Страница 6 из 8
– Можно еще одну? – Сестра потянулась за второй.
Анестезиолог торопливо придвинул ей всю коробку.
– Конечно!
– Вы тоже ешьте! – Сестра елейно улыбнулась. – Я бы их назвала не «Ассорти», а «Абсцессные» или «Гнойные». Согласны? Можно еще на коробке написать «Флегмона!».
– Конечно, – с трудом проговорил доктор и жестом показал, что ему надо срочно выйти.
– Не стесняйтесь, доктор, блюйте здесь, прямо в раковину. – Медсестра глумилась, уже не скрывая своих намерений отомстить за все щупанья во время операции. – Мы же все свои… смелее!
Когда спящий проснется?
В старом отделении спецтравмы палата для травмированных алкоголиков находилась в подвале, а туда, чтобы не вести по лестнице заплетающихся ногами клиентов, и уж тем более не тащить на носилках, сделали желоб, покрытый оцинкованным железом. И по нему уже раздетых и оформленных битых пьяных отправляли прямиком в палату. Там уже разносили по койкам.
К концу восьмидесятых палату из подвала убрали, подняли на первый этаж и увеличили в объеме до тридцати коек.
Как обычно, в приемном спецтравмы работал милиционер, оформлявший травмированных граждан в алкогольном опьянении.
В вытрезвителе штраф за попадание составлял двадцать пять рублей, а в спецтравме – пятнадцать. Видимо, высокое начальство, определявшее, кому сколько платить, решило, что травмированный и так пострадал, можно и скидку сделать.
Как-то так выходило, что когда бы я ни привез битого пьяного в спецтравму, всегда на стене висела табличка: «Принимает хирург Муханов».
Василий Иванович Муханов – хирург-травматолог. Лет ему за пятьдесят. Невысокого роста. В очках. Всегда в шапочке и перчатках, поверх белого халата носит клеенчатый фартук.
Муханов опытный хирург. Уже много лет работает в спецтравме.
Бывают дни, когда он принципиально не хочет принимать пьяных, если те не в сознании. Встает в позу:
– Он в коме, везите в реанимацию!
«Скорая» об этом знает. Поэтому, если при пьяном нет документов, старается изо всех сил привести в сознание. Но… Во-первых, этот мухановский бзик знают не все, а во-вторых, не всегда удается разбудить крепкоспящего.
В чем проблема?
А в том, что в реанимации тоже не дураки работают.
– Давление нормальное?
– Нормальное.
– Пульс нормальный?
– Да.
– Зрачки на свет реагируют?
– Реагируют!
– Ну, какая же это кома? Он пьяный. Это алкогольный наркоз!
– И куда же его?
– Везите куда хотите. Но если вот ссадины на носу – в травму!
– Муханов не берет!
– Нас это не касается! Комы у него нет.
– Напишите в сопроводке!
Муханов однажды потребовал убрать из его отделения каталку.
– Наши пациенты должны входить сами! А если не могут, то это не наши пациенты! – заявлял он.
Но начальство с ним не согласилось и каталку оставили.
Бригада помоталась между реанимацией и мухановской вотчиной, вернулась и, закинув на каталку неподвижное, но живое тело, втолкнуло ее в приемное спецтравмы.
Пока врач оформлял сопроводительный лист, милиционер ходил вокруг тела.
– Муханов не примет!
– Примет. Это не кома!
– Точно?
– Сто процентов. Крепко выпил и спит.
– А как вы определили?
Врач объяснил как и сунул милиционеру сопроводительный с заключением реанимации, которое удалось получить с великими уговорами персонально для Муханова. Обычно реаниматологи просто отвешивали бригаде пендель, посылая дальше.
С этим документом милиционер спорить не решился. Он нарезал круги вокруг каталки.
– Что же делать?
– Принимайте как неизвестного, – посоветовал врач «Скорой», – какие проблемы? Вот я опишу его одежду, личные вещи. Примите по акту, и порядок!
– Нет, так нельзя. – Милиционер убежал и вернулся с большим тампоном, вымоченным в нашатыре. Помахал им над лицом спящего.
Тот не отреагировал.
– Он не морщится даже, – удивился милиционер. – Наверное, это все-таки кома.
– А вы другое слово знаете? – спросил врач, осматривая одежду спящего и занося ее описание в сопроводительный лист.
– Какое?
– Наркоз. Он спит. И пока спит, не будет реагировать. Он и боли не чувствует. Анестезия. Ему операцию можно делать. Ногу отрезать или руку – он и не заметит.
– Да ладно! – не поверил милиционер.
Врач заканчивал оформление.
– Вы принимайте, а то сейчас еще привезут битых, и начнется сутолока.
– Не могу я его принять, меня доктор ругать будет!
– Детский сад какой-то! Подпишите карту!
– Не буду. Вот придет Муханов, он и подпишет. Я не имею права!
Врач начинает сердиться.
– Сделали хрен знает что. Приказ – чтобы в приемном врач непременно в карте расписался о приеме больного! Как раньше хорошо было: закатил, сопроводок в ноздрю вставил и гуд бай!
– Это вы хорошо придумали! Я про ноздрю!
Милиционер ушел и вернулся с перышком от подушки. Принялся щекотать им спящему кончик носа и водить в ноздре. Тот не шелохнулся!
– Ничего себе! От этого все просыпаются!
Ввалились разом две бригады. Каждая привезла пьяного.
– Принимайте!
– Дождался?! – воскликнул врач «Скорой».
– Известные? – ревниво спросил милиционер.
– Известные и с деньгами! Можно сразу штраф оформить!
– Это хорошо! Сопроводки сюда. – Милиционер приготовил мешки и принялся раздевать прибывших битых пьяных.
– Кто принимает?
– Муханов! Но он сейчас шьет больного, выйдет и всем карты подпишет!
Пьяные с различными травмами послушно разделись. Видимо, уже бывали в спецтравме.
Милиционер упаковал вещи и быстро и ловко раздел одного пьяного, который сам не мог ничего сделать.
– Доктор! Вы своего разбудите! – посоветовал он, утаскивая пьяного уже в одних трусах за ноги в палату.
– Правильно тащит, – сказал один из скоропомощников. – Если б за руку тащил, трусы бы слетели, а так только до подмышек задрались!
– Специалист! – согласился второй. – А у вас что? Кома?
– Никакая не кома! Обычный спящий! Выспится и проснется.
– Надо разбудить, пока Муханов не пришел. – Скоропомощники-добровольцы приступили к спящему.
– Его перышком милиционер будил – не помогло!
Скоропомощники передернулись.
– Вот садюга! Гестаповец. Разве можно перышком?!
– Это нарушение гаагской конвенции! Лучше бы он раскаленный шампур взял! Не так жестоко. И ожоговое тут есть опять же.
Один принялся крутить нос спящему. Тот не реагировал.
Второй стащил шапку с головы спящего и, вылив в нее немного нашатыря из флакончика из-под глазных капель, положил шапку пьяному на лицо.
– «Красная шапочка». Если задергается – значит, не спит, а притворяется.
Спящий не шевелился.
Врач «Скорой помощи» беспокойно заерзал за столом.
– Вы своих пациентов мучайте, а то мне этого реально в реанимацию везти придется!
Медики отодвинулись от каталки со спящим. Один сдернул шапку с лица спящего и стал рассматривать его. С уголка глаза того стекла скупая мужская слеза.
– Не взяла «Красная шапочка»! Может быть, ему четыре куба кордиамина в вену загнать? Прочихается и проснется!
– Поздно, – возразил врач «Скорой». – Если Муханов узнает, точно в реанимацию пошлет. Надо было еще в машине, да я не сообразил. Сейчас поздно.
В приемное вошел полуголый мужчина, на котором не было ничего, кроме треников и тапочек-шлепанцев. Во лбу мужчины торчал огромный нож из тех, какими на овощной базе рубят пополам капусту и вырезают кочерыжку. Нож располагался точно вертикально, так что ручка висела перед самым носом мужчины, отчего бедолага смотрел на всех то одним глазом, то другим, а лезвие было устремлено точно вверх. Лицо и грудь мужчины были залиты уже засохшей и частично размазанной кровью.
Все, кто находился в приемном, замолчали и уставились на вошедшего. Следом за чудным дядькой вошел парень в черной шинели с нашивкой «СМП» и шапке с такой же кокардой.