Страница 17 из 30
Прушевский тихо глядел на всю туманную старость природы и видел на конце ее белые спокойные здания, светящиеся больше, чем было света в воздухе. Он не знал имени тому законченному строительству и назначению его, хотя можно было понять, что те дальние здания устроены не только для пользы, но и для радости. Прушевский с удивлением привыкшего к печали человека наблюдал точную нежность и охлажденную, сомкнутую силу отдаленных монументов[102].
10. Ответственные квартиросъемщики
Весной 1931 года руководители социалистического строительства начали въезжать в свой новый – вечный – дом. Квартиры распределялись между членами ЦК партии, ЦИК Союза, ВЦИК РСФСР, Исполкома Коминтерна, союзных и республиканских наркоматов, Центральной контрольной комиссии, Рабоче-крестьянской инспекции, ВСНХ, ВЦСПС, ОГПУ, МК, Моссовета, Госплана, Профинтерна, Института Ленина, Общества старых большевиков, редакции «Известий», семей павших героев и «административно-техническим персоналом Дома правительства». Квартиры различались по размеру и статусу: самые большие и престижные выходили на реку, Кремль и храм Христа Спасителя (подъезды № 1 и 12). Большинство ответственных квартиросъемщиков занимали должности, дававшие право на «дополнительную жилплощадь». После 1930 года все государственные учреждения составляли списки таких должностей. Не все ответственные работники, имевшие право на дополнительную жилплощадь, могли претендовать на квартиру в Доме правительства. Номенклатурные должности давали их обладателям (и неопределенному количеству родственников) право доступа к определенному спектру товаров и услуг. Любое перемещение внутри партийной и государственной иерархии влекло за собой ряд других перемещений, в том числе из одной квартиры в другую[103].
Аркадий Розенгольц, один из руководителей вооруженного восстания в Москве, а ныне нарком внешней торговли, умевший «проникать сквозь стены» (и отличавшийся, по словам его племянницы, «угрюмым и мрачным» характером), въехал в большую квартиру на одиннадцатом этаже, с длинным балконом и видом на реку (кв. 237 в двенадцатом подъезде). Его первая жена и их дети ненадолго остались в Пятом Доме Советов на улице Грановского, а потом переехали в неправительственный дом. Новая семья состояла из жены, двух дочерей 1932 и 1934 года рождения, сестры Евы (художницы, которая недавно рассталась с мужем, журналистом из «Правды» Борисом Левиным), ee дочери Елены, рожденной в 1928 году, и домработницы Груни[104].
Соученица Евы по ВХуТЕМАСу Мария Денисова и ее «пролетарский» муж, член ЦКК Ефим Щаденко, получили две квартиры: одну большую, в первом подъезде на шестом этаже (кв. 10), с видом на реку, и одну маленькую (видимо предназначавшуюся для ее студии) в противоположном конце дома (кв. 505 в 25-м подъезде). По свидетельству соседей, Мария чаще бывала в первой, а Ефим во второй. В декабре 1928 года Мария написала Маяковскому, что вернулась к мужу, потому что он грозил, что застрелится. В мае 1930 года, спустя три недели после самоубийства Маяковского, ей поставили диагноз «психопатия с шизофреническими и циклическими чертами»[105].
Розенгольц со второй женой и одной из их дочерей
Помощник Розенгольца во время московского восстания и председатель правления Всесоюзного общества культурной связи с заграницей (ВОКС) Александр Аросев тоже получил две квартиры: четырехкомнатную для его трех дочерей, няни и «воспитательницы» (кв. 104 в пятом подъезде) и однокомнатную на том же (десятом) этаже для жены и сына Дмитрия (1934 г. р.). В год переезда он начал писать «большую вещь отчасти по воспоминаниям, отчасти по записанным материалам, как в революционной борьбе сначала нелегальной, а потом легальной и государственной то сходятся, то расходятся нити человеческих связей, симпатий, дружбы и любви. Как сами люди то втягиваются в революционное движение, то отталкиваются от него и как это самое есть, в сущности, только узор на основной канве величайшей классовой борьбы, которая в нашей стране разгорелась таким «великим мятежом». Роман должен был состоять из «картин этого мятежа, как картин бегущей реки, то под землей, в подполье, то на поверхности, как мы сейчас»[106].
Ева Левина-Розенгольц с дочерью Еленой
Мария Денисова за работой над бюстом Ефима Щаденко
Александр Аросев
Старый товарищ Аросева, а ныне один из руководителей Коминтерна, «молчаливый» Осип Пятницкий, въехал в пятикомнатную квартиру (кв. 400) с женой Юлией, двумя сыновьями (которым в 1931-м исполнилось шесть и десять) и отцом Юлии, бывшим священником, с его новой женой и дочерью[107].
Другой малоразговорчивый ветеран московского восстания, председатель Главконцесскома при Совнаркоме СССР Валентин Трифонов, въехал в четырехкомнатную квартиру (кв. 137 в седьмом подъезде) с женой Евгенией (инженером-экономистом в наркомате земледелия), их детьми Юрием (1925) и Татьяной (1927), матерью Евгении и бывшей женой Валентина Татьяной Словатинской, чувашским мальчиком по прозвищу Ундик, которого Словатинская усыновила во время голода в Поволжье, и домработницей[108].
Друг Трифоновых и теоретик семьи как «маленькой коммунистической ячейки», Арон Сольц, въехал в квартиру 393 с сестрой Эсфирью, приемным сыном Евгением и племянницей Анной, которая недавно развелась с мужем, Исааком Зеленским (Арон и Эсфирь познакомились с ним в сибирской ссылке в 1912-м). В 1931 году Зеленского перевели из Ташкента, где он был секретарем Средазбюро, в Москву, где он стал председателем Центросоюза. Он въехал в квартиру 54 с новой женой, дочерью и детьми Анны, Еленой и Андреем (названным в честь одной из партийных кличек Сольца)[109].
Соавтор Сольца, коллега по Верховному суду и единомышленник в вопросе переустройства семьи, Яков Бранденбургский, въехал в квартиру 25 с женой Анной (с которой познакомился в Балте, где оба выросли) и дочерью Эльзой (1913 г. р.). В июле 1929 года Бранденбургский был временно освобожден от работы в области семейного права и направлен на коллективизацию в Саратов (в качестве члена Нижневоложского краевого комитета партии и заместителя председателя Нижневолжского крайисполкома). В марте 1931 года его уволили за головокружение от успехов и перевели в Наркомтруд. В 1934 году, после нескольких месяцев в Кремлевской больнице, он был назначен членом Верховного суда[110].
Яков и Анна Бранденбургские
Тема распада семьи стала в конце 1920-х главной для Александра Серафимовича, который въехал в квартиру 82 с женой Феклой Родионовной, сыном от первого брака Игорем Поповым, женой сына Александрой Монюшко и внучкой Искрой. После выхода «Железного потока» Серафимович начал роман о многоквартирном доме («Дом № 93»). Согласно плану одной из глав: «Семья разрушается: Сергей… и Ольга Яковлевна, 2) Паня и Сахаров, 3) Петр Иванович Пучков – он держит себя в руках, плачет, 4) как-то сидят и перебирают всех знакомых – в большинстве мужья меняют жен; изредка жены мужей». В 1930 году первая жена Серафимовича умерла в психиатрической лечебнице. В 1931-м он оставил книгу о доме ради романа о коллективизации. В январе 1933-го, накануне его семидесятилетия, ему позвонил наркомвоенмор Ворошилов и сказал, что члены правительства решили переименовать в его честь город Новочеркасск. Серафимович, по его собственному рассказу, ответил, что предпочел бы родную станицу Усть-Медведицкую. Ворошилов сказал, что ему полагается город, а не станица, но вскоре перезвонил и сказал, что проблема решена: Усть-Медведицкую переквалифицируют в город, а потом переименуют. Тогда же была переименована Всехсвятская улица, служившая восточной границей Дома и соединявшая Большой Каменный мост с Малым. У Дома правительства появился новый почтовый адрес: «ул. Серафимовича, 2»[111].
102
Платонов, Котлован.
103
ГАРФ, ф. 5446, оп. 82, д. 13, л. 218–217; ГАРФ 3316, оп. 25, д. 987, л. 3–5 об., 8–8 об.; ГАРФ 1235, оп. 70, д. 13, л. 5, 14–16 об.; 10–14, 25–26, 45–47 и др.; Т. Шмидт, Дом на набережной: Люди и судьбы (М.: Возвращение, 2009), с. 14–15, 25–26, 45–47 и др.
104
Интервью автора с E. Б. Левиной-Розенгольц, 27 сентября 1998 г.
105
РГВА, ф. 37461, оп. 1, д. 149, л. 93; АМДНН, анкета музея, анкеты Р. Н. Гельман и А. Н. Левшиной; Дардыкина, «Джиоконда».
106
О. Аросева, Без грима (М.: Центрполиграф, 1999), с. 20–21; Н. Аросева, След на земле: документальная повесть об отце (М.: Политиздат, 1987), с. 225–227; интервью автора с O. A. Аросевой, 15 января 1998 г.; РГАСПИ, ф. 124, оп. 1, д. 80, л. 4–14; А. Аросев, Корни (M.: ОГИЗ – ГИХЛ, 1933), с. 21.
107
В. Пятницкий, сост., Голгофа (СПб.: Палитра, 1993), с. 18.
108
А. Шитов. Юрий Трифонов. Хроника жизни и творчества. 1925–1981. (Екб.: Уральский университет, 1997), с. 74–79.
109
Е. Зеленская, «А. А. Сольц», неопубликованная рукопись, АМДНН, папка «Сольц», с. 68–70.
110
АМДНН, папка «Бранденбургский» (KP-371/17, KP-3771/18).
111
Волков, Творческий путь А. С. Серафимовича, с. 301, 342–348; Ершов, Серафимович, с. 304–308; А. Серафимович, Сборник неопубликованных произведений и материалов (М.: ГИХЛ, 1958), с. 48–78.