Поющая во тьме

Лекс встал, достал из шкафа небольшой деревянный ящик, бережно открыл его и начал доставать содержимое.

– Больше всего в то время меня впечатлили лекари Нуа. Они смотрели на болезнь совсем иначе и зачастую искали причины не там, где привыкли искать их мы. Они верят, что одним из залогов выздоровления является правильное направление энергетических потоков. Знаешь, это на самом деле работает… Лекари Нуа мастера своего дела, я многому у них научился.

Лекс повернулся к Ани, спросил участливо:

– Мне кажется, тебя уже утомил мой рассказ. Не хочется ли и тебе, в свою очередь, поделиться со мной чем-нибудь?

Ани едва слышно произнесла:

– Я не могу, даже если захочется. Не сейчас. Я всё ещё пытаюсь отделить явь от видений.

– Я помогу тебе. Но позволь для начала закончить рассказ про лекарей Нуа.

Он взял одну из длинных металлических игл, разложенных на столе, с любовью погладил её остриё.

– Лекари Нуа учили, что всегда можно воздействовать на человека через его энергетические потоки. Но что главное, они научили меня, где расположены самые чувствительные точки на теле человека.

Глава 16

Лекс подошёл к Ани, закатал рукав, нежно помассировал кожу у локтя, и вонзил иглу. Ани дёрнулась, но верёвки крепко удерживали её на месте.

– Ты – моя рабыня, Ани. Я купил тебя на невольничем рынке Дармаса долины Хендала.

Обошёл её кругом, взял со стола ещё одну иглу, и нарочито медленно ввёл под кожу. Ани едва слышно застонала от боли, прикусив губу.

– Поначалу кажется, что боль не такая уж сильная. Но стоит посидеть так часик или два, как хочется лезть на стену.

– Доброй ночи, Ани.

Он ласково погладил её по щеке и вышел вон, плотно притворив за собой дверь. Поначалу Лекс хотел оставить рабыню в таком положении на всю ночь, но решил не слишком сильно усердствовать в первые же дни, опасаясь, что тонкая нить, соединившая их, порвётся, поэтому через несколько часов вернулся и снял иглы с бесчувственного тела. Отнёс рабыню в отведённую ей каморку, надел на щиколотки металлические браслеты с его выбитым именем, соединённые между собой цепью. Даже если она и попытается сбежать, обнаруживший найдёт беглянку и, согласно закону Хендала, должен будет вернуть её владельцу.

Следующие несколько дней были наполнены рутинным однообразием: с раннего утра до позднего вечера Лекс лечил, резал, навещал больных, ужинал, привязывал рабыню, заставлял её мучиться ожиданием, а после вонзал под кожу иглы, наблюдая, как она реагирует. Иногда она просто кривилась от боли. А от некоторых игл, воткнутых в особенности чувствительные места, она вопила.

Лекс улыбался и довольно разглагольствовал, сидя перед скошенной от боли рабыней, но едва он выходил из её поля зрения, как довольная улыбка сползала с его лица. Когда он только мечтал о мести, то представлял, насколько приятно будет истязать её. Но вот она в его власти, а внутри него едва чувствуется удовлетворение от свершившегося факта победы.

И рабыня.

Уже на второй день она спрятала все свои эмоции под маской брезгливого равнодушия и встречала его с неизменно пустым выражением лица. Иногда он тревожился, а не нырнуло ли её сознание снова в неизвестные глубины и внимательно прислушивался к отголоскам её чувств, звучавших в нём, словно эхо. И что ещё больше волновало его, может ли она так же читать и чувствовать его эмоции?

Пришлось признать, что он слишком мало знает о той связи, на которую он согласился. Он был ослеплён жаждой мщения и не узнал у жреца всех нюансов, а сейчас мучился неизвестностью и пытался разобраться во всём сам. Он старался закрыться от неё. Пришлось вспомнить азы, уже подзабытые.

Раньше, когда он был полон сил и мог делиться ими, как делился с Дарией, его учили контролировать пуповину силы и уметь закрываться так, чтобы принимающий не мог опустошить его. Лексу пришлось отводить в день по часу-полтора на медитацию и восстановление равновесия духа.

Первый день дался ему особенно тяжело. Разобравшись с тем, в каком состоянии он находился, он ужаснулся. Дисбаланс. Ему следовало гораздо раньше заняться этим вопросом. После смерти Дарии, когда он исчерпал все свои ресурсы, он решил почему-то, что если передавать нечего, то и контролировать своё энергетическое состояние не нужно. Он ошибался, сейчас он видел это, как видел и то, что времени на восстановление уйдёт немало.

У тренировок был и ещё один плюс. Он начал намного лучше чувствовать нить, связавшую его и рабыню, начал различать эмоции, спрятанные глубоко под панцирем равнодушия. Один раз он даже попытался залезть в её мысли, но получил такой болезненный щелчок, что голова болела, не утихая, целую ночь. Что ж, ещё рано. Или у неё слишком сильная защита.

В очередной вечер он вошёл, задумчиво пробежался глазами по разнообразию инструментов, любой из которых он мог обратить против неё и вдруг понял, что у него нет ни малейшего желания втыкать в неё иглы, резать кожу или выворачивать пальцы. Наскучило? Не совсем…

Перед ним сидела девушка, незнакомая ему, бесконечно далёкая и непонятная со своими татуировками, чёрными глазами и странной возможностью усмирять тени. Возможно, стоит дать ей передышку и попытаться узнать её, а потом уже решить, в какое место ударить больнее. Не всегда телесные истязания являются страшнейшим испытанием из того, что может случиться.

Лекс подошёл к рабыне, отвязал одну руку и вытянул вперёд, приказав ей держать её прямо. Так и есть. Кончики пальцев мелко подрагивали. Продолжать играть с иглами не стоит. Иначе совсем скоро она будет просто трясущимся куском мяса. Вздохнув, он сел напротив, налил себе вина, отпил немного.

– Не желаешь выпить?

– Нет.

– Не буду настаивать, да и вино, честно говоря, Мейрим купила не самое лучшее.

Лекс взял в руки иглу, медленно провёл остриём по её коже, прислушиваясь к её ответным эмоциям. Отчаяние. Его захлестнуло волной её отчаяния.

Он улыбнулся:

– Похоже, тебе они не очень нравятся?

– Разве для тебя это имеет значение?

– Для меня – не имеет, для тебя – да. Давай договоримся. Сегодня я не буду превращать тебя в утыканную иглами подушку, и, возможно, даже помогу справиться с последствиями предыдущих сеансов. Взамен расскажешь мне… для начала, что было с тобой после перехода?

– Неужели у меня есть выбор?

– Сегодня – есть. И думай быстрее. Я в силах сделать так, чтобы ты рассказывала всё, что меня интересует под… некоторым принуждением.

– Никаких игл?

– Никаких.

Он почувствовал искру радости, задушенную, как только она появилась, волной недоверия и настороженности. Что ж, она не настолько глупа, чтобы поверить в его искренность. Молодец, девочка, продолжай, играть с тобой по другим правилам будет даже гораздо интереснее, мысленно похвалил он. Рабыня поёрзала на стуле.

– Подожди, – велел он.

Придвинул её стул к себе поближе, развязал одну руку и принялся массажировать кожу, под которую только вечера втыкал не одну иглу.

– Как видишь, я выполняю свою часть уговора. Дело за тобой.

Он разминал подушечками пальцев кожу, чуть усилив нажим. Она едва слышно зашипела от боли.

– Поначалу будет больно, немного позднее полегчает.

Она недоверчиво посмотрела на его руки, но всё же закрыла глаза расслабляясь.

– В тот раз мы потеряли ещё двоих. Шестеро из двадцати. Слишком много, чтобы списать всё на неосторожность.

– Как это произошло? – резко перебил Лекс.

Глава 17

– Нарий, – жёлчно выплюнула Ани. – Нас всех погубила его жадность. В тот раз он в одну группу набрал и контрабандистов, и простых смертных, и охотников за «чёрной слезой». Это редкое растение, соком которого можно как лечить, так и отправлять. Растёт оно только в гиблом лесу, и с каждым годом оно прячется всё дальше в дебрях, потому что охотники вырывают и без того его редкую поросль. Мы не должны были идти в топкую долину, но Нарий решил скоротать дорогу к «чёрной слезе» пройдя по самой кромке топи. И поначалу всё шло хорошо, но после нас настигли раанджи. Целая стая. Они гнали нас всё дальше, в топь. Мы мчались почти наугад, времени выбирать надёжный путь не было. Один увяз в топи. Рассвет мы встретили сидя по пояс в болотной жиже. С одной стороны – раанджи, с другой стороны – топь, которая простирается до самого горизонта. Нарий принял решение тянуть жребий кому-то из тех, кого мы вели. Раанджи набросились на окровавленное тело, и мы смогли проскользнуть мимо. Дальше нас ждали только тени. Путь занял гораздо больше времени, чем обычно, и мы вышли к Нуа только к ночи. Шесть из двадцати – это слишком много. Поползли слухи, и больше никто бы не доверился проводнику. Поэтому Нарий решил залечь на дно в Нуа. Пришлось браться за всякую работу и перебиваться случайными заказами, пока не утихли слухи. Через полтора года начался резкий всплеск теней, кольцо начало сжиматься. Многие бежали из долины Исх-Наар, а переход через ущелье не мог вместить всех желающих. Память у людей коротка. И Нарий, почувствовав, что он нужен, вернулся. Несколько раз мы переправляли людей с минимальными потерями. Потом… Потом выяснилось, что жажда наживы вновь взяла своё. Он переправлял людей в лапы работорговцев. Когда я поняла это, было уже слишком поздно. Я оказалась среди десятков других, не подозревавших о той участи, что им уготована. Нарий же не пережил последний переход. Его убили.