След менестреля

— Не забудь про де Клерка, — добавила Темная Сестра. — Силы оставляют его, и очень скоро он умрет.

— Вы не оставляете мне выбора, — я вздохнул. — Но вы сейчас кривите душой, обе. Вы уже знаете мой ответ. И прекрасно знаете причину, по которой я не смогу изменить решения.

— Конечно, — Сестра-День улыбнулась краешками губ. — Уитанни.

— Да, Уитанни. Я принял решение. Я остаюсь здесь.

— Конфликт любви и рассудка? — Черная Ши поставила на стол бокал, который было поднесла ко рту. — Может, тебе стоило бы вернуться в свой мир, Ллэйрдганатх? Уитанни примет такое решение. В конце концов, она просто гаттьена. Ведь после того, как бард пройдет воротами Омайн-Голлатар, мы разрушим их. Тейо мертв, и создать новый портал будет некому. Ты никогда не сможешь вернуться в мир, где родился и прожил почти всю жизнь, Ллэйрдганатх. Никогда.

— Точно так же, как я никогда не смогу вернуться в свое детство. Но я ведь не проливаю слезы по этому поводу, а, Сестра?

— Сестра-День считает, что ты можешь остаться в Элодриане, — сказала Темная Ши. — Я склонна верить ей, но у меня есть сомнения. Не повторится ли история де Клерка?

— То есть, вы гоните меня?

— Нет, — хрупкие тонкие пальчики Белой Ши коснулись моей руки. — Мы рады тебе и желаем, чтобы ты остался с нами. Но вдруг случится так, что ты пожалеешь о своем выборе? Не озлобит ли это тебя, не заставит ли ненавидеть нас и наш мир?

— Нет. Я принимаю решение, и я несу за него ответственность. И давайте больше не будем пугать друг друга.

— Хорошо, — мне показалось, что в голосе Темной Ши прозвучало облегчение. — Тогда я пойду к себе и приготовлюсь к завтрашнему событию. Тебе тоже нужно набраться сил, Ллэйрдганатх.

— О каком событии речь?

— Завтра на рассвете мы совершим восхождение к воротам Омайн-Голлатар и проводим де Клерка, — сказала Темная, и мое сердце от этих слов почему-то неприятно сжалось. — Я рада, что ты тверд в своем выборе, Ллэйрдганатх. Но помни — завтра ты еще сможешь передумать. Мы с сестрой дадим тебе такую возможность.

Темная Ши сказала это, чтобы заставить меня сомневаться, говорил я себе, лежа на постели в спальне, залитой розовым светом двух элодрианских лун, падающим в окно и пропахшей ароматами цветов Белой Ши. Она хочет, чтобы я ушел. Просто боится, что история повторится, и я навлеку на них новые беды.

Может быть, она права. Да и вправе ли я ожидать к себе другого отношения? Несмотря на все мои, так сказать, подвиги, я для них пришелец, чужак. Существо из мира, который они справедливо считают родиной поразившего Элодриан зла. Они не доверяют мне, и это справедливо. Во всяком случае…

Наверное, я начал засыпать, потому что не сразу понял, что происходит. Все было очень похоже на сон. Она возникла в комнате бесшумно, будто материализовалась из тишины и розового света лун, сверкнула золотисто-зелеными огоньками глаз, повела плечиками, сбрасывая черный эльфийский плащ, который с шорохом упал к ее ногам.

— Уитанни?

Она забралась под одеяло, прижалась ко мне, обхватила руками, обжигая своим теплом.

— Я скучала без тебя, Кириэль, — шепнула она, и мое сердце замерло от счастья.

— И я без тебя, любимая… Погоди, ты говоришь на языке людей?

— Алиль освободила меня от служения. Я теперь свободна от своей животной половины. Видишь? — Она выпростала из-под одеяла левую руку, и я увидел, что на ней больше нет браслета из белого металла. Провел пальцами по ее шее — ошейника тоже не было.

— Значит…

— Сестры подтвердили Алиль, что ты принял решение. — Уитанни со вздохом уткнулась мне в плечо, и я услышал тихое всхлипывание. — Спасибо, Кириэль, что ты не предал меня.

— Предал? Да что ты говоришь!

— Я боялась. Я очень боялась, что зов твоего мира окажется сильнее моей любви. Без тебя мое сердце разорвалось бы, и я бы умерла от горя.

— Глупенькая ты моя! Да разве бы я…

— Поцелуй меня, ллеу. Мой ллеу!

Луны светили в окно, и в их теплом свете Уитанни казалась окруженной сиянием. От нее шел запах цветов и чистой, свежей, молодой желанной женщины, и этот запах одурманивал меня. А еще мне казалось, что это не луны в стрельчатые окна бесстыдно наблюдают за нами, а бездонные нечеловеческие глаза Белой Ши заглянули мне в душу и просветили ее насквозь. Белая Сестра оказалась мудрее и проницательнее своей близняшки. И потому Уитанни сейчас здесь, со мной, и мне кажется, что ничто и никогда больше нас не разлучит.

Ничто и никогда.

«И жили они долго и счастливо», как говорится в сказках.

И кажется, финал моей сказки уже близок.

Глава семнадцатая

В Элодриане я привык ко многим вещам. К средневековому укладу жизни, удивительным, невиданным существам и созданиям, магии, необычному вкусу продуктов и напитков, в которых нет никакой химии, к отсутствию всех этих обычных для нашего мира технических чудес и удобств. К постоянной опасности, будто пропитывающей самый воздух этого мира, и почти первобытному чувству полноты бытия, которое я, казалось, давно утратил в нашей вселенной. Но вот к одному я никак не могу привыкнуть.

Я не могу отслеживать время, потому что у меня нет часов. Никаких. Я не знаю, который сейчас час, не знаю, как долго еще осталось до утра. За окном ярко и романтично светят луны Элодриана, ночь, похоже, в самом разгаре. Уитанни давно уснула, обхватив меня ручками и мило и трогательно посапывая у меня на плече, а мне вот не спится. И я чувствую, что теперь точно не засну. Слишком много мыслей толпится в моей голове, слишком сильно я волнуюсь, слишком противоречивые чувства мной владеют.

С одной стороны, я ощущаю себя счастливым. Как говаривал Пушкин Александр Сергеевич: «Участь моя решена, я женюсь». Точнее сказать, я уже был женат на Уитанни де-факто, как говорят юристы, после нашей первой ночи в таверне близ замка Вальфенхейм, а теперь как бы наш брак и юридически признан всемогущими Сестрами — иначе как объяснить то, что Алиль освободила Уитанни и отдала ее мне?

Ага, ты слышишь меня и поэтому так мило улыбаешься во сне? Или тебе снятся леса Саратхана и славная охота, о которой теперь придется забыть? А я вот сейчас счастлив, потому что ты рядом. И мое счастье было бы совершенным и неомрачаемым, если бы не де Клерк и Вероника. Не могу я забыть о них ни на секунду. Даже сейчас, в этой постели, рядом с Уитанни.

Ты спишь, моя любимая, и не даже не подозреваешь, что случится сегодня утром. И хорошо, что не подозреваешь, а то плюнула бы мне в лицо — и правильно бы поступила. Сейчас я думаю, что в своей жизни не раз оказывался в сложных ситуациях. И в той, прежней, и в новой. Разные со мной случались вещи. Иные и вспоминать не хочется. Из всех этих переделок я выходил с разной степенью попорченности шкуры и уязвленного самолюбия. Последние приключения я пережил во многом благодаря тебе. Но никогда со мной не случалось того, что должно случиться через несколько часов. Я отправлю своего отца на верную смерть. И, может быть, Вероничку тоже. Сделаю это осознанно, так и не открыв им всей правды. Я ведь точно знаю, что с ними будет, мне Тейо сказал, а он, светлая ему память, знал это наверняка. Уже сегодня де Клерк окажется в своем времени, в Англии четырнадцатого века, и всемогущая церковь начнет на него охоту. На него и теперь — на Веронику…

Я не большой специалист по истории, но я представляю, что будет дальше. Уильям и Вероника не смогут долго прятаться. Им некуда будет бежать, никто не отважится помочь им. Их схватят, и темницу Волчьего Логова сменят казематы какого-нибудь Тауэра. Может быть, будут пытки. Представляешь, Уитанни, они будут пытать Веронику! А потом их казнят. Варварски, со средневековой жестокостью. Никакое покаяние их не спасет. Получается, что мы зря спасли их, вырвав из лап Лёца. То есть, мы спасали Элодриан, а не их. Элодриан теперь как бы будет спасен, а они…

Каким-то мерзким лицемерием все это отдает.