This means War

— Как «так», Джерси?

— Холодно, официально, нехотя, а еще так, будто ты хочешь сказать мне много, но молчишь, боясь обидеть, потому что думаешь, что моя хрупкая нервная система этого не выдержит, и я побегу куда-нибудь в лес в истерике, где меня съест дикий койот, а потом мне напишут просто омерзительный некролог.

Выговариваю я это на одном дыхании, а когда наконец затыкаюсь, то смотрю на парня, ожидая и одновременно боясь того, что он скажет.

Прикусив нижнюю губу, Зейн молча изучает мое лицо, а затем подходит ближе и, опустив теплые ладони на мои щеки, дарит мягкий поцелуй. Коленки начинают дрожать, поэтому я вмиг впиваюсь пальцами в его предплечья, стараясь не упасть.

— Думаю, — шепчет Малик, и я ощущаю улыбку, тронувшую его губы, — что если бы ко всему прочему тебя съел дикий койот, то некролог и правда вышел бы забавным.

— Я рада, что из всего вышесказанного ты запомнил часть именно про койота, — усмехнувшись, покачиваю головой. — Меня пугает мысль о том, что я вновь могу потерять тебя и твоё доверие.

— Тебе придётся очень постараться, чтобы потерять меня снова, — тихо говорит он, прижавшись губами к моему виску. — Ведь я, вроде как, совершенно не планирую отпускать тебя, Скайлер.

***

Когда Малик приносит сумку с моими вещами, я спешу в душ, чтобы смыть с себя воспоминание о сегодняшнем дне. Странно, но тёплая вода не помогает освободиться от тягучих мыслей, я устраиваю моральную пытку и начинаю по новой прокручивать ненавистный день во всех мелочах.

Переодеваюсь в шорты и майку и возвращаюсь в комнату. Зейн привозит несколько пакетов с фаст-фудом, о котором я недавно так мечтала, но сегодня даже не могу смотреть на еду.

Когда парень отправляется в душ, я достаю из сумки выключенный телефон и, усевшись по-турецки на кровати, кладу его перед собой, и смотрю с каким-то страхом, словно гипнотизируя.

Я должна включить его не для того, чтобы прочитать сообщения, этого мне хочется меньше всего, и не для того, чтобы открыть блог со сплетнями. Мне нужно позвонить маме и сказать, что я больше не состою в сестринстве, не просто не состою, меня выставили за предательство.

Боже, даже не знаю, как скажу ей. Эта новость раздавит её. Неужели цель моего существования теперь состоит в том, чтобы снова и снова разочаровывать близких мне людей?

Когда в комнате вновь появляется Зейн, то мысли о доме незаметно отходят на второй план. Волосы парня всё еще влажные после душа, а из одежды на нем лишь чёрные джинсы, низко сидящие на бедрах. Он подходит к столу, чтобы проверить свой телефон на наличие сообщений, а я наблюдаю за несколькими капельками воды, стекающим по рельефным мышцам его спины.

Чёрт возьми.

Будто почувствовав, что на него пялятся, Малик разворачивается, и я не успеваю скрыться с места преступления. Пойманная за подглядыванием, я краснею, как будто мне пятнадцать лет, и, прикусив губу, опускаю взгляд вниз.

— Ты мог бы одеться? — спрашиваю я, глядя на экран выключенного телефона.

Зейн слишком уж долго не отвечает, поэтому вновь смотрю на парня. Облокотившись на край стола, он пробегается пальцами по влажным волосам, а затем издает смешок.

— Я вроде одет, Скайлер, — пожав плечами, он слегка склоняет голову на бок, а уголки его губ то и дело приподнимаются, выдавая желание улыбнуться.

— Ты одет наполовину, — фыркаю, — это неприлично.

— Не подашь футболку? — кивает в сторону кровати, на углу которой примостилась тёмная ткань.

— Эм, — вскидываю брови, — почему не возьмешь сам? Или ты пригласил меня сюда в качестве служанки?

— Это же тебе не нравится то, что я не одет, — поджав губы, он пожимает плечами. — Меня-то всё устраивает.

Театрально закатив глаза, хватаю футболку с кровати причём с таким видом, будто мне не нравится всё происходящее. Мне нравится, но я не помню, когда последний раз была так смущена перед парнем. Это слишком ново для меня. И я не знаю, как себя вести.

— Держи, — протягиваю футболку на вытянутой руке и стараюсь смотреть в карие глаза и только в них.

Губы Зейна расплываются в улыбке, он отталкивается от стола и вместо того, чтобы взять вещь, опускает ладонь на сгиб моего локтя; затем пальцы медленно скользят вдоль руки, задерживаются на запястье, и только потом он забирает футболку из моей ладони.

Следы от прикосновений буквально горят даже тогда, когда наши руки больше не соприкасаются. Малик не отрывает взгляда от моих глаз еще несколько секунд, а затем наклоняется чуть ближе, и до меня доносится ментоловый аромат геля для душа.

— Спасибо, Скайлер, — шепчет он на ухо. — Мне нравится, когда ты стараешься не пялиться на меня, но при этом у тебя ничерта не выходит.

Подмигнув, парень надевает футболку, а я корчу недовольную гримасу в ответ и возвращаюсь к кровати.

— Ты не притронулась к еде, — нахмурив брови, Зейн присаживается на подоконник.

— Не хочется, — обнимаю согнутые в коленях ноги и кладу на них подбородок, — может чуть позже. Как там Найл? Пережил нашу дружбу?

— Он немного подавлен, но уже рубится в приставку, значит всё нормально, — Малик замолкает, а потом косится на мой телефон. — Не можешь найти в себе силы, чтобы включить?

— Хочу позвонить маме, но, — поджав губы, покачиваю головой, — у меня не хватает смелости.

— Дай себе немного времени, Джерси, это уже слишком для одного дня.

— Наверное, ты прав, — тяжело вздохнув, отодвигаю телефон в сторону. — Может, поговорим о чём-то, что не связано с этим днем? О чём угодно, только не об этом.

Зейн смотрит на меня какое-то время, а потом я ловлю легкую улыбку на его губах.

— Что за загадочный взгляд? — усмехнувшись, вскидываю брови.

— Просто странно видеть тебя здесь, — он обводит взглядом комнату и пожимает плечами, — такое чувство, что это сон, и ты в любой момент можешь раствориться в воздухе. Но даже если это действительно сон, просто постарайся не исчезать как можно дольше, ладно?

— У тебя снова получилось это, — тихо отвечаю я, чувствуя, как в груди разливается приятное тепло, заставляющее моё сердце биться в разы чаще. — Снова получилось быть милым.

— Неужели? — поднявшись на ноги, парень подходит к кровати. — Ты ведь понимаешь, что каким бы я не был милым, нам всё равно не избежать клишированного диалога?

— Какого именно?

— Ну, сама подумай, — Зейн склоняется, упираясь ладонями в матрас по обе стороны от меня, — мы ночуем вместе, а это значит, что рано или поздно ты с возмущённым видом задашь коронный вопрос: «Мы что, будем спать в одной кровати?!»

— Ах этот вопрос, — усмехнувшись, киваю. — Но ведь тогда ты ответишь, что это твоя комната, и нам придётся спать вместе.

Медленно подаюсь назад, потому что Зейн раздвигает бедрами мои сжатые колени и склоняется надо мной на вытянутых руках до той степени, пока моя спина не утонет в мягком покрывале.

— Хотя погоди, — устремляю взгляд в потолок, делая вид, что задумалась, — наверное, ты проявишь благородство и ляжешь на полу, потому что знаешь, что долго тебе там пролежать не придётся.

— Верно, — соглашается парень. — Но в итоге благородство проявишь ты и разрешишь мне лечь на кровать, конечно же, при условии того, что я не буду приставать.

— Но ты ведь всё равно пристанешь. Причём не пошло, этот будет тот самый момент, когда ты внезапно проявишь нежность.

— Думаешь? — вскинув тёмные брови, Малик посылает мне улыбку, а затем сгибает руки в локтях и опускается.

Как только наши тела соприкасаются, из моих внезапно ставших тесными лёгких тут же вырывается рваный вздох.

— Да, — улыбнувшись, опускаю ладони на его плечи, — думаю, что мы разговоримся, и ты признаешься в своих чувствах. Меня так сильно это растрогает, что я ляпну что-нибудь глупое, а ты поцелуешь меня в ответ. Но, когда дело дойдет до самого важного, ты вдруг включишь парня из кино и скажешь: «Если ты не готова, то я остановлюсь, малышка».

— Черт, — издав смешок, Зейн морщит нос, — можно я не буду называть тебя «малышкой»? Звучит так, будто я твой сутенер.