Страница 2 из 7
– Может, сначала покурим, а потом разбежимся?! – предложила Надя Курянина.
У неё в кармане лежало пятьсот рублей, которые ей подарила бабушка на день рожденья. Надька планировала предложить Оксане сегодня прогулять школу, купить пиво и поговорить за жизнь. Появление Оксанкиной мамаши, всё перечёркивало.
– После школы покурим, – помотала своей кукольной головкой Оксана.
Она хотела дать команду расходится, поскольку была в большом авторитете в своей компании и все слушались её, но тут, как всегда не к месту, встряла Ленка Заварихина:
– Ой, девки, а я слышала, что в нашем городе будет проводиться кастинг на фильм Фёдора Бондарчука! Какой-то фантастический боевик. Нужны девочки двенадцати лет. Вот бы попасть на кастинг. Вдруг возьмут?
Надька хотела брякнуть, что дылде Заварихе только роль огородного пугала играть, а не в фильме Бондарчука, но Оксанка безапелляционно заявила:
– Расходимся! Вечером встретимся на «пятачке» и всё обсудим.
ГЛАВА 2
Иван Ильич Красовский за свою бородку «эспаньолку» и длинные волосы, получил от учеников прозвище «Дон Кихот». Он считался у старшеклассников юродивым, из-за любови к литературе. Однако уроки его, ученики любили, и даже отъявленные хулиганы вели себя на них хорошо. О высоком уровне подготовки учеников, в классах, где преподавал Дон Кихот, в ГорОНО ходили легенды.
Шёл урок литературы, Красовский, сидя за столом, улыбаясь, смотрел на рыженького, лопоухого мальчишку, выговаривая ему:
– Эх, Феденька, вижу я, что читал ты рассказ Антона Павловича Чехова «Хирургия», а поведать, о чём там говорится, не можешь.
Ушастый Феденька, горестно развёл руками и промямлил:
– Честное слово читал.
– Это хорошо, но мало, – вздохнул Дон Кихот, – нужно ещё и рассказать без всяких «это самое» и «вощем», а самое главное, что бы понятно было, о чём Антон Павлович написал. Как верно заметил Николай Васильевич Гоголь: «Нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырывалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и живо трепетало, как метко сказанное русское слово». У тебя слова, словно чугунные болванки падают. Такие же неуклюжие и безобразные. А слово твоё, должно воспарить над землёй, потому как в общении меж людьми слово основа всему. Ведь сказано же: «Вначале было слово…». И судить о тебе незнакомые люди будут, по тому, как доходчиво ты излагаешь свои мысли.
– Так ведь Иван Ильич, встречают-то по одёжке, – крикнула с задней парты Оксана Усольцева.
После того как мать поймала её на улице, она решила не испытывать судьбу и отсидеть все уроки. Сейчас, когда до звонка осталось пять минут, она осмелела и подала голос.
– Всё верно Оксана, – согласился Дон Кихот, – но, как известно, провожают-то по уму, а он-то как раз и выражается в умении доходчиво излагать свои мысли.
– Меня вроде как все понимают, – подал голос Феденька.
– Да? – оживился Дон Кихот. – Давай проверим. Машенька Оленина, выйди, пожалуйста, сюда.
С парты, поднялась первая отличница в классе.
– Вот Феденька, попытайся нам описать Машеньку, что бы нам всем было понятно, о ком ты говоришь.
– Ну, эта Оленина, ходит вечно нос выше лба, – начал Феденька и развёл руками, больше слов у него не нашлось.
– Дурак!– вырвалось у Олениной.
Дон Кихот улыбнувшись, сказал:
– Это он Машенька не со зла сказал, а от недостатка слов. Вот послушайте, как описал Машеньку Александр Сергеевич Пушкин: «Глаза Олениной моей!
Какой задумчивый в них гений!
И сколько детской простоты,
И сколько томных выражений
И сколько неги и мечты!
Потупит их с улыбкой Леля-
В них скромных граций торжество
Поднимет – ангел Рафаэля
Так созерцает божество».
– Так он это не про Машку же сказал! – возмутился Феденька. – Он её знать-не знал.
– Пушкин действительно не знал нашу Машу, – согласился Дон Кихот, – но писал то он про неё. Убедитесь сами.
Красовский достал из своего стола фотографию и пустил её по рядам.
– Это фотография портрета Анны Олениной работы художника Кипренского, – пояснил Дон Кихот.
– Машка! – ахнул класс.
– Ну, хорошо Феденька, – продолжал Дон Кихот, – давай мы с тобой, как вы любите выражаться: «Замастыримся по-пацански». Я ставлю тебе четвёрку, ты мне за это, читаешь десять рассказов Чехова, и пересказываешь их после уроков.
После майских праздников, даже листья деревьев, растущие на школьном дворе, шепчут, про скорые каникулы. Оксана Усольцева стояла возле забора, ей нужно было дождаться Снежанку, свою младшую сестрёнку, которая учится в первом классе. Сейчас она доедает свой обед в группе продлённого дня. Девчонка Оксана компанейская, и около неё собрались несколько подруг.
– Ну и прикололся сегодня Дон Кихот, со стихами про Оленину, – хмыкнула Верка Кудимова.
– А чего хорошие стихи, – пожала плечами Оксана, – и портрет на Машку похож. Эх, Машка повезло тебе! Какие красивые стихи Пушкин написал. Да не красней ты так Оленина! Дура, гордиться надо!
– Всё-таки наш Дон Кихот умный мужчина, и чего он в нашей школе забыл?– перевела разговор Маша Оленина.
– А где ему ещё работать?! – изумилась Кудимова.
– Мама говорит, он такие интересные статьи в журналы пишет, что на одних гонорарах прожил бы, – ответила Машка. – И нужно же ему с нашими балбесами возиться?!
– А с чего ты взяла, что ему гонорары большие платят?!– Усольцева достала пачку «Вог» с ментолом, и со вздохом положила обратно, курить в школьном дворе опасно.
– Хорошо платят, раз на иномарке ездит, – пожала плечами Машка Оленина
– Тоже мне крутая тачка! – фыркнула Усольцева. – «Мазда3», десятилетняя. Дон Кихоту её старший брат подогнал, он в Москве живёт. Своей жене «Мазду 5» купил, а её тачку младшему брату отдал. Вот на ней Дон Кихот и ездит.
– А ты откуда знаешь? – удивилась Кудимова.
– Общаться с людьми нужно, – усмехнулась Оксана, – но наш Дон Кихот, мужчина интересный.
И не знали болтушки, что в это время Дон Кихот стоял у окна пустого класса и смотрел на них.
В последнее время, вероятно из-за утомления, Ивана Ильича стали мучать приступы головной боли. Особенно они, болезненны при повороте головы. Только что, такой приступ миновал, и Иван Ильич радовался жизни, размышляя:
«Нет сто раз прав Шопенгауэр, заявив: « Только одурманенный половым влечением, рассудок мужчины, мог назвать прекрасным, узкоплечий, широко бедренный пол». Верно, как верно, заметил Вересаев: «Есть уродство в женском теле – круглый живот, ноги в коленях изогнуты внутрь». И в тоже время как прекрасно тело девочки-подростка! Гибкий стан, прямые, не располневшие ноги, и словно нераспустившийся бутон прекрасного цветка – формирующаяся грудь. Как прекрасна девочка подросток! – он посмотрел на красивое личико Оксаны Усольцевой. Мысли учителя Красовского потекли совсем уж в аморальном направлении: « Сильно ошибался Чехов, заявляя: «Глаза – зеркало уши». Поверив в это, глядя в глаза Оксаночки Усольцевой, можно обмануться, приняв её за невинного ангелочка, но губы, чувственные губы взрослой женщины-хищницы, выдают всю порочность её натуры. О, какая гремучая смесь: глаза и губы этой девчонки! Как легко пропасть, попав под очарование этих глаз. Но Боже, как хочется пропасть!»
Огорчился Иван Ильич от размышлений своих, ибо, что может быть хуже, чем рассматривать свою ученицу в качестве сексуального объекта. Безнравственно это и аморально. Но что уж совсем печально, то, что скабрезные мысли, змеиным клубком шевелились именно в голове Ивана Ильича. Педагогика была его призванием, и жизни своей он не представлял без учеников, а тут такие мысли. Появились эти скабрезности в одно время с головной болью. Решив впредь одёргивать себя от подобных размышлений, Иван Ильич отправился обедать.