Роковой выбор

Все его детство вращалось вокруг ее подарков. Они были его братом, сестрой, лучшим другом, окном в мир. Он почти не выходил из своей комнаты: читал там, учил уроки, собирал модели, проживал вместе с Экшен-мэном каждое из его головокружительных приключений. Он не слышал стонов матери, проводившей время с мужчинами, когда отец уезжал или бросал их, не слышал ее криков, когда она приходила в его комнату и обвиняла его в том, что он разрушил ее жизнь. Она кричала, что, если бы не он, они с отцом жили бы счастливо.

Все детство он провел в придуманном мире. Мире настольных игр, «Донжонов и драконов», потом – компьютеров.

Он рассказал мистеру Сароцини отредактированную, приглаженную версию своего детства.

Подали кофе. За весь ланч они и словом не обмолвились о деле. Мистер Сароцини взглянул на свои тонкие старомодные часы «Картье». Джон потянулся за стоящим под столом портфелем.

– У меня есть для вас копии балансовых отчетов и прогнозов, – сказал он.

Банкир вынул из кармана маленькую золотую коробочку и вытряхнул из нее в чашку с кофе две таблетки заменителя сахара.

– Весьма предусмотрительно с вашей стороны, но, скорее всего, мне они не понадобятся.

Джон затравленно посмотрел на мистера Сароцини. Загоревшаяся вчера надежда потухла, будто залитая дождем свеча. Он что, сказал что-нибудь не то? Эта неожиданная перемена в настроении мистера Сароцини ничем не объяснялась. Джон не мог понять, зачем банкиру было утруждаться и везти его на ланч, если он не собирался говорить с ним о деле.

Мистер Сароцини аккуратно промокнул рот салфеткой и встал из-за стола. Джон подумал, в своем ли уме этот человек, но, вспомнив, сколько тот запомнил из чтения отчетов, рассудил, что дураком его никак не назовешь.

«Мерседес» вез Джона обратно в офис. Мистер Сароцини сидел молча и смотрел в окно. Когда Джон вновь попытался выяснить, стоит ли ему рассчитывать на то, что Ферн-банк вступит в игру, мистер Сароцини после долгой паузы ответил, что он пришел к выводу, что Зак Данцигер представляет собой бо́льшую проблему, чем он решил вначале.

Джон совсем отчаялся. Мистер Сароцини не взял никаких бумаг. Он потерял интерес.

Календарь в компьютере Джона говорил ему, что у него осталось всего одиннадцать дней. Завтра суббота, гольф с друзьями – если он будет в состоянии поехать. В понедельник будет восемь дней. Радоваться нечему. Джон взял трубку телефона и набрал номер Арчи Уоррена.

Арчи не смог ничем помочь. Ему больше некого было предложить.

16

В отличие от всех остальных помещений дома, подвал Сьюзен не нравился.

Дверь провисла в петлях, и ей пришлось резко рвануть ее, чтобы та открылась. Подвал встретил Сьюзен пахнущей сыростью темнотой. Она щелкнула выключателем и стала спускаться по лестнице. Особенно ей не нравился клаустрофобически низкий потолок и висящая повсюду паутина, в которой притаились соткавшие ее пауки.

Она миновала ряд пустых бутылок из-под кьянти, так и не понадобившиеся водосточные трубы, пустые фанерные ящики, стопку ржавых жестяных листов и, добравшись до большого морозильника, попыталась открыть его дверцу. Та подалась – с ледяным хрустом замерзшей уплотнительной прокладки и порывом холодного воздуха. Взглянув внутрь, Сьюзен беззвучно выругалась: надо же было так сглупить и не подписать все продукты, прежде чем сложить сюда. В поисках пакета тигровых креветок, которые, как она думала, должны были лежать тут, она вытащила что-то, напоминающее баранью ногу. Отложив ее в сторону, она стала искать дальше. Даже эта простая задача была ей сегодня не по силам: ее с головой накрывали тяжелые мысли, мешая сосредоточиться. Сегодня к ним придут гости. Обыкновенно она любила вечеринки и подготовку к ним, но сегодня это было для нее пыткой.

Вчера вечером Джон приехал в еще более расстроенных чувствах, чем обычно. Он очень рассчитывал на швейцарского банкира, которого встретил на банкете в Гилдхолле. И она поверила в этого человека – после того как в Аскоте выиграли указанные им лошади. Но, как оказалось, зря. Встреча с ним ни к чему не привела, как и все остальное, что пытался делать Джон.

Она вздрогнула от неожиданности, когда в дальнем конце подвала ожил бойлер. Затем она продолжила поиски, хотя руки у нее уже ничего не чувствовали от холода. Сегодня придут Алекс и Лиз Гаррисон. Алекс, который раньше был лучшим сотрудником в фирме Джона, теперь работал в крупной компании, производящей программное обеспечение. Джон хотел выспросить его, не сможет ли какая-нибудь компания купить «Диджитрак». Лиз была близкой подругой Сьюзен – самой близкой в Англии после Кейт Фокс, с которой Сьюзен работала в одном издательстве.

Также будет Харви Эдисон с женой Каролиной. Сьюзен гинеколог не очень нравился – она считала его слишком высокомерным и заносчивым, – но Джон ради бизнеса настаивал, чтобы они поддерживали дружеские отношения. Он хотел предложить доктору организовать новую компанию на правах партнерства, если «Диджитрак» все же потонет.

Сьюзен находила Каролину милой, но скучной и зацикленной на себе. Она была привлекательной – ожившая кукла Барби, – и сфера ее интересов ограничивалась встроенным шкафом-купе, который она себе поставила, диетой, на которой она сейчас сидит, новыми тенденциями в воспитании детей, которых она, как и мужа, слепо обожала. За пять лет их знакомства Сьюзен не могла припомнить момента, когда Каролина Эдисон захотела бы узнать что-нибудь о ней самой.

Была суббота. Джон уехал играть в гольф. Передышка была ему необходима, и Сьюзен была рада, что муж проведет несколько часов на свежем воздухе. После гольфа он собирался в офис, на встречу со специалистом по банкротству – его посоветовал Арчи Уоррен, охарактеризовав как профессионала экстра-класса. Спец представит Джону схему, как сохранить то имущество фирмы, которое еще можно сохранить, до того как банк завинтит пробку. Все в рамках закона, сказал Джон, но по его тону Сьюзен поняла, что все как раз наоборот.

Его отчаяние пугало ее. До настоящего времени она всегда доверяла способности Джона правильно оценивать ситуацию, но теперь она боялась, что он сделает что-нибудь такое, что доведет их до беды. Вчера вечером муж снова напился и грубо оборвал ее, когда она завела разговор о поиске других вариантов разрешения кризиса. А потом он уснул перед телевизором.

Тяжелое детство или калечит, или делает сильнее. Джона оно сделало сильнее. Имея перед глазами пример отца-неудачника, он был полон решимости достичь успеха в жизни, доказать, что в его генах нет предрасположенности к краху. Он отличался упорством в достижении своих целей и никогда не отказывался от начатого, однако его вчерашние слова свидетельствовали о том – и это вызывало у Сьюзен нешуточное беспокойство, – что он начал рассматривать банкротство как избавление.

Она и сама могла понять, что в каком-то смысле оно и будет избавлением. У него появится возможность начать все заново, хотя потребуется много времени на то, чтобы достичь нынешнего уровня; еще им придется продать дом – но Сьюзен могла все это принять. Настоящей проблемой была Кейси.

Если бы только с работой все было стабильно!

Когда Джон попросил ее выйти за него замуж и переехать в Лондон, она колебалась, уезжать из Лос-Анджелеса или нет, только из-за Кейси.

Город мишуры[7] ассоциировался у нее с несчастьем. Ее отец был неудавшимся актером, за тридцать лет карьеры не получившим ни одной крупной роли. Он зарабатывал на жизнь, заправляя топливом яхты и катера богатых, знаменитых и просто успешных людей в Марина-дель-Рее. В возрасте пятидесяти лет он начал рисовать и все еще мечтал об успехе – теперь уже не в качестве актера, но художника. Сьюзен же, как ни горько ей от этого было, понимала, что успеха он никогда не добьется: он, бесспорно, обладал талантом, но ему не хватало напора.

Ее мать, чьей самой крупной ролью была сцена в лифте с Клинтом Иствудом в «Грязном Гарри», вырезанная в телевизионной версии, перестала мечтать много лет назад и работала билетершей.

7

Город мишуры – используемое в обиходе название Голливуда.