Страница 41 из 69
— О чем?
— Пообещай, что в любом случае, простишь меня, — сказала мать, глядя на меня каким-то возбужденным взглядом.
— Конечно, мама.
— Я все время врала тебе. Всю жизнь врала. Тот мальчик, которого ты родила... Он был жив, понимаешь? Жив...
— Какой мальчик, мама? Не неси чушь, — разозлилась я.
— Саша, Александр. Он был жив. Мы с папой испугались тогда, понимаешь? Все было абсолютно не к месту, извини.
- Где мальчик сейчас? – крикнула я на маму.
Прохожие на улице стали оборачиваться. Мне хотелось взять ее за плечи и хорошенько тряхнуть. Мать затрясло мелкой дрожью, в глазах появилось безумство и, испугавшись, что с ней что-то не так, я позвала на помощь доктора. Маме сделали укол и та мигом уснула. Я была на грани срыва – неужели мать говорила правду? Я сидела в палате рядом с ней, и закипала от злости. Ее спокойное спящее лицо не выдавало никаких эмоций – она монотонно дышала и слегка улыбалась во сне. А для меня тот день стал роковым. Все мои мысли были заняты Сашей. Правду ли говорила мама или бредила?
Каждый мой приход к ней начинался с одной и той же фразы, что она переживает за мальчика. Я пыталась услышать что-то большее, пыталась увидеть в ее глазах нотку нормальности, а не безумства. Пыталась разговорить ее на что-то большее, но все тщетно. После нескольких заученных фраз она замыкалась и замолкала.
Ира, Москва, 2015 год.
— Я не могла поверить своим ушам. Я не хотела этому верить. И делала все, чтобы вычеркнуть из памяти, внезапно возникнувшее прошлое. К тому времени профессор Поляков умер, и я обратилась к другому психотерапевту. Молодой, но толковый специалист твердил мне, что в словах матери нет никакого скрытого подтекста, она просто чувствует вину, не более. К матери я ездить вскоре перестала. Возможно, я была законченной эгоисткой, но по-другому не могла. Я срывалась и чувствовала панику рядом с мамой. Я не бросала ее, по-прежнему передавала передачи, платила деньги в конвертах… Чаще, ее посещал Костя, но с ним, она просто молчала, — вздохнула Зоя Степановна. — Через год, так и не выйдя из этого состояния мать умерла.
— Значит, вы так и не узнали, что на самом деле произошло? - спросила я.
— Нет, Ира. Я жила вполне себе не плохо… Возможно, я покажусь тебе странной, но я не хотела тормошить старые раны. Да и что бы я сказала Косте? Что родила в свои неполные семнадцать, что бросила ребенка, что все время и всю нашу совместную жизнь врала ему? — пристально посмотрела на меня Зоя Степановна.
— У вас была вполне налаженная жизнь, пусть и без детей и ворошить прошлое не хотелось. Я понимаю Вас, - сказала я.
— Знаешь, тем более, мать была не совсем при здравой памяти. Я просто оградила себя от ее слов, — сказала Зоя Степановна. – Сделала вид, что не помню и не понимаю о чем она.
— Сейчас вы хотите узнать правду? — спросила я напрямую.
— Да, — после минутного молчания ответила старушка. — Сопоставив все факты, я подумала, что в ее словах была доля правды. Я бы хотела извиниться перед мальчиком, если он жив. А если нет – буду спокойно доживать свои дни. Знаешь, когда Костя умер, это было ровно пять лет назад, я осталась совершенно одна. К тому же, мою ногу из-за сахарного диабета, пришлось ампутировать. Вот тогда, не имея возможности забываться в работе и растворяться в муже, мне на ум стали приходить страшные мысли. Что, если мой сын все же жив и остался инвалидом? Вдруг он, как и я сейчас, не ходит, за ним нет должного ухода и он так же одинок? Я прочувствовала это в собственной шкуре. Чувство ограниченности и беспомощности… Это ужасно.
Зоя Степановна отвернулась к окну, и я догадалась, что она плачет.
— Ира, я хочу, чтобы ты узнала, что произошло тогда на самом деле. Если мальчик жив, я отдам ему все, что имею, чтобы искупить свою вину.
— Хорошо, я согласна. Но вы уверены, что мне дадут нужные данные? Существует же тайна усыновления, или как там ее...
— Ира, дорогая моя, деньги творят чудеса, — сказала Зоя Степановна и достала из стола пухлый конверт, набитый купюрами.
Я вышла на шумную улицу и села на лавочке у дома. Я знала, что она смотрит на меня с высоты восьмого этажа, читает мои эмоции и предугадывает планы, но сил, чтобы встать и идти, у меня не было. Значит, у Зои Степановны был ребенок. Недоношенный мальчик, во времена СССР. Он выжил или нет? Вдруг он отправился в приемную семью, где вполне счастливо ( а может и не очень?) прожил пятьдесят с копейками лет, ни сном ни духом не подозревая о том, что его родители вовсе ему не родные... Хотя, нельзя отрицать тот факт, что приемные мама и папа все же рассказали правду мальчику. Что делать мне? Однозначно ехать в Воронеж, в тот роддом, где рожала Зоя Степановна, и искать правды.
Внезапно заиграла громкая мелодия Металлики. Я достала мобильный и взглянула на дисплей. Это был Ваня. Слегка улыбнувшись, я сняла трубку и поздоровалась.
- Чем занимаешься?
- Сейчас еду на вокзал, - сказала я. – Нужно отлучиться на пару дней.
- Далеко уезжаешь? – спросил Ваня.
- Город Воронеж, - сказала я, не вдаваясь в подробности своего визита в чужой для меня город.
- Моя родина, - усмехнулся Ваня. – Если хочешь, могу поехать с тобой. Я давно не выбирался в родные края.
- Я была бы тебе очень признательна, - воскликнула я, отключив телефон.
Надо же! Мне сильно повезло, что моим сопровождающим вызывался Иван. Мы договорились встретиться у вокзала. Я поднялась с лавочки, поправила свои волосы, убрав их назад, и посмотрела на окна Зои Степановны. Она неподвижно сидела у окна и смотрела на меня печальными глазами. Теперь я знала про нее все. Всю правду, которую она тщательно скрывала от окружающих, от мужа, коллег и от себя. Она закрыла свои воспоминания где-то в ящике, намертво запечатав их. Но жизненные обстоятельства и одиночество оказались выше нее самой. Воспоминания всплыли, ярко и так свежо, как и раньше. Зоя Степановна вспомнила все, раскрылась мне возможно больше чем кому-либо другому. Я не имела права подвести ее сейчас. Я махнула рукой и дружелюбно улыбнулась ей, чтобы она непременно знала – я ни в чем ее не виню. Я сделаю все, что в моих силах. Вот только нужно будет попросить свою сокурсницу Жанну присмотреть за Зоей Степановной в мое отсутствие.