Девочки в огне

Вид у Лэйси был такой, точно она мечтает отпереть стеклянную горку и шваркнуть кувалдой по фарфоровым кошечкам.

– Господи, мама, ты что, принимала в этом ванну?

Волосы у матери Лэйси были черные, длинные (длиннее, чем приличествует в таком возрасте), свободно распущенные по плечам, как у юной девушки, и сильно посеченные на концах. Глаза сонные – я бы решила, что это следы неусыпной заботы о новорожденном, если бы не запах.

– И не могла бы ты прикрыться? – Лэйси махнула рукой в сторону кружков намокшей ткани вокруг сосков. – Это омерзительно.

Мать Лэйси закрыла влажные пятна ладонями. Родители определенного возраста, производящие на свет нового отпрыска (неопровержимое доказательство их спаривания), всегда вызывают некоторую неловкость. Но тут и без младенца было ясно: секс у этой женщины есть.

– Никогда не залетайте, девчонки, – сказала она. – Материнство превратит вас в уродливых коров.

– Я тоже тебя люблю, – сухо ответила Лэйси. И бросила мне: – Наверх.

– Девочки, – позвала мать Лэйси. – Девочки! Девочки! – Казалось, это слово подчинило ее себе так же, как мы. – Останьтесь! – Она опустилась на кушетку, и та заскрипела под ее тяжестью. – Сядьте. Составьте компанию старой корове. Расскажите ей, каково быть юными и свободными.

– Тебя никто не заставлял рожать, в твоем-то возрасте, – заметила Лэйси.

– Пачка буклетов об абортах, которую ты мне оставила, довольно ясно продемонстрировала твою позицию, дорогая. – Тут мать Лэйси запрокинула голову и разразилась смехом, до ужаса напоминавшим смех Лэйси, после чего их близкое родство стало очевидным. – Но если бы не маленький Джейми, у меня не было бы всего этого. – Она похлопала ладонями по кушетке, имея в виду и дом, а возможно, и город, и свою жизнь. Всё, кроме Лэйси.

– Да и Большого Джейми у тебя не было бы, – заметила Лэйси. – Жуть.

Пьяный театральный шепот:

– Лэйси немного ревнует к братику.

Лэйси ответила, тоже громким шепотом:

– Я все слышу.

– С единственным ребенком всегда так, – сказала ее мать, – что ни делай, она все равно превратится в испорченную маленькую дрянь.

– Твоя правда, мамочка, ты меня испортила. Вот в чем моя проблема.

– Видишь?

– Наверх, Декс, – приказала Лэйси. – Пошли!

– Декс? – Голос матери взлетел до заоблачных высот. – Ты та самая знаменитая Декс?

Мне было известно, что она про меня слышала. Теперь же я получила доказательство своей значимости. Когда она снова пригласила меня присесть, я подчинилась.

Лэйси была недовольна; Лэйси смирилась. И тоже села.

– Так что она тебе про меня наговорила? – спросила меня ее мать.

Я ничего не ответила, что в общем соответствовало истинному положению дел.

– Не бойся, я не обижусь. Я же знаю, как у вас, девчонок, бывает. Считаете, что ненавидеть матерей – ваша работа.

– Неплохо заполучить такую работенку, – огрызнулась Лэйси.

– Раньше такого не было, правда, Лэйс? Ребенком она не хотела отпускать меня от себя. Рыдала, висла у меня на ноге, если я не могла взять ее с собой. И что же я делала?

– Ждем, затаив дыхание, – процедила Лэйси.

– Брала ее с собой. На каждый концерт, на каждую вечеринку. Надо было ее видеть в футболке Metallica, с развевающейся челкой… – Она отсалютовала в воздухе, подняв руку на фут над головой. – Несколько раз даже провела меня за кулисы. Вышибалы не возражали.

– Спроси ее, что она делала со мной потом, – сказала Лэйси. – Трудно уследить за дошколенком, одновременно сношаясь с тур-менеджером.

– Ты, заткни пасть! – взвилась ее мать и, вновь обретя достоинство, заметила: – Я никогда в жизни не сношалась с тур-менеджером.

– Стандарты! – усмехнулась Лэйси.

– Она теперь ни за что не признается, но ей нравилось. С чего, по-твоему, она такая музыкальная? Это у нее в крови.

Лэйси фыркнула:

– То дерьмо едва ли можно назвать музыкой.

– Как только тебя угораздило вырасти такой высокомерной?

– Как только тебя угораздило залететь от главного козла Нью-Джерси? Кто-нибудь, позвоните в «Неразгаданные тайны»[14]!

Если бы я сказала маме что-нибудь подобное – и если вообще такое можно допустить, – пожалуй, она залепила бы мне рот скотчем и продала цыганам. А мать Лэйси лишь ласково улыбнулась. Семейные узы в стиле Шамплейнов.

– Тогда она не была таким нытиком, – заверила меня мать Лэйси. – Не жаловалась, когда я разрешала ей не спать до двух ночи и танцевать по квартире. Только мы вдвоем. Нам было тогда хорошо, правда, Лэйси?

Лицо Лэйси почти неощутимо смягчилось. Может, она даже собиралась сказать «да», признать, что толика хорошего все же была, но тут в замке входной двери заскрежетал ключ, и обе они мгновенно застыли.

– Блин, – проговорила Лэйси.

– Блин, – согласилась с ней мать. – Я его не ждала.

Лэйси, которая уже была на ногах, швырнула матери пачку жевательной резинки.

– Мы будем наверху, – бросила она и на сей раз не стала дожидаться, пока я последую за ней.

Я тоже кинулась вверх по лестнице, слыша за спиной монотонное бормотание: «Возьми себя в руки. Возьми себя в руки. Возьми себя в руки», и скрип открывающейся двери, прямо как в фильме ужасов. Лэйси затащила меня в свою комнату, прежде чем я успела разглядеть монстра.

Во тьме комнаты Лэйси голос Курта включен на всю катушку, чтобы заглушить все происходящее внизу. Она – в черной кружевной пижаме, я – в своей футболке со Снупи и боксерских шортах «Гудвилл». Наши спальные мешки соприкасаются, мы лежим «валетом», голова к ногам, ноги к голове. И шепчемся в темноте. Две одинокие сироты.

– Никогда? – говорит Лэйси.

– Никогда, – отвечаю я.

– Тебя это мучает?

– Не то чтобы я особенно спешу.

– О боже, ты же… ты же не собираешься ждать свадьбы, а?

– Я просто не тороплюсь. К тому же не заметно, чтобы в мою дверь ломился какой-нибудь парень.

– А если бы ломился?

– И какой он?

– Кто?

– Этот парень, Лэйси. Который мечтает меня растлить.

– Ну не знаю, просто парень. Тот, кто считает тебя горячей штучкой.

– Я его люблю?

– Откуда мне знать?

– А он меня любит? У него это тоже впервые? Для него это важно? Он заметит, что в профиль я смахиваю на беременную?

– Ты не смахиваешь на беременную.

– Когда обожрусь…

– Любая будет смахивать на беременную, если обожрется.

– Я вот о чем: что он думает, когда видит меня голой? И как я узнаю, что он думает? Могу ли я прочесть его мысли, когда смотрю ему в глаза? Он…

– Господи, да не знаю я, понятно? Ведь он же плод воображения. Но до меня дошло. Ты мечтаешь о сказке. Свечи, цветы, волшебный принц. И прочая чушь. – Она засмеялась. – В жизни все не так, Декс. Странно, противно, страшно, грязно. – И Лэйси рассказала мне историю про то, как один парень «спустил желе», когда она выдавливала ему прыщик, потому что парни вообще странные, гораздо страннее, чем можно предположить. Она так и сказала: «спустить желе», а еще употребляла выражения типа «сделать салют», «извергнуть лаву», мало что значившие для меня. Она была поэтом эякуляции.

– Мне не нужна сказка. Просто… пусть это будет не наш обычный тупица из Батл-Крика, который дрочит в отцовском «олдсмобиле». Нужно что-нибудь получше, правда?

– Декс, дружок, вот тут ты угадала.

– Спасибо.

– Но ты ведь уже как бы тискалась, да?

– Ясное дело, – соврала я.

– И какая база?

– Ты серьезно?

– Серьезно, Декс. До какой стадии дошли?

– Я не собираюсь это обсуждать.

– Ладно, в самом деле, давай сменим тему. Я ведь не какая-нибудь там сексуально озабоченная, со мной можно поговорить и о другом. Политика. Философия. Садоводство.

– Отлично. Выбирай.

– Значит, сидя дома в одиночестве, ты никогда, скажем, не вытаскивала тот старый плакат с Кирком Кэмероном, который, как мне известно, ты прячешь у себя в шкафу?..

14

Американский интерактивный сериал (1987–2010).