Страница 69 из 77
— Тот фолиант я взял из библиотеки Ватикана, — небрежно проговорил Высший, — возможно, кто-то баловался "погружением", и на страницах остались частицы пыльцы.
— Допустим, — объяснение звучало убедительно, — и сейчас мы будем ее использовать, — я неловко запнулась, — чтобы противостоять искушениям?
— Интересная идея, — опекун прищелкнул пальцами, — но у нас слишком мало времени на игры, — взгляд Высшего потемнел, — у пыльцы есть одна особенность… если ошибиться с дозировкой, то вместо удовольствия испытаешь самые потаенные страхи, — у меня засосало под ложечкой, — именно это вещество тебе однажды ввели охотники. Тогда ты вспомнила про Ленсара.
Нет, он же не серьезно… Но Высший не спешил меня разубеждать — напротив, спокойно ждал, пока я переварю информацию. Что ж. Я выпрямилась в кресле, с удивлением ощущая, что первая волна паники схлынула. Что бы ни привиделось после употребления пыльцы, это только в моей голове. Не по-настоящему. Главное, не забывать об этом.
— Моя задача — справиться со страхом?
Блондин одобрительно кивнул, и я поклялась, что одолею своих внутренних демонов. "Чтобы заслужить его одобрение", шепнул надоедливый внутренний голос.
— Во сне ты сможешь менять реальность усилием воли, и именно ее ты должна развить, — я повторила каждое слово про себя, — воля есть у любого живого существа. У многих она гибка, как стебель под натиском ветра. Твоя должна стать тараном, способным разбить темные иллюзии.
Я сглотнула. Уверенности вполовину поубавилось.
— Воссоздавай в воображении светлые образы, представляй их как можно более ярко. Ты не художник и не обладаешь фотографической памятью, так что не буду лгать, — опекун переплел пальцы с нанизанными на них перстнями, — тебе придется нелегко.
Подбодрил, ничего не скажешь.
— Посмотри на меня, — его глубокий голос словно вынимал душу по кусочкам, — я не сказал, что ты не справишься. Но если войдешь в транс без подготовки, тебя сломает.
— В смысле, стану овощем, и пакуй чемоданы в психушку? — участвовать в эксперименте с пыльцой расхотелось совершенно, — так?
— Не буду исключать такого исхода. Поэтому соберись. Перед тобой цель и ничего более.
— Хорошо, — странным образом это мобилизовывало. Хотя чему я удивляюсь — у Высшего было достаточно времени, чтобы изучить меня вдоль и поперек. Узнать, где использовать кнут, а где пряник.
— Сейчас я научу тебя одному простому и, что немаловажно, безотказному приему прекратить видение. Если почувствуешь, что не можешь сопротивляться. Закрой глаза и представь солнечную вспышку, как она рождается из крошечной искры и заполняет все пространство вокруг. Попробуй прямо сейчас.
Я честно попыталась, по совету Высшего вспоминала самый яркий солнечный день и вызывала этот образ в памяти, но получалось на троечку. Образ, который удалось представить, в лучшем случае напоминал иллюстрацию в детской книге. Страх притупили раздражение и досада.
— Довольно, — вероятно, и опекуну надоело смотреть, как я вымученно жмурюсь и ерзаю по черной кожаной обивке, — первое погружение будет недолгим, — он нагнулся к открытой баночке с пыльцой…и подул над ней в мою сторону.
— Первое? А их будет мно…?
***
…Очертания кабинета размылись, в лицо дохнуло холодом, и мир странным образом надвинулся на меня со всех сторон. Я стояла посреди темного заснеженного леса восьмилетней девочкой, в старом потрепанном пальтишке, из-за которого в школе натерпелась насмешек. Мало кто хотел дружить с "оборванкой", был только Антоша, всегда опрятный мальчик с грустными глазами, но и ему родители запретили со мной общаться. "Она из неблагополучной семьи…"
Из пальто я по-хорошему давно выросла, и ветер нещадно задувал в слишком короткие рукава. Это иллюзия, просто иллюзия. Надо лишь закрыть глаза и представить летний луг, берег моря…Что угодно, иначе метель заморозит меня до смерти. Или, что еще хуже, придет кто-то, из-за кого я именно здесь. Зря я об этом подумала. Забыла, что в этом чертовом месте нельзя думать о плохом. И закрыть глаза тоже страшно — сразу казалось, что враг застанет врасплох. Сердце отчаянно билось, обмороженные пальцы горели от боли, и я не могла отрешиться от ощущений и эмоций, как несколько минут назад в кабинете. Хотелось плакать от беспомощности.
— Мама…
Отчего-то я чувствовала то же, что и в восьмилетнем возрасте, иначе почему позвала женщину, которой до меня не было дела? Но в детстве я верила, что мама добрая. Порой она наказывала меня за мельчайшие проступки лишением ужина, запирала на балконе в мороз, и они с очередным пастором обсуждали тяжесть моих грехов. Показательно читали молитвы. Но иногда она, как ни в чем ни бывало, могла прижать меня к себе, радостно улыбнуться навстречу, а однажды мама купила мне леденец в форме петушка…. При этом воспоминании предательская слеза проложила по заиндевевшей щеке теплую дорожку.
— Кто здесь?
Я обернулась на до боли знакомый голос.
Метель поутихла, и на краю поляны я ясно различила хрупкую фигурку, закутанную в красный плащ. Из-под капюшона выбивались непослушные медные завитки, а серые глаза смотрели прямо перед собой, как будто не видя. В руке девушка держала старинный фонарь, окрашивающий снег в цвет топленого молока. Такой моя мать могла быть в юности.
— Мам? — голос сорвался, — это я, Ева.
Ответа не последовало, хотя между нами оставалось не более десятка шагов.
Мать неуверенно шла вперед, вытянув руку с фонарем перед собой, ее взгляд обеспокоенно скользил по кромке леса.
— Мам? — детские ручки той восьмилетней Евы тщетно хватались за полы плаща.
Она меня не видела! Отчаяние захлестнуло с головой. Я отказывалась понимать смысл видения, но и прекратить его была не в силах.
Мягкие, почти беззвучные шаги позади меня заставили нервно обернуться. Мы с матерью одновременно вскрикнули, я попятилась и упала, споткнувшись о выступающий корень. Огромный белый волк стоял в нескольких шагах от нас, почти сливаясь со снегом, длинная шерсть клубилась и завихрялась, раздразнивая утихшую было метель. Только янтарные глаза, как горящие фонари, смотрели не мигая.
"Во сне ты сможешь менять реальность усилием воли…"
Если не сейчас, то потом будет поздно. Сама не знаю, как у меня получилось, но на пути чудовища выросла высокая железная ограда с пиками на концах.
— Мам, беги!
Девушка спохватилась и, прихватив подол одной рукой, а другой продолжая удерживать качающийся фонарь, побежала. Мучительно медленно, увязая в сугробах, тогда как зверь спокойно смотрел ей в след…а за преградой взметнулась снежная буря. Меж прутьев устремились мириады жалящих ледяных стрел, но вместо того, чтобы настигнуть беглянку, на мгновение замерли в полете и сплотились в бугрящуюся мышцами белоснежную фигуру. Янтарные глаза угрожающе вспыхнули. Еще секунда — и треск рвущейся ткани заглушил оглушительный крик.
Нет, нет!!! Мама!
Я силилась встать или хотя бы подползти ближе, но сугробы становились глубже, а снег все больше походил на манную крупу, рассыпаясь под пальцами. Отчаянным рывком я уцепилась за злополучный корень и выбралась на твердую поверхность.
В абсолютной тишине вертикальной стеной шел снег. Волка нигде не было видно. Матери тоже.
Я осторожно пошла по памяти, всматриваясь в непроницаемую пелену, до дрожи в коленях боясь увидеть…тело… Еще шаг. Задыхаясь, я зажала лицо ладонями. Когда набралась смелости их убрать, в снегу все так же алело ужасающее пятно. Но еще через пару шагов стало ясно, что это просто брошенный плащ.
Мам? Я опустилась на колени, поглаживая ладонью плотную шершавую ткань. После небольшого раздумья накинула на плечи, и сразу стало уютней, намного больше, чем могло быть от подобной накидки. Словно кто-то делился своим собственным теплом. Мама, ты ушла в тот момент, когда стала жертвой суккуба? До рези в глазах я всматривалась в белую завесу. Ты ведь не хотела причинить мне зла…