Страница 7 из 10
Монголы действительно не причинили каравану никакого вреда. Несколько раз всадники на лохматых лошадках бросались на караван с воинственными криками, с устрашающим визгом и свистом, но сарацин вытаскивал из-за пазухи небольшую медную пластинку с непонятными письменами, и монголы расступались, пропуская телеги.
Позже Юлиан узнал, что эта медная пластинка называется «пайцза» и дает право беспрепятственного проезда через все монгольские владения. Существовали еще золотые и серебряные пайцзы, но они выдавались только знатным людям. А были и деревянные пайцзы — для самых простых…
Юлиан с любопытством разглядывал широкие плоские лица монгольских воинов, их одежды из вывороченных мехом наружу звериных шкур, войлочные колпаки, из-под которых свисало множество туго заплетенных косичек, кривые сабли и луки за спиной. Кони у монголов были быстрые, выносливые, всадники крепко сидели в седлах и могли стрелять на скаку, так как при езде не прикасались руками к уздечкам. Но хорошего оружия у монголов было немного, а железный панцирь Юлиан видел лишь однажды, да и то старый, побитый. Может, слухи о силе монгольского войска преувеличены?
Однако по нескольким встречам со сторожевыми разъездами судить о действительной силе завоевателей было трудно, а сарацинского священнослужителя Юлиан побоялся расспрашивать о монголах. Видно, сарацин как-то связан с их военачальниками, если имеет пайцзу…
20 мая караван достиг пределов Волжской Болгарии.
В большом болгарском городе, обнесенном валами и деревянными стенами, Юлиан расстался со своим хозяином. Условленную плату сарацин не отдал, но на прощание подарил войлочную шапку и старый халат, так что Юлиан ничем не отличался от местных жителей.
Болгарский город был многолюдным. Сами болгары утверждали, что из него могли бы выйти в случае необходимости пятьдесят тысяч воинов, но Юлиан усомнился в столь значительном числе, хотя людей в городе было действительно много. Под навесами сидели ремесленники, стучали молоточками по медным блюдам, плавили серебро и олово в каменных тиглях, крутили гончарные круги. На торговой площади с утра до вечера толпился народ. Звеня оружием, по улицам проходила городская стража, смотрела, все ли спокойно.
Но спокойствия не было. Горожане опасались нового нашествия из степей. По всем дорогам тянулись к городу обозы с осадным запасом. Оружейники работали день и ночь. Кое-кто из купцов уже сворачивал торговлю, запирал лавки, закапывал в землю серебро. Внезапно поднялись цены на речные суда. Видно, самые предусмотрительные люди уже готовились к бегству.
Тревожно было в Волжской Болгарии летом 1236 года.
Юлиан бродил по улицам, смотрел, слушал. О монголах здесь знали еще меньше, чем в степном Торчикане. Отгородившись валами и частоколами, болгары совсем забыли дорогу в степи. Желающих отправиться на восток, в землю венгров-язычников, не оказалось и здесь. Больше на запад тянулись люди, за широкую реку Итиль.
Но терпение и усердие всегда вознаграждаются. После многодневных скитаний по городу Юлиан услышал в толпе венгерскую речь, кинулся туда, расталкивая людей.
Женщина в длинном широком платье, украшенном по подолу цветными лентами, в кожаной безрукавке, плотно облегающей туловище, называла по-венгерски товары, разложенные на земле уличным торговцем, и тут же переводила смысл своих слов чернобородому тучному мужчине.
Юлиан приветствовал женщину по-венгерски и, услышав ответное приветствие на родном языке, заплакал счастливыми слезами…
Оказывается, конец пути был совсем близко. Женщина-венгерка, которую выдали замуж за здешнего купца, рассказала Юлиану, что Великая Венгрия находится всего за две дневки от города, возле реки Этиль,[20] и что там все люди говорят по-венгерски.
— Ты, без сомнения, найдешь своих сородичей и будешь хорошо принят ими, если ты действительно из венгров и если пришел с добрыми намерениями. Да будет твое путешествие благополучным! — напутствовала женщина.
Глава 7. ВЕЛИКАЯ ВЕНГРИЯ
Дорога в землю венгров-язычников заняла не два дня, как говорила женщина, а больше недели, потому что Юлиану не на что было купить или взять на время коня, и он отправился пешком. Но это была легкая и приятная дорога, и не только потому, что конец пути казался совсем близким, — очень уж благодатно было вокруг!
Свежестью дышали лиственные леса, в которых соседствовали благородные деревья: дуб, клен, липа. Густой зеленью радовали просторные поляны. Быстрые прозрачные речки журчали на камнях, то умеряя свой бег в спокойных омутах, то снова устремляясь по перекатам навстречу утреннему солнцу, туда, где за лесами жадно вбирала их воды река Этиль.
Дальше леса поредели, на смену им пришла холмистая равнина, покрытая красочным ковром лугового разнотравья, с березовыми перелесками-колками. Чистый, сухой воздух, напоенный ароматом трав, кружил голову, как старое монастырское вино.
А потом на возвышенных, прокаленных солнцем местах начались степные травы: красноватый ковыль, типчак, пустынный овсец. Здесь, у края степи, Юлиан нашел первое селение венгров-язычников — несколько деревянных домов с плоскими крышами в окружении войлочных юрт.
Навстречу Юлиану вышли невозмутимые, гордые люди, отогнали залаявших на чужака собак. Венгры-язычники были рослыми, смуглолицыми, с длинными черными волосами, ниспадавшими почти до плеч. Они одевались в рубахи, в короткие безрукавки — камзулы, на ногах сапоги с мягкими кожаными головками и суконным голенищем, на голове — войлочные шапки. Оружия ни у кого не было, только короткие, витые из ремней плетки висели на поясе.
Высокий старик, отличавшийся от остальных нарядной суконной шапкой с опушкой из бобрового меха, спросил по-венгерски:
— Кто ты и зачем пришел?
Выслушав торопливый ответ Юлиана, старик окинул недоверчивым взглядом старый халат, в который того обрядил жадный сарацин, и произнес строго:
— По преданиям древних, мы знаем, что где-то есть другая Венгрия, куда ушли наши соплеменники, но не знаем, где она. Если ты действительно пришел из другой Венгрии, будешь нашим гостем и братом…
Юлиан, чувствуя, что ему еще не доверяют, достал из-за пазухи сбереженную королевскую грамоту, развернул пергамент и поднял над готовой. Красные и черные буквы, тщательно вырисованные писцом королевской канцелярии, выглядели внушительно; остатки шелкового шнура, на котором висела раньше золоченая печать, как бы подтверждали подлинность документа.
Старейшина поверил, приветливо заулыбался, пригласил Юлиана в свой дом. А может быть, и не грамоте поверил старик, но чистой венгерской речи, столь редкой среди пришельцев из других земель…
Последующие дни слились для Юлиана в непрерывную вереницу обильных пиров, чередование незнакомых лиц, расспросов, удивленных возгласов, почтительного внимания. Венгры водили Юлиана из дома в дом, из деревни в деревню, и всюду он находил благодарных слушателей.
Но вскоре Юлиан отметил и нечто огорчительное для себя. Венгры-язычники жадно внимали рассказам о короле и королевстве, обычаях и занятиях венгров-христиан, но к проповедям отнеслись равнодушно и даже насмешливо. Христианское учение об истинном боге они воспринимали как сказку, верить в которую не пристало взрослым мужчинам. Ночами, беспокойно ворочаясь под жаркими звериными шкурами, Юлиан обдумывал слова, которыми опишет венгров-язычников. Получалось не очень складно и не очень много.
Можно написать, что венгры-язычники совсем не думают о вере, и это будет правда. Что они не возделывают земли, едят конину и дичь, квасят молоко в бурдюках, подобно степнякам. Что они богаты конями и оружием и очень воинственны, но к гостям добры. Что женщины красивы и совсем не стесняются говорить с посторонними мужчинами. Что старейшин здесь уважают, как будто они коронованные особы. Что еще можно прибавить, Юлиан не знал. Не писать же о шумных пиршествах и скачках на бешеных жеребцах, которые венгры-язычники устраивали в его честь?!
20
Э т и л ь (по-башкирски — Ак-Идель) — река Белая.