Страница 281 из 290
За это и выпили.
— Я отслужу! — преданно заверил Эйрик старшего товарища, — что хочешь для тебя сделаю!
— Конечно сделаешь! Как всех поубиваем, еще кувшина два винища выставишь! Га-га-га! — заржал сотник. — Эй, предсказатель, ты про меня много не бреши — копчу небо, как умею, а всяких половецких кровников на меня охотится неимоверное количество, потому я из Феодосии и отчалил. После того, как половцы город взяли, а я чудом жив остался, подумал: коли узнают, где от ран отлеживаюсь, они всей ордой мой дом штурмовать придут — много ихнего брата в разных боях положил! Поживу на белом свете еще?
— Конечно. И не мало.
— В полной силе?
— Да.
— Вот и славно! — порадовался Евдоким, — Вот за это и выпьем! — и рявкнул командным голосом, привыкшим повелевать и вести за собой сотню в бой: — наливай!
И тут отозвался от входа таким же рявком голос, привыкший повелевать тысячами воинов:
— И мне! И зажрать! — это привел остатки нашей ватаги на завтрак бывший воевода Богуслав.
Он подошел чеканным шагом к нашему столику, схватил железной ручищей кувшин и начал хлебать хмельную прелесть прямо из него. И похмелье отступило!
Дожрал последний кусок хлеба, колбасы ему уже не хватило, обвел таверну просветлевшими глазами и скомандовал:
— Пааавторить! И побольше.
Хрисанф унесся жарить на всех яичницу, Эйрик с Евдокимом последовали за ним, а мне уже весело трещал Ванюшка, плюхнувшийся на их место:
— Мастер! Мы так вчера с Венцем удачно моих коней продали! Хватило и Нае на коралловые бусы, и нам на пивище с крабами. Раки, они и на море раки, только что побольше.
Наина степенно присела на стульчик, гордо выпятила грудь с лежащими на ней розовыми бусами и скромно заметила:
— С самого Красного моря арабы привезли. Красота необыкновенная! Я такие же еще в Киеве хотела купить, да где там! Близок локоток, а не укусишь — цену просили запредельную, а дядя Соломон, старый жук, помочь отказался. Расходы, мол, несу последнее время большие, совсем денег нет.
Венцеслав с достоинством опустился на свободное место — он пока хранил венценосное молчание.
— Как наши дела? — остановив молодежный треп взмахом ладони, поинтересовался удобно устроившийся у заветного кувшинчика Богуслав.
Я доложил.
— Значит, пора уплывать, — подытожил наш серый кардинал, опытная боярская умница 11 века. — Остались всего две трудности для заключительной части нашего Великого Похода.
Первая была мне ясна — это поиски Омара Хайяма в недружественной нам и ему Сельджукской империи, а вторая?
Спросил у Богуслава. Тот не удивился вопросу от атамана профана, я свою некомпетентность проявлял и раньше, а спокойно разъяснил:
— До Константинополя, Володь, надо еще доплыть. Абсолютно надежных судов не бывает. Пойдем за шерстью, а вернемся стриженными. Или вовсе не вернемся. Выедем в сладких мечтах об удачных поисках у турок, а первый же большой шторм пустит наше суденышко на дно. А сейчас осень, шторма часты, и плыть нам не один день, ох не один!
Брести по суше слишком далеко, да и разных народов на берегах расселилось там немало. Слишком долго будем идти и отбиваться от местных — не успеем. Придется рискнуть и попытаться добраться до места любым способом.
Я робко поинтересовался:
— А каковы же эти способы?
В голове роились разные глупости: долететь, вчетвером оседлав ведьму Пелагею-Наину; выманить из меня Боба Полярника и проломить им портал в Константинополь; воткнуть в рот для дыхания тростинки-камышинки и дошлепать по сероводородному дну до византийской столицы, и тому подобная чушь.
Богуслав ласково поглядел на Ваню с Венцем.
— Вы, ребятишечки, пересядьте от нас подальше — потолкуйте там между собой.
Надо так надо, и парни безропотно пересели.
А Слава не отрываясь смотрел прямо в глаза Наине. Долго-долго смотрел и ничего не говорил. Потом начал негромко напевать что-то непонятное и сидя раскачиваться:
— Шемоше пенаши, фемае вентаи, — и в таком ключе пел минут пять.
Наина тоже потихоньку стала раскачиваться, глаза у нее закатились, и был понятно — еще чуть-чуть и она шлепнется со стула.
Тогда Богуслав негромко позвал:
— Пелагея… приди…
Появился Хрисанф со здоровенной сковородой, где все еще скворчала яичница с сальными шкварками, за ним Эйрик нес стопку тарелок с кучей вилок и блюдо, полное нарезанного хлеба, следом Евдоким пер две здоровенные миски с собачьей кашей. Потом все это было расставлено, положено, выдано. Минуты пролетали как скорый поезд мимо дачных платформ для электричек, а Наина все так же тупо глядела в одну точку.
Я, справедливо решив, что ни на что тут не влияю, а кушать охота страшно, приступил к еде. Богуслав не отрывался взором от предсказательницы и тихонько-тихонько напевал все ту же мелодию, но уже без слов.
Вдруг Наина встрепенулась, оглядела обстановку и сказала:
— Все та же корчма… Ох, спасибо мальчишки, вытащили! Какие там переходы и пещеры в этой молодой колдунье! Я-то думала все как в моих девках будет — захотел вошел, отодвинув их, захотел вышел, а тут как в ловушку попала!
Первые часы все ждала: вот сейчас она меня позовет, я и устроюсь поудобнее, да где там! И сама никак не вылезу — такие там овраги да буераки, что ахнешь! Каменные стены не подпускают к важным местам в ее курчавой башке, защищена бабенка от и до. В общем, как в сказке — чем дальше, тем страшнее.
И тут вдруг колодец светящийся с неба протянулся! Я тут же поняла — помощь пришла, и не будь дура, по нему наверх карабкаться принялась. Птицей бы вылетела, да не быстрое это дело оказалось.
Залезла, гляжу — одурманили девку, воли лишили, можно жить и работать теперь. Враз обосновала себе там уютное гнездышко прямо возле выхода, и назад, в эту жуткую дыру, что у нее в глубине, меня уже не загонишь.
Кланяться вам на глазах ее мужа не стану, вон так и зыркает в нашу сторону глазенками! — враз чего-нибудь заподозрит. Я от всех дел там, в берлоге этой, отстала, ничего не видела, ничего не слышала.
Уставший после борьбы с не очень сильной, но все-таки колдуньей, Богуслав пока отдыхал, а передохнувший и отожравшийся я рассказал ведьме о последних событиях.
— Вот ведь кобыла противная! — возмутилась Старшая ведьма Киева, — меня даже с дельфинами договариваться не позвала. Я в них, конечно, ни уха, ни рыла не понимаю, но может хоть присоветовала бы чего толковое. Не-ет, теперь за порядком наблюдать буду строго! Хватит, натерпелась я в ее естестве, как за всю предыдущую сотню лет. Вот помогу вам, и назад в уютную внучку Оксанку отправлюсь.
— Ксения, вроде, как-то молода, чтобы иметь столетнюю бабушку, — выразил я сомнения в их родстве.
— Ну, она мне скорее двоюродная правнучка, но это сейчас неважно. Зачем на помощь призвали? В чем загвоздка?
— В дороге к Константинополю. Осень, штормы, вдоль берега плыть долго. От Херсонеса до Царьграда по прямой-то больше пятисот верст будет, а вкругаля вертеться, неведомо вообще сколько выйдет.
Опять же, нужен уверенный попутный ветер, не ходят еще толком суда, если он откуда-нибудь сбоку дует. А уж ежели в лоб бить настропалится, вообще пиши пропало. И возле берега рифов полно, течений водных всяческих, явно лишних, немало.
Что посоветуешь?
Пелагея немножко подумала, потеребила гибкими пальчиками подбородок и спросила Богуслава:
— Ты отодвинуть шторм или вихрь не очень далеко по морю сможешь?
— Верст на двадцать точно смогу. Дальше — не уверен, не пробовал.
— Дальше и не понадобится. А я уж выдам ветер, какой понадобится, в этом я искусница. Ладно, как понадоблюсь, подзовете Найку, и в разговоре случайно упомяните мое имя — враз объявлюсь. Пойду радовать любимого своим присутствием, отпущу пока супругу его на волю.
Взгляд Пелагеи затуманился, голова стала медленно опускаться на грудь. Вдруг женщина встряхнулась, встрепенулась.
— Уф! Уснула я, что ли? Так чего порешили-то?
О! Светоч женского разума Наина к нам вернулась!