Очевидец

Таковы были гарантии, провозглашенные в законе, и это вселяло уверенность – следовало лишь напомнить об этом Вялову. Просто взять и заявить, что на меня напали, что требуется защита, поскольку псевдоним, увы, не спасал: пули реально свистели вчера возле моих ушей, ударяясь в стальную колонну, под которой я валялся в пыли.

Я поднял трубку, набрал номер и принялся ждать, пока не услышал голос следователя. На Вялове словно возили перед этим дрова, и тот весь выдохся, потому что оптимизма в его голосе я не услышал. Узнав от меня о вчерашнем случае, следователь принялся говорить, распаляясь по ходу дела, словно я был виновником вчерашнего нападения.

– Нет, извините! – прервал я его. – Вы обязаны предоставить защиту!

Вялова неожиданно заклинило. Он замолчал.

– В законе прямо говорится о мерах безопасности, вплоть до изменения внешности. Но вы ничего не сделали, и в меня теперь стреляют. И еще неизвестно, где мой товарищ.

– Вы были там с Обуховым? – спросил для чего-то Вялов.

– Я же сказал! Потом я позвонил в милицию, но дежурный велел мне ждать. Это разве защита?! Где Обухов?!

– В вытрезвителе, – ответил Вялов. – В себя до сих пор не придет.

У меня отпала челюсть. Чтобы попасть в подобное заведение, Петьке следовало вначале переодеться, высосать еще одну бутылку, а потом лечь где-нибудь на видном месте – в темноту менты не суются.

– Я этого так не оставлю! – горячился я.

Однако Вялов осадил мою прыть, сказав, что товарища моего сейчас к нему привезут для дачи показаний, поскольку пока что неясно, кто в кого стрелял.

Подобный довод обескуражил меня. От колонны рикошетили реальные пули, а прокуратура решила играть в непонятки.

– Я сейчас к вам приеду, – обещал я.

– Приезжай. Ты просто опередил со звонком. Здесь и поговорим.

– А вы все-таки подумайте… Я вам не подопытный кролик, – напомнил я и положил трубку.

Мать была на работе. Я вскипятил чайник, заварил кофе, выхлебал натощак целый бокал и поскакал в прокуратуру, оглядываясь по сторонам.

Вскоре я уже был в кабинете у Вялова. Обухов Петя, похожий на мокрую курицу, сидел в углу у двери, а Вялов, с сигаретой в зубах, бродил по кабинету. Дышать опять было нечем в подобной атмосфере.

– Куда тебя черти вчера унесли? – спросил я у Петьки, присаживаясь рядом. – Взял и смылся.

Но тот не торопился с ответом, он просто сидел и чесал в стриженой голове. Он словно бы потерял дар речи и теперь существовал как бревно – без слов и эмоций.

Вялов перестал барражировать по кабинету. Подошел к окну, отворил обе створки и вернулся к столу. Потом достал из стола бланк протокола и принялся в нем что-то писать. Закончив, он обратился к Петьке.

– Говорить будем?

– Будем, – произнес Петька надтреснутым голосом.

– Тогда ты ступай в коридор, а я этого пока допрошу, – приказал Вялов, обратившись ко мне.

Минут через сорок Петька вышел из кабинета, но поговорить мне с ним не удалось: Вялов стоял в проеме двери и манил меня пальцем. Пришлось подчиниться. Я вошел в кабинет и стал рассказывать о происшествии.

Вялов слушал, не перебивая. Потом взял чистый бланк и принялся писать. Закончив, он протянул мне его для ознакомления.

– Где его носило? – спросил я.

Вялов откинулся на спинку стула, достал новую сигарету и, покручивая пальцами, стал рассказывать. Получалось, что пока я бежал к углу школы, Обухов метнулся в противоположную сторону, стараясь перехватить стрелявшего. Но стоило ему завернуть за противоположную стену, как рядом с ним остановился автомобиль. Петьку поймали за уши, сунули внутрь и на предельной скорости пошли в сторону Горелого леса. Потом вкололи какую-то дрянь и выбросили возле заправочной станции, едва снизив скорость.

Далее всё было как по сценарию: сердобольный персонал заправки связался с вытрезвителем, и те привезли Обухова к себе ночевать, тем более что удостоверения при нем не оказалось – его забрали бандиты. Петька помнил, что в машине сидели три рожи, одна из которых смахивала на негра или араба.

– Значит, вы пили вчера, – сказал Вялов, словно сам был святым от пяток до макушки.

Я согласно кивнул. Пили. Потому что хотели найти выход из безнадежного положения.

– И пули били только в колонну? – спросил следователь.

– Кажись, – ответил я, не понимая, к чему тот клонит.

– Я был там с утра, – сказал Вялов. – Все восемь попали в колонну, как будто в нее специально целились. Пули ушли в сторону безлюдных зарослей – там разве что кошки одни гуляют, и то я ни одной не встретил.

От его слов легче не стало. Пусть так, стреляли в трубу-колонну, чтобы, например, запугать, но в следующий раз меня обязательно прикончат. И я сказал ему об этом и снова потребовал соблюдения положений закона о государственной защите свидетелей.

– Ты в курсе, что денег под это нет? – Следователь горько усмехнулся. – Ни копейки. Так что закон этот мертворожденный. Мы если что и можем позволить, так это присвоить человеку вымышленное имя и допросить в закрытом режиме.

– Но там же есть и другие меры, – не соглашался я. – Вы можете заменить мне место работы, поместить в безопасное место… У меня мать, и она не виновата, что сын оказался свидетелем.

– Не так быстро, – следователь поднял руку. – Место работы, говоришь?

– Ну да. Об учебе я молчу, потому что осталось защитить диплом. Хотя с этим тоже будет проблема – приходится думать о чем угодно, но только не о защите.

– Верю. Понимаю. – Вялов поджал губы, думая о чем-то своем. – При этом мы решим сразу две проблемы.

Дмитрий Геннадиевич прикурил сигарету от зажигалки и стал расспрашивать о моей армейской службе, а под конец выдал:

– А не пойти ли тебе в МВД? У них же нехватка кадров в следствии…

Я чуть не свалился со стула, услышав подобный бред. Подобные мысли никогда не приходили мне в голову. Одно дело – отдать долг отечеству, другое – по собственному желанию воткнуться в тину. Я хорошо помнил, что после окончания учебы намеревался пойти в адвокаты.

Голова у меня сама собой метнулась из стороны в сторону, а губы изобразили подобие сковородника.

Вялов между тем продолжал:

– Ты ж ничего не теряешь. Поступишь на службу, станешь государственным человеком.

– Кем? – не понял я.

– Будешь служить государству.

– Служить?

– Чиновник в погонах – чем не защита для свидетеля-очевидца?!

В его словах что-то было. В них ощущалась некая определенность. Как бы то ни было, в МВД я становился своим человеком и мог рассчитывать на понимание.

– А маму вашу можно поселить у кого-нибудь из друзей или просто знакомых. Неужели у вас нет родни?

Родня была, но дальняя. Чужие заботы вряд могли вызвать прилив родственных чувств. Стоит сказать, что ты прячешься, как от тебя отрекутся.

– От милиции спрячут, от бандитов едва ли, – рассуждал я вслух.

Следователь между тем продолжал:

– Есть человек, который заинтересован в исходе дела – неужели не помнишь? По делу никак не обозначен. – Вялов раздавил окурок в пепельнице. – Это мать погибшего Козюлина.

– Вера Ивановна?

– Она не давала показания и по делу никак не проходит. Думаю, она примет к себе твою матушку.

Интересно у Вялова получалось: сгрёбся – и пошел жить к другому человеку.

Следователь уже нажимал кнопки телефона. И тут же изменился в лице, начав улыбаться.

– Вера Ивановна, здравствуйте! Вялов вас беспокоит. – Прислушался и тут же продолжил: – Именно тот. Как вы себя чувствуете?

Вопрос был бессмысленный. Как могла себя чувствовать старуха, потерявшая единственного сына? У нее была еще дочь-подросток, но сын был точно единственным. Других таких у нее не было.

– Тут такое дело, что просто не знаю, – старался Вялов. – Мосягину Николаю угрожают, а вчера на него напали. Возле девятнадцатой школы. После того, как он был допрошен на очной ставке.

Следователь рассказал историю нападения. Потом еще раз, уточняя детали, и после этого протянул мне трубку.