядывать.

– Зачем? – спросил Клокс.

– У меня свой интерес, – снова рассмеялся незнакомец. – Тебе о нем знать не нужно. Конечно, если тебе собственная жизнь все-таки дорога. Хотя старость, судья, – как старый конь. Овес жрет, а от седла прогибается.

– Кто ты? – заорал судья, ударив сапогом в тяжелую дверь.

– Тогхай, – раздалось где-то и здесь, и не здесь, и как будто в головах сразу и у Клокса, Мадра и Дойтена, и из-под опрокинутого котла, и из оскверненного дымохода, и из-за двери, закрытой на засов.

– Кто? – не понял Клокс.

– Узнаешь, – раздалось чуть слышно, и за стенами все стихло.

– Ушел? – спросил Дойтен.

– Боюсь, что мы узнаем это только утром, – снова растянул губы в бледной улыбке Мадр. – Или хочешь выглянуть и посмотреть? Если кому до ветру надо, пожалуйте в конюшню. Я, к примеру, дальше не ходок.

– Что это значит? – спросил Клокс, отойдя от двери.

– До утра мы доживем точно, – зажмурился Мадр. – И меня это вполне устраивает. А пока нам придется довольствоваться компанией двух трупов. И знаешь, Клокс, удивительно, но я совершенно не хочу есть! А ты, Дойтен?

– Нет уж, – сглотнул Дойтен.

– При чем тут жратва? – сплюнул Клокс. – Что думаете?

– Не только мы посланы сюда, – пробормотал Дойтен. – Я не знаю, что случилось в Дрохайте, но, похоже, что это интересует не только Священный Двор.

– С чего ты взял? – открыл глаза Мадр.

– Тогхай – не имя, – объяснил Дойтен. – За Черной грядой – дирги там или еще кто – так называют посыльного.

– Посыльного? – удивился Клокс.

– Особого порученца, – прошептал Дойтен. – Переговорщика, устроителя, примирителя или тайного убийцу. Избранного. Того кто торит путь. Пробивает и метит дорогу. И ветер тоже так называют. Ветер с запада. А еще духа, демона, которого выкликивает в танце шаман. Того, что за людьми присматривает. Его так и зовут иногда – соглядатаем.

– А ведь это была его магия, – проговорил, снова закрыв глаза, Мадр. – И он мог выкурить нас отсюда, как бортник пчел из дупла.

– Но не сделал этого, – кивнул Клокс и вновь посмотрел на тушу. – И гибель огромного зверя, которого он назвал хорошим воином, менее важна для него, чем то, что стряслось в Дрохайте. Интересно, о каких общих знакомых он упоминал? Значит, говоришь, за Черной грядой? Шипы-то ведь тоже оттуда родом?