Страница 80 из 93
Совершенно иная картина диссоциации личности наблюдается при шизофрении. Отколовшиеся фигуры принимают банальные, гротескные или явно преувеличенные имена и характеры; часто они имеют во многом отталкивающие черты. Более того, они не сотрудничают с сознанием пациента. Они не отличаются тактом, у них нет уважения к сентиментальным ценностям. Напротив, они вмешиваются и создают смятение в любое время, сотней способов они мучают эго; все отвратительны и внушают ужас либо шумным и наглым поведением, либо гротескной жестокостью, либо своим бесстыдством. Наблюдается хаос нечетких видений, голосов и характеров, причем все обладают странными и непонятными свойствами. Если и существует драма, то она находится за пределами понимания пациента. В большинстве случаев она даже выходит за пределы понимания врача, так что он склонен подозревать отсутствие душевного здоровья у любого человека, который видит более, чем простое безумие в буйстве помешанного.
Автономные фигуры в такой степени вышли из-под контроля эго, что исчезло их изначальное участие в формировании ментальности пациента. Снижение ментальности достигло такого низкого уровня, который невозможно себе представить в области невроза. При истерической диссоциации имеет место объединение через единство личности, которая продолжает функционировать, тогда как при шизофрении разрушаются сами основы личности.
"Понижение уровня ментальности": 1) Вызывает утрату целых регионов содержаний, контролируемых в нормальном состоянии. 2) Продуцирует отколовшиеся фрагменты личности. 3) Препятствует нормальному ходу мыслей и их завершению. 4) Снижает ответственность и адекватную реакцию эго. 5) Вызывает неполную реализацию и тем самым возбуждает недостаточные и неадекватные эмоциональные реакции. 6) Снижает порог сознания, позволяя тем самым запретным в нормальном состоянии содержаниям бессознательного входить в сознание в форме автономных инвазий.
Такие последствия снижения ментального уровня встречаются как при неврозе, так и при шизофрении. Однако при неврозе имеется, по крайней мере, возможность сохранения единства личности, тогда как при шизофрении она утрачивается почти безвозвратно. Из-за такого сильного поражения разрыв между диссоциированными психическими элементами доходит до разрушения существовавших ранее связей.
Поэтому психогенез шизофрении заставляет нас прежде всего задать вопрос: можно ли считать первичный симптом, экстремальное снижение ментального уровня, результатом психологических конфликтов и иных нарушений нормального эмоционального состояния, или нет? Я не считаю нужным подробно обсуждать, вызываются ли описанные Блейлером "вторичные симптомы" в характерных для них проявлениях психологическими факторами. Сам Блейлер полностью убежден в том, что их форма и содержание, то есть их индивидуальная феноменология, полностью обусловлены эмоциональными комплексами. Я согласен с Блейлером, мнение которого о психогенезе вторичных симптомов совпадает с моим, ибо мы сотрудничали с ним в годы, предшествовавшие написанию им своей знаменитой книги о dementia praecox. Правда уже в 1903 г. я начал анализировать с терапевтическими целями случаи шизофрении. В отношении психологической основы вторичных симптомов сомнений быть не может. Они имеют ту же структуру и происхождение, что и невротические симптомы; правда, важное отличие заключается в том, что они проявляют характерные особенности ментальных содержаний, которые более не подчиняются общему контролю всей личности. Едва ли существует хотя бы один вторичный симптом, не имеющий каких-либо признаков "снижения ментального уровня". Однако это зависит не от психогенеза, а полностью определяется первичным симптомом. Иными словами, психологические причины продуцируют вторичные симптомы исключительно на основе первичного состояния.
Поэтому при рассмотрении вопроса о психогенезе шизофрении мы можем совсем не упоминать о вторичных симптомах. Существует только одна проблема психогенез первичного состояния, то есть экстремальное снижение ментального уровня, которое, с психологической точки зрения, лежит в основе психологического смятения. Поэтому мы спрашиваем: имеется ли основание полагать, что снижение ментального уровня может обуславливаться исключительно психологическими причинами? Как нам прекрасно известно, снижение ментального уровня может вызываться различными причинами: усталостью, сном, интоксикацией, высокой температурой, анемией, сильными аффектами, шоком, органическими заболеваниями центральной нервной системы; также оно может вызываться особенностями массовой психологии или примитивным менталитетом, религиозным или политическим фанатизмом и т. д. Оно может быть также вызвано конституционным строением человека или наследственными факторами.
Обычно снижение ментального уровня не оказывает серьезного влияния на единство личности. Поэтому все диссоциации и другие психические явления, производные от этой общей формы снижения ментального уровня, несут на себе печать целостной личности.
Неврозы являются специфическим результатом понижения ментального уровня; как правило, они появляются как следствие его привычной или хронической формы. Там, где неврозы являются результатом острой формы, резкому снижению ментального уровня предшествует его латентная форма, поэтому снижение ментального уровня - не более, чем условная причина.
В настоящее время мы не сомневаемся в том, что приводящее к неврозу понижение ментального уровня вызывается либо исключительно психологическими факторами, либо этими же факторами в сочетании с другими, возможно, в большей мере относящимися к физическому состоянию. Снижение ментального уровня, особенно приводящее к неврозу, само по себе свидетельствует об ослаблении высшего контроля. Невроз представляет собой относительную диссоциацию, конфликт между эго и силой сопротивления, в основе которой лежат бессознательные содержания. Эти содержания в большей или меньшей степени утрачивают связь с единой психикой. Они сами распадаются на фрагменты, и их утрата означает ослабление сознательной личности. С другой стороны, напряженный конфликт выражает столь же сильное желание восстановить нарушенную связь. Отсутствует сотрудничество, но, по крайней мере, вместо позитивной связи присутствует напряженный конфликт. Каждый неврастеник борется за сохранение и главенство своего сознания эго и за подчинение сопротивляющихся бессознательных сил. Однако пациент, допускающий, чтобы его колебало вторжение странных содержаний из бессознательного, пациент, который не борется и даже идентифицирует себя с болезненными элементами, немедленно вызывает подозрение в наличии у него шизофрении. Понижение его ментального уровня достигло роковой, крайней степени, когда эго полностью утрачивает силу сопротивляться нападению, видимо, превосходящего его по силе бессознательного.