Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 22

– Пока вы там свои дела делаете-та, поду заброшу переметы на Камушки. Желтоперки там – во! – Рыбачка неприличным жестом обозначила величину желтоперок. – Богатые места, и рыба-солнце на нерест ходила-та и морской угорь. Тащишь его за усы, тащишь, а он зубишши скалит – недосмотришь, и пальца нет.

– Госпожа дама, дозвольте спросить, – встрял Ильмарин. – Подскажите, будьте любезны, почему все боятся плыть к Маяку, а вы нет?

Рыбачка хихикнула:

– Госпожа! Дама! Ишь, завернул малек. Эти… шлепуны сытые… боятся-та – из башни вылезет зверуинский колдун и превратит их в крысиные какашки! А потом сожрет вместе с лодками. Тьфу! Я четверть века в море, четверть века хожу на Камушки и плевать хотела на трусливую болтовню.

– Значит, там никто не живет? – поинтересовалась Гисла.

– Отчего же, – посерьезнела рыбачка. – Колдун и живет. Зверуин зверуином, как на картинке. Четыре ноги, лохматый, хвостатый, бровастый – ух и зыркает! Старенький, правда, стал, к людям давно не выходит.

– Вы с ним знакомы?

– Бывало-та. Сладости ему покупала, пирожки с медом. Газеты привозила, книги брошенные – ох и охоч-та до книг. Денег не давал, зато рыбу вызывал к берегу. Сядет этак, хвост вытянет, ровно собака, достает свою дудку и ну наигрывать. И рыбины так и валят, так и валят!

…Значит, действительно маг. Отвернувшись от собеседницы, Гисла посмотрела на море. По зеленоватой воде бежала мелкая рябь. С запада караваном потянулись высокие белые облака – словно замки и храмы Мисте явились во всей красе навестить старый Фер.

– Ма, смотри, как красиво! Похоже на корабли Рэзви-арра в игре, – восхитился Ильмарин.

– Нажмешь кнопку – повернут на восток, нажмешь другую – начнется буря, – буркнула Гисла.

– Типун вам на язык, обоим! Чтоб и слов таких в море не слышала! – Рыбачка посмотрела на горизонт, сунула в рот корявый палец и подняла вверх. – Ветер усиливается. Эй вы, голохвостые, Шуу вас раздери – цуг! Цуг, я сказала!!!

Крысы в колесах быстрее зашевелили лапами, лодка прибавила ход. Прищурив глазки, рыбачка еще раз оглядела пышные облака.

– Зря я с вами связалась, ну да ладно. Как пристанем – поторопитесь, ждать не буду. Если погода переменится, к острову не причалить и не отчалить, разобьет о скалы.

Шли немногим более двух часов. Солнце уже подобралось к зениту, желтый диск окутала дымка. Погода и вправду менялась. Лодка осторожно вошла в узкую бухту, угрюмая рыбачка спрыгнула в воду, подхватила конец и подтянула суденышко почти к самому берегу.

– Дальше прыгать придется, иначе дно поцарпаю. Не бойтесь, дамочка, здесь мелко.

Гисла разулась, спрыгнула первой и подхватила Ильмарина на руки. Тяжелый, скоро и не поднимешь! Десять шагов – и суша. Бурые скалы, каменистые осыпи, скудная зелень, шумные стайки чиркунов, крабы на притопленных валунах. И огромная, словно длинный зуб рыбы-зимы, башня из резной кости – она возвышалась над островом словно каменный великан над компанией жалких людишек. Рыбачка помахала им рукой:

– Поспешите!

Вверх к Маяку вела узкая, извилистая тропа, словно выгрызенная в толще скалы. К удивлению матери, Ильмарин поднимался легко, скакал козленком. Самой Гисле подъем давался с трудом, она задыхалась, оскальзывалась и цеплялась руками за выступы. Вот и вход!

Стучать не пришлось – дверь оказалась полуоткрытой. В прихожей царил затхлый полумрак, резная – на чем только держится? – винтовая лестница поднималась наверх, к лампе и зеркалам.

– Здравствуйте, достопочтенный Разговор-с-Облаком! Я приехала к вам из Фера, от вашего родственника. Где вы?

Тишина. Оглядевшись по сторонам, Гисла увидела у входа масляную лампу и зажгла ее, ловко выбив искорку из огнива. Ильмарин завороженно следил за ней.

– Так раньше разводили огонь, милый. Хочешь подержать?

Ильмарин покачал головой. Он явно робел, пыльные сумерки пугали его. Оставив сына у входа, Гисла сама обошла нижний этаж. Закуток с тюфяком и волглыми одеялами, больше похожий на стойло, чем на человеческую спальню. Кухонька с пустыми горшками и холодной старинной печкой – Гисла мимоходом удивилась мастерству неизвестного печника, ловкой подгонке маленьких кирпичей. Кладовая – истлевшие травы, изъеденная жучком крупа, мучная пыль, коробка с окаменевшими леденцами. Непохоже, чтобы кто-то здесь жил. Впрочем, маги могут питаться воздухом и пить солнечный свет…

Подняв лампу повыше, Гисла осторожно поднялась по винтовой лестнице. Ей казалось, что хрупкие ступени вот-вот обломятся под ногами – чушь, если выдержали зверуина, и меня перетерпят!

Верхний этаж оказался совсем другим. Водя лампой вдоль стеллажей, украшающих стены, Гисла восторженно пересчитывала корешки старинных книг. «Путешествие через Осий Нос», «Поучительные сказания о людях, животных и прочих тварях», «Хроники Зверуинов». Какая роскошь! Большое кресло-качалка стояло у круглого, словно иллюминатор, окна, рядом на тумбе высилась стопка пожелтевших газет. Впрочем, их тоже покрывала мелкая пыль. На третьем ярусе красовалась огромная чаша старинной лампы в круге окон из особенного, усиливающего свет стекла. Масло в чаше давно загустело, но Гисла не сомневалась – стоит бросить горящую лучинку, и свет Маяка снова озарит бухту. Она с трудом удержалась от соблазна.

– Ма! Маа! – раздался испуганный голос сына. – Мама, ты там в порядке?

– Да, милый, все хорошо. Поднимайся наверх, посмотри, здесь роскошная библиотека!

– Мне темно и страшно! Я хочу уйти отсюда.

Гисла вздохнула и погладила темный корешок книги, сделанный из удивительно мягкой кожи. …А ведь жизнь могла бы оказаться совсем иной. Без выматывающего труда, вечных тревог, капризов, детских болезней, без унизительных шпилек высокомерных ювелиров и косых взглядов их холеных, расфранченных жен. Без тоски по несбывшемуся, бесконечных ночных кошмаров и тягучей бессонницы. Без Рейберта. Она помнила ужас потери, но уже не смогла бы различить ни лицо, ни голос любимого – время стерло бесследно. То, что дорого, у нее все-таки взяли.

…Просто жить, без конца перечитывать старые книги, наслаждаясь запахом пыльной бумаги, качаться в кресле, смотреть на закаты и на восходы, на бури и мертвый штиль, на огромное небо, не испорченное подсветкой города, на драгоценную россыпь звезд. Разжигать лампу вечером и гасить ее поутру, протирать фитили, поднимать на лебедке тяжелые бочки с маслом. Томить в печи медленные деревенские каши, заваривать чай из трав, бросать на сковородку, в кипящее море масла, серебристую рыбу. Танцевать при свете луны, петь без слов, рисовать сажей на белых тарелках – и безжалостно смывать причудливые узоры. Выходить по утрам босиком, на камни, сбрызнутые росой. Стать хозяйкой, Госпожой Маяка. Навсегда обрести покой. Нужно совсем немногое – от всего сердца отдать острые грани камней, верную лупу, искристый блеск аквамарина…

– Мама, скорее!

– Иду, родной, уже спускаюсь!

Шмыгающий носом Ильмарин топтался у двери, бледное личико сделалось совсем детским – куда девался напускной гонор?

– Поехали домой, ма, давай скорее – видишь, погода портится.

И вправду, тяжелые серые тучи уже подкрадывались к солнцу. Воздух заметно похолодел, ветер усилился.

– Набрось капюшон, милый, а то продует. Похоже, маг здесь больше не живет – может быть, он уехал к своим родичам или умер, и его смыло волнами.

– Я никогда не видел живых магов, ма! Только в игре.

Гисла ничего не сказала. Отца она помнила, смутно, но все же помнила.

Сын выбежал первым, заскакал по камням, бахвалясь ловкостью. Удивительно – днями дома, а пространство чует как птица. Или это тоже подарок Медного короля? Постой-ка…

– Иль, здесь еще тропа. Давай посмотрим, куда она ведет.

Обходя башню по узкой дорожке, вымощенной камнями – кто-то долго трудился, выкладывая узор, – Гисла спиной ощущала молчаливое неодобрение сына. Но сдаваться не собиралась – она приехала не затем, чтобы водить пальцами по пыльным корешкам чужих книг.

Остров оказался больше, чем показалось. Дорожка вела вглубь, пряталась среди полуголых приземистых деревьев – весна едва брызнула зеленью по корявым веткам. Гисла шла все быстрее, ей овладел азарт охотника – так среди десятков не отшлифованных еще алмазов пальцами чуешь тот камешек, что превратится в изумительный бриллиант чистой воды. Поворот, еще один, подъем, ступеньки, вырубленные в скале, мост над узкой расщелиной – две доски без перил.