Страница 8 из 15
Да, похоже, грифон не то существо, к которому можно просто обратиться с просьбой.
– Но ты хоть знаешь, где их искать? – По руке Бена скользнула огнемандра. Казалось, по коже течет горячий воск. – Джейн Гридалл сказала, что их вроде уже несколько веков никто не видел.
Барнабас снял очки и принялся протирать их подолом рубашки. Бен так хорошо знал этот жест, будто Барнабас Визенгрунд и вправду был его отцом. Сознавать это было приятно.
– Несколько десятилетий назад прошел слух, что на одном из островов Индонезии живет стая грифонов, – заговорил Барнабас. – Это, надо сказать, довольно расплывчатое указание. Индонезия насчитывает более семнадцати тысяч островов. И даже если мы найдем грифонов, толк от пера будет только в том случае, если мы самое позднее спустя десять дней вернемся с ним сюда, в Мимамейдр. Маловато времени для путешествия на другой конец света, поиски и переговоры с грифонами. Но три маленьких пегасика! – Барнабас снова надел очки и обнял Бена за плечи. – Ты слышал о том, что рождение пегаса будто бы приносит счастье на семижды семь лет? Это нашему миру очень пригодилось бы, правда? Мы спасем этих жеребят! Даже если какой-нибудь грифон оторвет мне за это руку! Только не говори Вите и Гиневер, что я это сказал.
Дверь стойла отворилась.
В нее просунулась голова Хотбродда. Но прежде чем тролль успел разжать зеленые губы, между его ногами в проем проскочил Мухоножка.
– Он здесь, хозяин! – прокричал он тонким, пронзительным голоском.
Даже для гомункулуса, прожившего на этом свете четыре столетия, встреча с последним пегасом была событием.
– Ты знаешь индонезийский язык, Мухоножка? – тихонько спросил его Бен, сажая человечка себе на плечо. Сам он, к своему стыду, не знал даже толком, где находится Индонезия.
– Смотря какой, господин! – ответил Мухоножка. – Индонезийских языков более семисот. Я свободно говорю только на сунданском и минангкабау, но могу сносно объясниться еще на десятке диалектов.
Для Бена всегда оставалось неразрешимой загадкой, как в такой крошечной голове помещается столько знаний. По сравнению с этим собственная голова казалась ему пустым запыленным чердаком. Он при всем желании не мог теперь представить себе, как когда-то обходился без Мухоножки. И конечно, все были бы только рады, если бы жеребят можно было спасти каким-нибудь менее рискованным способом, без солнечных перьев. И все же мысль, что они, может быть, увидят грифона, будила в Бене неудержимое любопытство. Интересно, он такой же страшный, как василиск? Или как Крапивник, бывший хозяин Мухоножки, до сих пор являвшийся Бену в ночных кошмарах? А передние ноги у них птичьи или львиные, как и задние? На картинках, которые ему случалось видеть, их изображали по-разному.
И тут Бен забыл о грифонах.
Темнота перед стойлом поблескивала светляками и кружащимися роями переливчатых фей. Даже звезды, казалось, сияли ярче, а ветер в кронах шептал радостное приветствие. Как будто мир до краев наполнился светом и музыкой.
В Мимамейдр прибыл последний пегас.
7. Последний пегас
О, крылатый конь!
Дружба с драконом влечет за собой знакомство со множеством волшебных существ. О каждом Бен сохранял благодарную память, но ни одно из них не восхищало его так, как Лунг. До той минуты, пока он не увидел перед домом стоявшего рядом с Гиневер крылатого коня. Счастье, которое Бен испытывал в присутствии Лунга, состояло из огня и воздуха, из серебристого лунного света и энергии пламени, пляшущего на ветру.
Пегас принес с собой счастье, совсем иное на вкус. Оно пахло землей, собирающимися тучами и громом, мокрой от росы травой и отсветами звезд на перьях и шерсти.
Анемос был ненамного больше обычного коня и вовсе не пегий, как часто изображают пегасов. Шерсть и крылья у него были багряные, словно лучи заката. Только копыта отливали серебром, как чешуя Лунга.
Столько силы и красоты! Столько света! Но боль утраты окутывала пегаса, словно облако. Вита и Гиневер пошли с Хотброддом отнести в стойло гнездо с яйцами. Анемос подошел к Барнабасу, тяжело ступая копытами, налитыми отчаянием, будто свинцом.
– Спасибо тебе, Визенгрунд, – хрипло произнес он. – Мои крылья и разум ослабели от горя, и мне трудно поверить, что я не потеряю детей, как потерял их мать. Мне легче оттого, что ты, как я вижу, еще на что-то надеешься.
Барнабасу стоило больших усилий не рассказать пегасу о перьях грифона. Но тогда Анемос, как и Лунг, захотел бы отправиться с ними, а для него грифоны представляли еще большую опасность, чем для дракона.
– Да, надежда определенно есть! – заявил он. – Но сначала мы должны привести тебя в порядок. Я вызвал врача. У нас тут есть женщина, которая лечит сказочных существ. Надеюсь, ты позволишь ей себя осмотреть?
– Врач? – Пегас опустил голову. – Она найдет разбитое сердце, Барнабас. Разве от этого можно вылечить?
Холли Ундсет не заставила себя ждать. Она была маленькая, полненькая, каждый месяц меняла цвет волос, носила просторные свитера с норвежским узором – и чуть не выронила свой чемоданчик, увидев Анемоса перед стойлом. Его красноватая шкура поблескивала в лунном свете, словно он был медной статуей, во всем великолепии пробудившейся к жизни, и Ундсет счастливой улыбкой поблагодарила Барнабаса за все волшебство, которое он принес в ее жизнь, а потом попросила пегаса пройти с ней в стойло.
Когда Ундсет вышла оттуда, на лице у нее читались одновременно облегчение и тревога.
– Он здоров, насколько я могу судить. Я, конечно, никогда прежде не лечила пегасов, однако анатомически они на удивление мало отличаются от лошадей. Но он убит горем! Жеребята, наверное, единственная наша надежда вернуть ему вкус к жизни. Если он еще и детей потеряет… – Ундсет озабоченно покачала головой. – Вы должны их спасти, Барнабас!
– Мы работаем над этим, – отозвался Барнабас. – Эх, было бы у нас немного больше времени!
8. Дальний путь и мало времени
Дикие животные – это как целая библиотека непрочитанных книг. Бездумно уничтожать их, как мы это делаем, – все равно что побросать все книги в огонь, даже не заглянув в них.
В комнате, где Гильберт Серохвост составлял свои несравненные карты, людям было не повернуться, не говоря уж о троллях вроде Хотбродда. Даже посетителю размеров Мухоножки промежутки между горами книг и журналов казались труднопроходимыми узкими расщелинами. Все выглядело в точности как на портовом складе, где Бен впервые повстречался с белой крысой. Стопки источников и материалов грозили обрушиться каждую секунду. Позавчера такая лавина накрыла юного ниссе, сунувшего в книжки любопытный нос. Хорошо еще, что дети ниссе не отличаются хрупкостью.
Гиневер приоткрыла дверь, как всегда, очень осторожно – и все равно они с Беном тут же увязли по колено в бумажном оползне. Он состоял не только из книг, картонных коробок и каталожных карточек. Куда там! Выписки и распечатки, ракушки, открытки, заморские сувениры и гусиные перья… Казалось невероятным, что в этой обстановке Гильберт составляет карты, дававшие Визенгрундам весьма упорядоченное представление о мире.