Страница 60 из 67
пересекаю узкую улицу и вхожу в магазин.
- Чао! – меня встречает продавец, и я бормочу то же самое в ответ, но уже отвлеклась на ряд
туфель в задней части магазина.
Я пробираюсь через стеллажи с одеждой и добираюсь до витрины с балетными тапочками. Я
тянусь к классическим розовым, которые всегда любила, и застываю. Всегда любила. В голове
вспыхивает картинка, и я закрываю глаза. Я на сцене, передо мной ряды пустых кресел, когда я
выступаю, в то время, как ряд судей сидят за столом впереди в центре. Это прослушивание в школе, я
думаю, и здесь моя мама. Я не могу увидеть ее, но чувствую ее поддержку и нервозность. Она рада за
меня и гордится моими достижениями. Это хорошее воспоминание. Счастливое время, но, когда я
решаю купить свой размер балетных тапочек, тепло мгновений уходит, и меня окутывает холодное
темное чувство, предупреждение, что что-то надвигается, и даже волоски на руках становятся дыбом.
Глаза затуманиваются, перед ними начинают плясать пятна, и я хватаю вешалку с одеждой и мчусь в
примерочную. В конце я открываю дверь и захлопываю ее за собой, мои руки так трясутся, что не могу
ее закрыть. Я сдаюсь и иду к дальней стене, прислоняясь к ней и прижимая к себе тапочки. В голове
начинают вспыхивать картинки, и я позволяю глазам закрыться. Я возвращаюсь на кухню с мамой, и
я только что съедаю печенье, когда заходит папа.
- Вот мои две девочки.
Я поднимаю взгляд, когда он заходит, а он большой и широкоплечий, его волосы в беспорядке, его зеленая армейская футболка, как вторая кожа. Странно, когда он дома, и пусто, когда он уходит, на этот раз это были шесть долгих месяца. Он пугает, герой, который ожидает от меня большего, чем
я часто думаю могу быть. И я люблю его. Он садится между мной и мамой. – Привет, папа. Я только
что испробовала твои печенья. Будь уверен, они высшего качества.
- Я сам их испробую, - говорит он, подхватывая одно и пробуя его, поднимая палец вверх
прежде, чем поцеловать маму, которая расцветает, когда он находится рядом. Он возвращает свое
внимание на меня. – Ты сегодня сбежала от меня в тире.
- Тренировала танец, - говорю я.
Он корчится, доказывая, что он до сих пор не является фанатом моих танцев, а еще женат на
учителе по танцам. Иногда я думаю, что он хочет, чтобы я была сыном, которого у него никогда не
было. – Ты будешь ходить в тир, пока я буду в отъезде? – спрашивает он.
- Дважды в неделю, - уверяет его мама.
Он поднимает брови. – Это значит раз в неделю, правильно?
- Несколько недель, - добавляю я.
Где-то в доме разбивается стекло, и мой отец тут же поднимается на ноги. – Бегом в кладовку,
- мягко приказывает он.
- Папа…
- Делайте, - шипит он, доставая пистолет из своих брюк, я даже не знала, что он носит его с
собой, и судя по ошарашенному взгляду на лице моей мамы, она тоже не знала.
Она хватает мою руку и тащит за собой к кладовке и внутрь, закрывая дверь. Мы прижимаемся
друг к другу. – Мама…, - начинаю я, но она закрывает мой рот. Как только понимает, что я
успокоилась, она вытаскивает телефон из фартука и набирает 911, но ничего не говорит. Она
засовывает телефон назад в карман, не сомневаясь, что кто-нибудь придет на помощь.
Слышатся звуки крушения и выстрелов, как будто пользовались глушителем, и мы с мамой обе
подпрыгиваем. А затем наступает тишина. О Боже, тишина оглушающая, и я жду, когда мой отец
придет за нами, но он не приходит. Я больше не могу терпеть. Я вырываюсь от мамы, все мои
инстинкты говорят, что моему отцу нужна помощь. Я открываю дверь и задыхаюсь от вида его, лежащего в луже крови. Я рвусь вперед и падаю на колени.
- Папа. Папа.
Моя мама падает рядом со мной, заливаясь слезами, когда начинает просить его остаться в
живых. – Пистолет, - бормочет мой отец. – Элла… Возьми… пистолет.
Я смотрю вниз, обнаруживая его у него в пальцах и забираю его. – Взяла.
- Двоя… мужчин.
Кухонная дверь с шумом открывается, появляется мужчина в маске и во всем черном, и мой
отец шипит: - Стреляй, - и инстинкты берут верх. Я поднимаю пистолет и стреляю в мужчину в черном, и он падает вперед. Другой мужчина заходит вслед за ним, и я снова стреляю. И снова. Он опускается
на колени и падает сначала лицом. Начинают звучать сирены, а моя мама трясет отца.
- Вставай! – кричит она. – Вставай!
- Элла. Элла. Черт подери!
Беспокойный голос Кейдена возвращает меня в настоящее, и я моргаю, понимая, что сижу на
полу в примерочной, прижимая к груди балетные тапочки, Кейден опускается передо мной. – Я в
порядке, - сипло говорю я, но я продолжаю трястись, глубокая тяжелая дрожь, проникающая прямо
мне в душу.
Хотя Кейден меня не слышит. Он звонит по телефону. – Натан, - говорит он. – Элла потеряла
сознание. Она…
Я хватаю телефон и прикладываю его к уху. – Хорошо. Она… Я в порядке. Не беспокойся. – Я
сбрасываю звонок, слезы катятся по моим щекам. – Я в порядке.
Его руки накрывают мои. – Ты напугала меня до усрачки. Твои зубы стучат.
- Было… воспоминание. Я просто… Я… Было плохо. Дай мне… минуту разобраться с этим. –
Я делаю вдох, и клянусь воздух ощущается, как будто стекло режет мое горло.
- Нам надо тебя вывести отсюда, - говорит Кейден. – Ты можешь встать?
Я хватаю его рубашку и цепляюсь за нее своими пальцами. – Мне надо рассказать тебе, что я
вспомнила. Я просто… Мне надо сказать это, чтобы я не забыла. Хорошо… нет. Я не забуду это. Мне
просто надо сказать это.
- Я здесь, дорогая. Я слушаю.
- Мой отец… - Я вдыхаю и пытаюсь успокоить дрожь, бегущую по телу. – Военный. Он был
военным, но я думаю какого-то специального подразделения. – Сейчас мои слова тверже. Я чувствую, как грань отпускает. – Воспоминание, - продолжаю я. – Мой отец как раз был дома. Мне было
семнадцать. – Я проглатываю слезы, бегущие по щекам, и холодное спокойствие накрывает меня. – В
дом ворвались мужчины, и мой отец заставил меня и мою маму спрятаться в кладовке, как ты прятался
в шкафу, Кейден. Неудивительно, что ты так знаком.
Он обхватывает мою щеку, и я доверяюсь чувству, когда он говорит: - Ты была права. Мы очень
хорошо друг друга знаем. Тебе не надо сейчас об этом рассказывать.
- Я нуждаюсь. Я не могу это объяснить, но мне надо. – Я останавливаюсь, чтобы дать картинкам
укрепиться у себя в голове. – Я услышала в доме борьбу между моим отцом и мужчинами. Были
выстрелы, но они были приглушенные. Глушители. Я знала, что они использовали глушители. После
этого, наступила тишина, и у меня появилось чувство, что я нужна была своему отцу. Я вырвалась от
державшей меня мамы и выбежала из кладовки, а он лежал на полу, истекая кровью. Умирая. – Мои