Перекрестки

Почти полтора месяца работы над собой полетели крахом, едва только стоило Константину появиться в отделе. Он умел привлечь к себе внимание так, чтобы любой собеседник почувствовал, будто это именно ему было адресована его доброжелательная улыбка и приветствие. На удивление, он мог легко найти общий язык со всеми. Скорей всего, сказывался опыт воспитания троих детей. Света еще раз одернула себя – ей не стоило забываться.

– Вы такой загоревший, – Наталья Ивановна, сослуживица Светы, уже успевшая привыкнуть к новому клиенту и с легкостью нашедшая с ним общий язык, и на этот раз мило щебетала с Константином, – отдыхали где-то? Вас давно не было видно.

– Да, – он послал женщине очаровательную улыбку, а затем обернулся к Свете, словно объясняясь именно перед ней, – была пара недель отпуска. А он, как известно, очень быстро заканчивается. Собственно говоря, я по какому вопросу приехал… Необходимо, чтобы кто-то из ваших специалистов подъехал с нашими сотрудниками посмотреть целостность помещения после взлома.

– Если Сергей Иванович не будет возражать, то возьмите с собой Светлану, – сразу же парировала Наталья Ивановна, – потому что у меня сейчас планерка будет, а ей необходимо уже отдохнуть от бумаг.

Света, не ожидавшая подобного, заметно напряглась. Помещение, которое взломали минувшей ночью, находилось на другом конце города, а потому, с учетом дневных пробок, добраться туда получится в лучшем случае через час. Эта поездка станет проверкой ее силе воли. Однако, она зря волновалась: никаких волнений или смущений в этот день она не почувствовала. Их совместная проверка прошла в рабочем режиме, как с любым другим партнером, и Света мысленно уверила себя, что ей действительно просто померещилось некое влечение к этому мужчине, так же как и его интерес к ней.

Все вернулось на круги своя… Вот только в душе образовалась какая-то зыбкая пустота, которая, словно черная дыра в просторах вселенной, затягивала в себя все живое, не оставляя после себя ничего. Эта пустота называлась одиночеством. В те редкие минуты откровения самой с собой, Света признавала, что день ото дня это одиночество становилось тяжелее. Прежде неподвластное желание отыскать среди сотен лиц одно-единственное, хоть раз услышать завораживающий голос наполняло эту пустоту. Но не сейчас, когда она заставила себя вычеркнуть эти мысли из головы. Своими усилиями она сама загоняла себя в холод и уныние одиночества.

А потом заболела мама. Вера Ивановна попала в больницу, и для ее лечения потребовались деньги. Света, не долго думая, продала свою машину и все свое свободное время проводила в больнице. Все посторонние мысли сразу же растворились в ежедневной заботе. Она приезжала домой из больницы едва ли не за полночь, и сил оставалось ровно для того, чтобы принять душ и добраться до подушки. А на другой день все повторялось: работа-больница-дом. Больше месяца кошмарного ритма. Больше месяца переживаний о здоровье мамы. Справляться с этим в одиночку было тяжело. Если раньше Вера Ивановна была для дочери поддержкой, то сейчас Свете пришлось самой стать опорой для мамы, давая той понять, что нельзя сдаваться и насколько она ей нужна.

Спустя несколько недель состояние Веры Ивановны улучшилось, и Света наконец-то смогла спокойно выдохнуть. Напряжение, так долго державшее ее, постепенно отпускало, и теперь на смену ему возвращалось еще большее опустошение. Даже от тех томительных ожиданий случайной встречи с Константином не осталось и следа. Она просто выгорела изнутри, переживания полностью поглотили все, и теперь они не исчезли, а просто приняли облик тяжелейшей усталости. Настолько сильной, что даже мыслям не осталось места.

– Мамочка, я так за тебя переживала, – Света устало склонилась к плечу Веры Ивановны и, как когда-то в детстве, потерлась о него щекой, словно маленький котенок, ластящийся к кошке. – Больше не смей меня так пугать.

Вера Ивановна ласково провела по волосам дочери, успокаивая и приободряя ее.

– Знаешь, – задумчиво протянула она, расправляя спутанные светлые пряди волос дочери, – наверное, мне было страшнее не меньше твоего. Как подумаю, что ты осталась бы совсем одна после…

Женщина умолкла, боясь произнести это страшное слово, отнимающее жизнь, близких и любимых людей.

– Мама, ну что такое ты говоришь? – возмутилась Света. Она поднялась и укоризненно смотрела на все еще бледную, исхудавшую мать, лежавшую на подушке. – Что за ерунда пришла тебе в голову?

– Я знаю, что говорю, – твердость в голосе лишь только подтверждала правоту сказанного. – Когда лежишь целыми днями в больничных стенах, столько всего обдумать успеешь. Нет у нас с тобой никого из близких. Ни братьев, ни сестер. Даже мужей вот тоже не стало по различным причинам. Случится что-нибудь со мной, ты ведь совсем одна останешься. Ни семьи, ни родных толком… Что там дальние родственники – одним названием все сказано.

– Мам ну не начинай, – попыталась отмахнуться Света и перевести разговор в другое русло. – Вот сейчас поправишься, и все будет в порядке. Я знаю, что ты уже устала тут, потерпи немножечко. Доктор сказал, что ты идешь на поправку и скоро можно будет выписываться домой.

– Девочка моя, просто пока еще ты не можешь этого понять, – покачала головой Вера Ивановна. – Я беспокоюсь за тебя. Не за сегодняшний день. И не за завтрашний даже. Ты сама прекрасно видишь, что здоровее мы не становимся. Придет когда-нибудь такой день, и ты останешься одна. Для меня уже сейчас тяжко осознавать, что это будет так. Знаешь, когда не стало твоего отца, у меня была хотя бы ты. Именно ты, мой ребенок, стала для меня главным стимулом жить дальше, бороться, тянуться к каким-то целям. Люди не могут просто существовать без цели в жизни, иначе чем они тогда будут отличаться от простых растений?

– Мамочка, не накручивай себя. У меня все в порядке. Правда. Ты лучше себя побереги.

– Свет, задумайся над тем, что я тебе сказала. Рано или поздно наступит такой день, когда меня с тобой уже не будет. И в эти свои последние минуты мне будет очень тяжело. Понимать, что я оставляю тебя совсем одну. Что даже некому будет разделить с тобой горе утраты…

– Мама, прекрати. – Может быть ее слова прозвучали чересчур резко и грубо, впервые в своей жизни, но слушать дальше Света уже не могла. Она отвернулась и дрожащей рукой прикрыла глаза, чтобы не дать себе расплакаться. Что же такое она говорила, мама, ее родная мама? Разве можно такие мысли допускать, когда едва-едва начались долгожданные перемены к улучшению? Света не знала, чем еще можно было отвлечь ее от таких тягостных раздумий, потому что они не давали той идти к полноценной поправке.

Заставив себя немного успокоиться, Света снова повернулась к маме и, взяв ее за руку, постаралась как можно ровным тоном произнести.

– Мам, ты сама прекрасно видела, через что я прошла… Подожди, – Света покачала головой, дав понять, что хочет продолжить свою мысль, – дай я договорю… Ты видела, чем закончились отношения с Никитой. Пока к новым отношениям я не готова. А сказать, когда это будет, я не могу. А ты брось все эти упаднические мысли о смерти. Ты у меня еще молодая. И очень мне здесь нужна. Если нужно будет, я найду и деньги и возможности для лечения. Только с таким настроением, как у тебя сейчас, вряд ли они сильно помогут. Я тебя очень прошу, помоги и ты мне. Не загоняй себя раньше времени. Побудь подольше со мной.

– Свет, ты меня не слышишь…

– Мам, я тебя услышала. Но и ты услышь меня. И давай не будем возвращаться к этому разговору, хорошо?

Она никогда не думала о подобном. Просто не было повода. Может в силу своего возраста, а может собственного эгоизма. Мама… Ее присутствие в жизни всегда казалось непреложным. Света и мысли не допускала, что может быть как-то иначе. А ведь рано или поздно наступит такой момент. И сейчас она отчетливо понимала, что за пустота сковывала ее все эти долгие дни болезни мамы, что могло отступить лишь только под натиском физической усталости – страх. Страх потерять самого любимого, близкого и дорогого человека. Все эти дни, что Вера Ивановна провела в больниц, Света просто выключала в себе все эмоции и чувства. Оставалась лишь одна надежда, придававшая силы. И вот теперь, когда все страшное уже позади, страх снова вернулся. Света не боялась одиночества. Может оттого, что она просто не знала, что это такое на самом деле, потому что даже живя отдельно, всегда можно было позвонить маме, поделиться с ней чем-то. Она боялась потерять того человека, которому была нужна и которого безмерно любила. Хотя… Может это и было одиночеством? Может быть мама и была права, говоря о том, что для каждого человека нужен смысл в жизни? Какой смысл будет у нее самой, когда она останется одна?