Страница 13 из 21
– Попробуем! – я не стал более раздумывать. – Разбирайте! Я уже иду!
Прежде чем покинуть огневую позицию на стене номер шесть, я наклонился, обнял за плечи и поцеловал в висок сидящего рядом бойца:
– Я пошел, Лизок. А ты тут держи оборону, как говорится, за себя и за того парня.
– Тебе помочь спуститься? – девушка сделала попытку подняться.
– Не надо, – остановил я ее. – Я почти в порядке. Кроме того не по лесам полезу, а через дом, по лестнице.
– Только лифт не вызывай, – сострил какой-то мужичок с перебинтованными ногами, сосед Лизы с другой стороны. – А то долго ждать придется.
– Не волнуйся, я грамотный. Когда поднимался, видел табличку «Лифт на ремонте», – без всякой злобы отшутился я, прекрасно понимая, что люди, которые вот уже пятый час ожидают вражеской атаки, просто должны время от времени выпускать пар.
Внутри здания царил серый пыльный полумрак. Я оставил за спиной одну из квартир и, шагнув за ее порог, оказался на лестничной площадке. Маленькие окошки здесь и раньше-то не особо способствовали подобающему освещению, а уж теперь-то, в эпоху «Большой мряки», когда небо надежно зашторено гардинами из плотных серых облаков, и подавно. Короче, интим обеспечен.
Проходя мимо лифта, я улыбнулся. Естественно, никакой таблички тут не было, а вот аккуратная надпись «Без парашюта не входить!», выведенная черным маркером прямо на пластике двери, присутствовала. Вообще в подъезде было полным-полно всяких изречений и довольно похабных рисунков. Эпоха всеобщей грамотности не прошла для нашего народа даром. Он так завелся, что не мог остановиться даже теперь, когда ценителей этого творчества явно поубавилось, разве что если авторам везло и удавалось отыскать козырное местечко, куда все еще время от времени забредали люди. Здание, которое являлось частью периметра, для этого годилось как никакое другое.
Не скажу, что по мере спуска меня уж очень занимало чтение адресов побывавших здесь людей, их сердечные излияния, выраженные в классической форме «Маша + Витя…», а так же разглядывание неумелых карикатур, изображающих большинство жизненных форм из новейшей истории Земли. Однако кое-какие надписи все же заставляли на мгновение замедлить шаг. Вот в штукатурке глубоко выцарапана строка, очень походящая на какое-то библейское изречение: «Спаси если не тело, то душу…». Рядом менее напыщенный и куда более легко выполнимый совет: «Трахай все, что движется». Целая серия рисунков под надписью наглядно объясняла как именно это следует делать.
Двумя пролетами ниже я обнаружил столбик стихов: «Зачеркнуть бы всю жизнь, да сначала начать…». По-моему это был Есенин, хотя могу и ошибаться. Не был я большим знатоком поэзии. Хорошие стихи мог слушать сколько угодно, но только вот имена авторов в голове почему-то не держались.
Находясь под впечатлением, вернее окунувшись в воспоминания, которые нежданно-негаданно нахлынули от только что прочитанных строк, я спустился на первый этаж. И вот тут-то замер как вкопанный. Прямо передо мной на квадрате стены, освещенном падающим из окна снопом света, поблескивала большими печатными буквами темно-красная надпись. Всего три размашисто, будто в спешке написанных слова: «Помни о кораблях». Вроде бы ничего не значащая фраза, и ко мне она никакого отношения не имеет. Написал какой-то моряк смерть как тоскующий по морю. Но только вот почему я уже целую минуту стою здесь и как заклинание повторяю: «Помни о кораблях»? Что это за надпись? Что в ней такого? Кто написал? Когда?
Словно пытаясь ответить на последний из своих вопросов, я подошел к стене и прикоснулся к первой букве. Палец слегка прилип к краске, а когда я оторвал его, оказался измазанным в красную субстанцию. Субстанция… Именно субстанция. У меня язык не поворачивался назвать это краской. Скорее… Цирк-зоопарк, да это действительно походило на кровь. Достаточно свежую, не успевшую еще до конца свернуться кровь.
Первым моим порывом было облизнуть палец и попробовать ее на вкус. Но я вовремя одумался. Мало ли чья это кровь. Ну и что, что она красная. У некоторых тварей в венах течет такое, что… Стоп! – Приказал я самому себе. Что это ты, Григорич, понавыдумывал? Откуда здесь взяться крови, да еще свежей? Краска это. Понял, краска! Так что засунь куда подальше эту свою идиотскую фантазию и шуруй заниматься делом.
Точно… Заниматься делом… Я вспомнил о БТРе, о том, что меня ждут и устыдился своей мнительности и впечатлительности. Повернулся к выходу из подъезда, сделал пару шагов, но все же не удержался и оглянулся назад. «Помни о кораблях», – прочитал я в последний раз странную надпись. Что же это все-таки могло значить? Так и не отыскав ответа, я пожал плечами и резонно рассудил, что неизвестный автор обращался явно не ко мне.
Прохладный ветер и дневной свет быстро отогнали все посторонние мысли. Осталась лишь одна, главная – каким таким макаром вырвать бронетранспортер из каменных тисков?
Когда я подошел к воротам, то понял, что времени поразмыслить у меня будет предостаточно. Завал позади БТРа разобрали только наполовину. Загребельный и Нестеров, рыча и матерясь, ворочали камни, бревна и листы железа, заодно подгоняя своих взмыленных подчиненных.
Глядя на милиционера я немало удивился. Цирк-зоопарк, человек только-только выкарабкался с того света, а как работает! Майор иногда хватался за такие предметы, которые были не под силу даже здоровяку Лешему. И самое удивительное, что он их поднимал, выдергивал из тела баррикады и отшвыривал прочь. Правда, справедливости ради следует отметить, что потом Анатолий долго отдувался. Но черт побери, от этого его трудовые подвиги выглядели ничуть не мельче.
Само собой, оставаться в стороне и безучастно взирать на то, как надрываются мои товарищи было просто невозможно. Тогда я повесил автомат за спину и принялся как мог помогать. За большие и тяжелые предметы, естественно, не хватался, а вот кирпичи мне были вполне под силу. Глядя на эти старания, Леший ничего не сказал, только лишь неопределенно покачал головой. Зато милиционер поинтересовался:
– Ну, ты как? В порядке?
– Нормально.
Я был благодарен Анатолию за этот вопрос. Все-таки в нем содержалось не только недоумение, а еще и беспокойство за раба божьего Максима. Данный факт вселял надежду, что, может быть, когда-нибудь мы снова сможем назваться друзьями.
Как ни странно мое появление привнесло в коллектив некое спокойствие и уравновешенность. Дальше работали молча, размеренно и слаженно, как хорошо отрегулированная машина. Результат этого не замедлил проявиться. Где-то минут через тридцать на свет показалась заслонка водометного двигателя. А за следующие четверть часа мы, наконец, высвободили задние колеса.
Глянув на правую шину, я сокрушенно вздохнул. Вся она была в глубоких рытвинах и порывах, из которых торчали нити стального корда. Вьюнок, гад, постарался! Именно от цепкой хватки его вредоносных щупалец и остались эти отметины. Хорошо, что повреждено только заднее колесо, которому сейчас не предстояла жестокая схватка с грудами острых камней.
– Все, Максим, пора пробовать, – Леший похлопал меня по плечу. – Давай, танкист, заводись!
– Угу, – я кивнул и, даже не поглядев на приятеля, полез на спину своей старой боевой машины.
В уме я перебирал проблемы, которые могли возникнуть. В каком состоянии двигатель? Подвеска… Как перенесла она схватку с многотонным весом баррикады? И только последним в этом списке стоял вопрос преодоления завала. Сперва завестись, стронуться, а уж там будет видно.
Попасть внутрь бронетранспортера сейчас было возможно только лишь через два десантных люка, расположенных позади башни. Слава богу, они не были заперты изнутри. Когда мы в спешке покидали БТР, естественно, никому даже в голову не пришло это сделать. Я с ходу кинулся к тому из них, что находился справа. Протянул руку к рукояти на прямоугольной крышке да так за нее и не ухватился. Сам люк и часть бронированной крыши вокруг него оказались покрыты отвратной слизистой пленкой. Местами она была прозрачной, а местами уже взялась мутными грязно-серыми разводами.