Страница 4 из 15
– Поддерживать температуру в стойле – не проблема. – Хотбродд достал из кармана кусок дерева и принялся вырезать из него ящерицу. – Шерстопряды могут утеплить гнездо и стены.
Барнабас кивнул – не очень уверенно.
– Отлично, – сказал он, глядя на монитор. – Хотбродд приготовит стойло, а я попрошу Ундсет быть здесь к вашему приезду. Я что-то сомневаюсь, что ей уже приходилось лечить пегасов, но, наверное, она все же сможет нам помочь, чтобы мы не потеряли еще и Анемоса.
Ундсет, молодая врач-ветеринар из соседней деревни, нередко лечила обитателей Мимамейдра. Не так-то просто найти человека, на чье молчание можно было бы положиться. Немало любителей охоты заплатили бы целое состояние за информацию, что в Норвегии есть где поживиться такой редкой дичью, как водяные кони и драконы. Но Ундсет, Холли Ундсет, так страстно ненавидела охотников на волков и медведей, что Барнабас в один прекрасный день пригласил ее в Мимамейдр.
Когда погас монитор, с которого Вита и Гиневер сообщили страшную новость, в библиотеке воцарилось тяжелое молчание. Даже Хотбродд опустил свой резак. На одной из книжных полок были расставлены фотографии пегасова гнезда. Бен подошел ближе и уставился на три серебристых яичка размером меньше куриных. Гиневер уже расписывала в красках, какими крошечными будут жеребята, когда вылупятся, но Вита объяснила ей, что яйца пегасов спустя два месяца начинают увеличиваться.
– Мы можем обогревать яйца электрическим одеялом, – предложил Бен. – Или положить в инкубатор, куда мы клали брошенную кладку диких гусей – помните?
Но Барнабас покачал головой:
– Нет, это не подойдет. И не только потому, что техника в присутствии сказочных существ часто отказывает. Дело в том, что яйца некоторых крылатых созданий лопаются от соприкосновения с металлом или пластмассой. Мы не можем идти на такой риск. Мухоножка, ты собрал большую часть этой библиотеки и, в отличие от нас всех, прочитал все эти книги. Можешь нам что-нибудь посоветовать?
Гомункулус явно почувствовал себя польщенным.
– Я припоминаю, что у нас есть факсимильное издание одной итальянской рукописи, где среди прочего говорится о яйцах пегаса, – сказал он, обводя взглядом полки. – Ах, где же это там было? Минутку!
Он проворно спустился по руке Бена и, балансируя по спинкам стульев и столам, добрался до своего ноутбука величиной со спичечный коробок. Бен и профессор Спотисвуд собрали его специально для Мухоножки. Гомункулус научился печатать на нем с такой же легкостью, с какой он осваивал любое новое знание, и даже разработал собственную программу, в которой никто, кроме него, не мог разобраться.
– Так. Вот оно: «Яйца пегаса. Особенности: смотри итальянскую алхимическую рукопись семнадцатого века. Страница двадцать семь, строка шестнадцать».
Мухоножка захлопнул ноутбук и в мгновение ока вскарабкался на высокий стеллаж, полностью оправдывая данное ему имя.
Гомункулус обожал свой мини-компьютер. Он вел в нем дневник, заносил каждое новоприбывшее в Мимамейдр сказочное существо в таблицу, включавшую описание, происхождение и пищевые предпочтения, а также сохранял в бесчисленных файлах разнообразнейшую информацию о сказочных существах и других диковинах. Но его пылкая любовь к книгам оставалась неизменной. Остроносое личико Мухоножки сияло детским восторгом над печатными страницами, и чем старше была книга, тем благоговейнее он переворачивал бумажные или пергаментные листы. Бен всякий раз тревожно вздрагивал, видя, как гомункулус тащит с полки тяжеленный том, способный придавить его насмерть. Вот и сейчас книга, которую Мухоножка после недолгих поисков вытянул из ряда других, размерами намного превосходила его самого.
– Дорогой Мухоножка, позволь, я тебе помогу! – Барнабас, очевидно, разделял страхи Бена.
Он снял с полки гомункулуса и книгу и опустил на стол, под которым сидел хобгоблин, большой любитель поиграть на губной гармошке – на слух Бена, исключительно фальшиво.
– Минуту терпения… Сейчас найду… – Мухоножка переворачивал пергаментные страницы бережно, словно опасаясь, что они рассыплются под его крошечными пальцами. – Двадцать пять, двадцать шесть… Да, вот это место! Тут очень старый итальянский, я вам переведу на современный язык… – Он откашлялся, как всегда перед тем, как прочитать что-нибудь вслух. – Яйцо крылатого коня, называемого pegasus unicus, одно из величайших чудес на свете. Его скорлупа, серебристая вначале, становится прозрачной по мере того, как подрастает внутри жеребенок, и кажется под конец сделанной из драгоценного стекла. Но по прочности она может поспорить с алмазом. Самое удивительное начинается, когда жеребенок достигает возраста шести недель. К этому моменту он уже такой большой, что ему становится тесно в яйце. И тогда мать принимается лизать скорлупу, и яйцо от этого увеличивается, не теряя твердости. Но… – тут Мухоножка запнулся и бросил испуганный взгляд на Бена и Барнабаса, – но такое действие оказывает только материнская слюна. Если с матерью что-то случается, яйцо не растет, и жеребенок задыхается в непробиваемой скорлупе.
Хотбродд с такой силой воткнул резак в стол, под которым сидел хобгоблин, что тот выронил гармошку из мохнатых пальцев. За окнами начался дождь. Барнабас подошел к стеклянной стене, с которой дюжина хрустальных улиток слизывала стекающие капли, и поглядел наружу.
– Хотбродд, ты не мог бы послать ворону к Ундсет, чтобы она была в курсе и постаралась быть у нас, когда прибудет пегас?
Тролль молча кивнул и вышел, тяжело ступая.
Бен стоял, размышляя. Последний пегас здесь, в Мимамейдре… Хорошо, что Ундсет – надежный человек. Подумать страшно, что было бы, узнай широкая публика о присутствии тут крылатого коня. Раньше Барнабас публично заявлял о том, что верит в сказочных существ. Но теперь Визенгрунды пришли к выводу, что единственный шанс сохранить жизнь этим созданиям – это держать их существование в тайне. Принципами, на которых основывалась система помощи, стали тайна и разветвленная сеть посвященных, в число которых не так просто было попасть. СВОСКАСОЗ объединял теперь не только защитников гигантских спрутов, сфинксов и горных гномов, но и многочисленных борцов за права других исчезающих видов, будь то гориллы, серые тюлени, рыси, морские черепахи или любые другие удивительные существа, находящиеся на грани вымирания.
Хоттброд вернулся. В дверях ему приходилось пригибаться. Мухоножка спросил его однажды, почему он сделал дверь на человеческий рост, хотя здесь ходят самые разнообразные существа. «Это не на человеческий рост, гомункулус. Это на рост Барнабаса», – проворчал тролль в ответ. Гиневер подозревала, что Хотбродд обязан Барнабасу жизнью, но ни из того, ни из другого не удавалось вытянуть, при каких обстоятельствах они познакомились.
– И как мы будем увеличивать эти яйца без матери, а, Барнабас? – Тролль часто произносил вслух то, что остальные думали про себя. Барнабас очень ценил его за это.
– Понятия не имею, Хотбродд, – пробормотал Барнабас, неотрывно глядя на дождь за окном. – Хорошо еще, если и отец у нас не помрет с горя. Врать не буду: я просто не знаю, что делать. Но… – он повернулся к мониторам, глядевшим со стены, – друзья-то у нас на что?
3. Защитники
В любом происходящем безобразии виноват не только тот, кто его творит, но и те, кто ему не препятствует.
Несколько часов спустя с мониторов Мимамейдра взирал целый сонм озабоченных лиц. Бен их знал всех и всеми восхищался. Вот, например, Жак Мопассан, специалист по диковинным созданиям водного мира (в это понятие входили, разумеется, также киты, дельфины и кораллы). Сэр Дэвид Аттиксборо, один из самых известных в мире режиссеров-натуралистов, помогал СВОСКАСОЗ снимать видеоролики, направляющие охотников и торговцев дикими животными по ложному следу. Новембер Тан организовывал по всему миру противобраконьерские патрули и изучал по заданию СВОСКАСОЗ пищевые привычки сказочных существ. Мэйси Ричардсон с большим успехом занималась защитой травяных и папоротниковых фей, а Джейн Гриделл не только могла непринужденно беседовать с любым приматом, но и изобрела язык жестов, позволяющий объясниться практически с любым живым существом на нашей планете.