Непринятый финал

– Мне действительно пора, а то они там без меня, похоже, совсем ошалели!

***

Когда «Нормандия» приблизилась к Ранноху, со смотровых палуб открылась красивая и впечатляющая картина: планета сияла. Во множестве мест будто расцвели огромные, светящиеся цветы с сотнями лепестков. Некоторые из них вытягивались и вились по затемненным участкам, чтобы соединить свой «цветок» с другим. С поверхности в космос лился теплый желтый свет, то и дело переливающийся зелеными отсветами Синтеза.

Именно так с орбиты выглядели новые кварианские города, которые ремонтировались и расширялись, вырастая из старых фундаментов как новые деревья, а многие возводились с нуля. В других местах освещение прочерчивало по огромным площадям линии разметки, будто контуры, которые художник наметил, собираясь рисовать картину – там разбивались новые поля и организовывались фермы. Казалось, что на Раннохе не осталось ни единого уголка, не затронутого оживлением и не испытавшим на себе бурную энергию кварианцев, наконец-то вернувшихся домой.

Во всех работах и амбициозных проектах по преображению планеты бывшим космическим скитальцам помогали не только геты, но и Жнецы. Именно поэтому прибытие ещё одного не привлекло излишнего внимания. Да и лаборатория, которую Миранда приспособила под свой фантастический проект, находилась в недрах отдаленных гор.

Комплекс почти не пострадал в ходе Рассветной войны и был так хорошо спроектирован, что потревожить работающих здесь мог разве что общепланетарный катаклизм. Когда Жнец приземлился, опустившись на скалы над научной базой, внутри не мигал свет, и не тряслись колбы, даже шума никто не слышал. Но все почувствовали.

Жнец отправил сигнал – теперь уже не скажешь ментальный или электронный – и изменившиеся клетки обитателей лаборатории уловили его и считали сообщение. Они услышали приветствие, а те, кто был посвящен непосредственно в эксперимент, также уловили готовность и даже некоторый энтузиазм. Жнецу тоже было любопытно поучаствовать в происходящем. И возможно он даже хотел, чтобы всё получилось.

— Окстись, железяка, - не смолчала Джек, - если всё пройдет гладко, и она вернется сама собой, нам придется убеждать её не отстреливать тебе лапки из «Каина».

Сети, пронизывающие теперь всё вокруг, донесли ответ Жнеца. Это не было чем-то конкретным – не напоминало ни слова, ни какую-то определенную мысль, скорее смесь эмоций, в том виде, в котором они были у Жнецов.

Жнец оценил юмор Джек и то, что в этой шутке была и толика правды, а кроме того в донесшейся до людей волне было понимание. Понимание того, что Джек на самом деле отнюдь не пыталась задеть, и что её ядовитое замечание, скорее всего, продиктовано напряжением. И даже удовлетворение было в этом потоке, ведь Жнец понимал, что почувствовав его эмоции, Джек получит достойный ответ.

Обмен колкостями между Джек и Жнецом, носящим в себе протеанское наследие, мог бы стать весьма впечатляющим зрелищем, но диалог не продолжился, потом что в помещении появилась Миранда. Напряжение тут же подскочило.

Вся команда «Нормандии» собралась вокруг операционного стола, на котором лежала Шепард. Они стояли почти неподвижно, словно почетная стража, и на лицах – столь разных у представителей разных видов – отпечаталось очень похожее напряжение.

Виро не моргая смотрел на сводную сестру, и между его бровей пролегла глубокая морщина. Парень даже не замечал, что сжимает поручни стола так, что костяшки пальцев отчетливо проступили под кожей и побелели. Гаррус его понимал.

Миранда была превосходным ученым, она воссоздала тело Шепард… фактически, клонировала её, и выглядело всё настолько идеально, что становилось жутко. На этот раз никакие роботы и предатели не омрачали работу, и в итоге на смугловатых щеках Шепард не было даже светящихся шрамов, сквозь которые проступала кибернетика. Она была точь-в-точь как в ту ночь, перед высадкой в Лондоне. Разве что слишком спокойная и безмятежная. В обычной жизни Шепард никогда не казалась такой во сне, как бы Гаррус ни пытался отгонять её кошмары.

Сейчас турианец, не моргая, смотрел в знакомое и столь любимое лицо и ощущал, как границы реальности стремительно расплываются. Может быть, все последние месяцы – сон? Какой-то безумный, горячечный бред, вызванный ранением на Земле или даже той клятой ракетой на Омеге? Может быть, вот-вот он откроет глаза и окажется…

— Всё готово, - голос Миранды рассек липкую паутину паранойи, и Гаррус выпрямился, вновь фокусируясь на происходящем здесь и сейчас.

Кварианцы, геты и некоторые другие ученые, принявшие участие в проекте, остались поодаль, но внимательно наблюдали за происходящим, и когда Миранда кивнула, один из них принес ей небольшую сферу. Гаррус прекрасно помнил эти штуковины – реликты, которыми пользовались ещё Левиафаны. Миранда подключила сферу в сложную систему из механических деталей, электроцепей и усилителей. Гаррус не представлял, как это должно сработать, у него промелькнула мысль о том, чтобы спросить, но здравый смысл подсказывал, что если Мири и не пошлет его к человеческому черту, то в нынешнем состоянии он вряд ли осознает хоть десятую часть из её объяснений. Поэтому турианец промолчал и просто наблюдал за тем, как они с Тали и доктором Чаквас подключают к телу Шепард – и без того утыканного уголками и обклеенному датчиками, - ещё пару электродов, соединенных с системой.

Парой датчиков обзавелся и Явик. Когда их закрепили, протеанин прошел к изголовью, где на небольшой платформе уже лежал диск и, не помедлив, положил одну руку на него, а второй коснулся сферы Левиафанов.

Теперь все взгляды были обращены на него. В первые несколько секунд ничего не происходило, потом Явик поморщился и напрягся, сощурив глаза, но прежде, чем кто-то успел что-то спросить, его лицо вновь расслабилось, напряжение покинуло и тело, и лишь ладонь сильнее прижалась к сфере. Ещё через пару секунд та начала слабо пульсировать, а на коже Явика ярче проступили микросхемы Синтеза. Они разгорались, будто под воздействием источника света, находящегося где-то у него внутри, сначала это затрагивало только руку, но постепенно охватило всё тело и, спустившись по второй руке, переползло на диск памяти.

В комнате начало скапливаться статическое напряжение, все чувствовали, как оно покалывает кожу и, вместе с тем, отзывается где-то глубоко внутри тревожащим прикосновением. Теперь они все были связаны в единую сеть, и сейчас Жнец проводил с нею нечто столь сложное, что даже его мастерство не могло полностью скрыть колебания колоссальной паутины.

Сфера вибрировала всё отчетливее и светилась всё ярче, хотя свет оставался мягким, не слепящим глаза. Это мерцание подчинялось интуитивно улавливаемому ритму и гипнотизировало, совершенно стирая ощущение времени, так что никто из присутствующих не мог бы сказать, сколько они простояли, замерев и даже не моргая: может секунды, может часы. Неизвестно, да и не важно.

В какой-то момент пульсация усилилась и превратилась в равномерный, мощный сигнал. Явик распахнул всё четыре глаза, и они полыхали зеленым, светились точь-в-точь как у кварианцев, так, что даже не было видно зрачков. Гаррус ощутил, как впились в его руку цепкие пальцы Лиары, он и сам не знал, как трактовать то, что видел. Но судя по тому, что Миранда, которая наблюдала и за показателями Шепард, и за показателями Явика, не обеспокоилась – всё оставалось в рамках нормы.

Позади раздался удивленный возглас кого-то из ученых, но Гаррус не обернулся, его внимание было приковано к Шепард. На её коже тоже ярко проступили микросхемы, казалось, что свет проходит по ним волнами, и накапливается в районе головы, где даже кожа начинала мало-помалу светиться от активировавшихся имплантов. Турианцу чудилось, что зеленоватое свечение струится даже из-под её ресниц.

Энергия ещё возросла, стала густой и плотной, такой, что даже дышать в ней было трудно. На пике все затаили дыхание и отвели глаза от сферы, свечение которой стало нестерпимо ярким, но это длилось не дольше пары ударов сердца, а потом напряжение начало плавно, но стремительно спадать. Свет угас, Явик резко вздохнул и тяжело оперся на поручни койки, низко склоняя голову.