Своеволие философии

Что вам до нее – и когда вы умерли, и когда живы? Когда живы – потому, что вы существуете; когда умерли – потому, что вас больше не существует.

Никто не умирает прежде своего часа. То время, что останется после вас, не более ваше, чем то, что протекало до вашего рождения; и ваше дело тут сторона:

Где бы ни окончилась ваша жизнь, там ей и конец. Мера жизни не в ее длительности, а в том, как вы использовали ее: иной прожил долго, да пожил мало, не мешкайте, пока пребываете здесь. Ваша воля, а не количество прожитых лет определяет продолжительность вашей жизни. Неужели вы думали, что никогда так и не доберетесь туда, куда идете, не останавливаясь? Да есть ли такая дорога, у которой не было бы конца? И если вы можете найти утешение в доброй компании, то не идет ли весь мир той же стезею, что вы?

Не начинает ли шататься все вокруг вас, едва пошатнетесь вы сами? Существует ли что-нибудь, что не старилось бы вместе с вами? Тысячи людей, тысячи животных, тысячи других существ умирают в то же мгновение, что и вы:

Что пользы пятиться перед тем, от чего вам все равно не уйти? Вы видели многих, кто умер в самое время, ибо избавился, благодаря этому, от великих несчастий. Но видели ли вы хоть кого-нибудь, кому бы смерть причинила их? Не очень-то умно осуждать то, что не испытано вами, ни на себе, ни на другом. Почему же ты жалуешься и на меня, и на свою участь? Разве мы несправедливы к тебе? Кому же надлежит управлять: нам ли тобою или тебе нами? Еще до завершения сроков твоих, жизнь твоя уже завершилась. Маленький человечек такой же цельный человек, как и большой.

Ни людей, ни жизнь человеческую не измерить локтями. Хирон отверг для себя бессмертие, узнав от Сатурна, своего отца, бога бесконечного времени, каковы свойства этого бессмертия77. Вдумайтесь хорошенько в то, что называют вечной жизнью, и вы поймете, насколько она была бы для человека более тягостной и нестерпимой, чем та, что я даровала ему. Если бы у вас не было смерти, вы без конца осыпали б меня проклятиями за то, что я вас лишила ее. Я сознательно подмешала к ней чуточку горечи, дабы, принимая во внимание доступность ее, воспрепятствовать вам слишком жадно и безрассудно устремляться навстречу ей. Чтобы привить вам ту умеренность, которой я от вас требую, а именно, чтобы вы не отвращались от жизни и вместе с тем не бежали от смерти, я сделала и ту и другую наполовину сладостными и наполовину скорбными.

Я внушила Фалесу, первому из ваших мудрецов, ту мысль, что жить и умирать – это одно и то же. И когда кто-то спросил его, почему же, в таком случае, он все-таки не умирает, он весьма мудро ответил: «Именно потому, что это одно и то же.

Вода, земля, воздух, огонь и другое, из чего сложено мое здание, суть в такой же мере орудия твоей жизни, как и орудия твоей смерти. К чему страшиться тебе последнего дня? Он лишь в такой же мере способствует твоей смерти, как и все прочие. Последний шаг не есть причина усталости, он лишь дает ее почувствовать. Все дни твоей жизни ведут тебя к смерти; последний только подводит к ней».

Таковы благие наставления нашей родительницы-природы. Я часто задумывался над тем, почему смерть на войне – все равно, касается ли это нас самих или кого-либо иного, – кажется нам несравненно менее страшной, чем у себя дома; в противном случае, армия состояла бы из одних плакс да врачей; и еще: почему, несмотря на то, что смерть везде и всюду все та же, крестьяне и люди низкого звания относятся к ней много проще, чем все остальные? Я полагаю, что тут дело в печальных лицах и устрашающей обстановке, среди которых мы ее видим и которые порождают в нас страх еще больший, чем сама смерть. Какая новая, совсем необычная картина: стоны и рыдания матери, жены, детей, растерянные и смущенные посетители, услуги многочисленной челяди, их заплаканные и бледные лица, комната, в которую не допускается дневной свет, зажженные свечи, врачи и священники у вашего изголовья! Короче говоря, вокруг нас ничего, кроме испуга и ужаса. Мы уже заживо облачены в саван и преданы погребению. Дети боятся своих новых приятелей, когда видят их в маске, – то же происходит и с нами. Нужно сорвать эту маску как с вещей, так, тем более, с человека, и когда она будет сорвана, мы обнаружим под ней ту же самую смерть, которую незадолго перед этим наш старый камердинер или служанка претерпели без всякого страха. Благостна смерть, не давшая времени для этих пышных приготовлений.

Фрэнсис Бэкон

Как-то раз Бэкон написал эссе, в котором размышлял о тяжелом уделе человека, облеченного высокой должностью. Всего через шесть лет ему самому досталась самая высокая должность во всем королевстве (нельзя сказать, чтобы он к этому не стремился).

В своих сочинениях Бэкон категорически высказывался против лихоимства. Ближе к концу жизни во взяточничестве обвинили его самого, и это положило конец его чиновничьей карьере (большинство современных историков считают, что обвинения были несправедливы, а все дело – политически сфабриковано).

Иногда иронические коллизии бэконовской биографии принимали по-настоящему зловещий вид. Долгое время ему покровительствовал граф Эссекс. Однажды Эссекса обвинили в заговоре против короны, а Бэкона назначили в комиссию по расследованию дела – правда, в то время эти двое уже не поддерживали отношений. По итогам расследования был вынесен обвинительный приговор и Эссекса обезглавили.

Иронией отмечена сама смерть Бэкона. В «Новом органоне», демонстрируя возможности своего метода, он блестяще проанализировал природу тепла, открыл связь между теплом и движением. Но для него самого это знание не стало силой: Бэкона убил холод.

Кто он был такой? Циничный политик, не избегавший сомнительных решений, когда они обещали карьерный рост? Лицемерный писатель, отстаивавший принципы, которых в собственных делах он не придерживался? Или, может быть, трагический персонаж, тайно страдавший от того, какие поступки ему порой приходилось совершать, занимаясь делами государства, совсем непохожего на то, которое он изобразил в своем утопическом творчестве? Трудно сказать наверняка. Однако после его смерти все коллизии его жизни постепенно отошли на второй план, заслоненные самым большим противоречием. Со временем его метод стал символом тех преобразований в истории западного мира, которые практически полностью уничтожили авторитет религии. Но это был метод, придуманный набожным христианином с единственной целью: помочь человечеству преодолеть последствия грехопадения и приблизить царство Божие. И это противоречие, пожалуй, трагическое.

О смерти78

Люди страшатся смерти, как малые дети потемок; и как у детей этот врожденный страх усиливается сказками, так же точно и страх смерти. Конечно, мысль о смерти как каре за грехи и переходе в иной мир благочестива. Но боязнь ее как неизбежной дани природе есть слабость. Да и в благочестивые о ней размышления примешивается порой доля суетности и суеверия. В иных монашеских сочинениях о смертных муках нам напоминают, какова боль, ощущаемая человеком, если терзать хотя бы кончик пальца его, и каковы, следовательно, должны быть муки смерти, когда разрушается все тело. А между тем смерть зачастую менее мучительна, чем повреждение одного члена, ибо самые важные для жизни органы не есть самые чувствительные. “Pompa mortis magis terret quam mors ipsa79” – слова эти заключают в себе и философскую и житейскую истину. Стоны, судороги, мертвенный лик, слезы друзей, траур, погребение и прочее – вот отчего смерть предстает ужасной.

74

Ибо заметь, вечность минувших времен для нас совершеннейшее ничто (лат.). – (Лукреций, III, 972-973).

75

…и, прожив свою жизнь, все последуют за тобой (лат.). – (Лукреций, III, 968).

76

Не было ни одной ночи, сменившей собой день, ни одной зари, сменившей ночь, которым не пришлось бы услышать смешанные с жалобным плачем малых детей стенания, этих спутников смерти и горестных похорон (лат.). – (Лукреций, II, 578 сл.).

77

Кентавр Хирон, воспитавший Геркулеса и позднее Ахилла, был сыном Крона и нимфы Филлиры. Раненный отравленной стрелой, он стал молить богов о ниспослании ему смерти; тогда Зевс сжалился над ним и переселил его на небо; так возникло созвездие Стрельца (греко-римск. мифол.).

78

Англ.: “Of Death”. Своим сочинениям, изданным в виде книг в 1597, 1612 и 1625, Фрэнсис Бэкон впервые в английской литературе дал название essays. Издавая эти сборники своих эссе, он каждый раз увеличивал их количество: последнее прижизненное издание включало 58 текстов, посвященных самым разным темам и понятиям. Эссе «О смерти», «О высокой должности» и «О мнимой мудрости» были впервые опубликованы во 2-м, вышедшем как самостоятельная книга издании эссе Бэкона в 1612 г. «Опыты и наставления нравственные и политические» (The Essays or Counsels civil and Moral. London. No. 2, 8, 20); впоследствии в несколько видоизмененном виде – в 3-м, расширенном издании 1625 г. (No. 2, 11, 26) и в латиноязычном, подготовленном или самим Бэконом, или под его руководством издании 1638 г. Данные эссе создавались после 1597 г., когда Бэкон впервые опубликовал подборку из 10-ти кратких эссе (Essayes. London) в одном томе с «Религиозными размышлениями» (Religious Meditations) и «Фигурами убеждения и разубеждения» (Place of Persuasion and Disuasion). Поскольку версия 1597 г. переиздавалась несколько раз без изменения состава эссе до ок. 1606 г., можно предположить, что до 1606 г. тексты «О смерти», «О высокой должности» и «О мнимой мудрости» не были еще окончательно завершены.

Некоторые исследователи рассматривают эссе Бэкона как форму автобиографии: работа над ними хронологически «накладывается» на период его максимальной жизненной и творческой активности, а каждая из последующих редакций расширяется как за счет осмысления нового жизненного опыта, так и за счет результатов научных и философских изысканий Бэкона. Первое издание 1597 г., опубликованное Бэконом в возрасте 36 лет, выстраивается тематически вокруг сюжетов, интересных в первую очередь студенту и молодому джентльмену в его частной жизни (начинается с эссе «О занятиях науками»). Лишь два последних текста в этом издании («О партиях» и «О переговорах») имеют отношение к политической деятельности, но они кратки и не завершены. В издании 1612 г. на первое место выходит «О религии» (в окончательной версии 1625 г. с измененным содержанием «О единой религии»), которая рассматривается с позиции государственного деятеля, как одна из животрепещущих политических тем современности. Издание 1625 г. тогда уже 64-летнего Бэкон начинает с рассуждений «Об истине» и «О смерти».

Подзаголовок 2-го издания свидетельствует о том, что Бэкон рассматривал свои эссе как советы практического и моралистического толка, сформулированные на основе прагматического анализа конкретных жизненных ситуаций и проблем. Рассуждения Бэкона трезвы и практичны, им чужда Монтеневская самоуглубленность и скептицизм; отдельные эссе во 2-м и 3-м изданиях по форме изложения больше напоминают научные трактаты. Два эссе – «О высокой должности» и «О смерти» тематически перекликаются с двумя эссе Монтеня («О стеснительности высокого положения» и «О том, что философствовать – это значит учиться умирать»).

Эссе «О смерти» публикуется в переводе З.Е. Александровой по изданию: Бэкон Ф. Соч.: в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1978. С. 356–357. (Философское наследие).

79

«Атрибуты смерти устрашают сильнее самой смерти» (Сенека. Письма, III, 3).