Страница 19 из 25
Естественно и неизбежно, Уэлч и Боб Макгонигел должны были схлестнуться. Это произошло однажды в субботу, когда все разъехались по домам. Виноград позвонил Бобу и приказал тому немедленно явиться к нему вместе с нашим старшим группы, Бобом Фитцпатриком. Когда Макгонигел приехал, Уэлч заявил, что кто-то все время названивает в Нью-Джерси с рабочего телефона. А использовать телефон по личным вопросам у нас строго запрещено. На самом деле, какими именно были эти звонки, никто не знал, но тут в ФБР предпочитают не рисковать.
Уэлч, жесткий, когда надо, обычно начинает с очень эффективных техник допроса, под которыми субъект раскалывается в один миг.
– Ну, Макгонигел, что это за звонки?
Боб принялся перечислять все телефонные звонки, какие только пришли на ум. Он опасался, что у Уэлча может быть на него что-нибудь посерьезнее, и надеялся притушить гнев САРа, признавшись в мелких нарушениях.
Тогда Уэлч поднялся во весь свой громадный рост, навис над столом и угрожающе ткнул в Боба пальцем:
– Макгонигел, вот что я тебе скажу. У тебя два существенных недостатка. Во-первых, ты бывший секретарь. А я ненавижу сраных секретарей! Во-вторых, если я еще раз увижу на тебе лавандовую рубашку, особенно во время инспекции, я дам тебе такого пинка под зад, что ты улетишь на самую Ист-Джефферсон-стрит. А если я еще раз замечу тебя хотя бы рядом со служебным телефоном, то спущу в шахту лифта. А теперь пошел вон из моего кабинета!
Совершенно разбитый, Боб вернулся домой, уверенный, что увольнения не миновать. Нам с Джеком Кунстом было его очень жаль. А на следующий день Фитцпатрик признался мне, что, едва Макгонигел ступил за порог, как они с Уэлчем буквально покатились со смеху.
Годы спустя, когда я возглавил отдел следственного сопровождения, меня как-то спросили, смог бы кто-нибудь из нас, опираясь на все наши знания о поведении и анализе места преступления, совершить идеальное убийство. На подобные вопросы я всегда отвечаю: нет. Вне зависимости от накопленных знаний наше поведение после совершенного все равно нас выдаст. Однако не могу не признать, что инцидент между Макгонигелом и Уэлчем отлично доказывает, что даже первоклассный агент ФБР не защищен от приемов опытного дознавателя.
Кстати, с того момента, как Боб вышел из кабинета САРа тем субботним вечером, он впредь надевал ослепительно-белые рубашки, строже которых не сыщешь… пока Нила Уэлча не перевели в Филадельфию.
Рычаг Гувера, с помощью которого тот добивался от Конгресса выделения дополнительных средств на нужды Бюро, обеспечивался в основном статистическими данными. Но чтобы директор мог использовать положительную статистику, исполнители должны были ее создать.
Так уж получилось, что в начале 1972-го Уэлч пообещал боссу сто пятьдесят арестов по игорному бизнесу. Очевидно, на тот момент указанная категория нуждалась в некотором росте. Короче, мы организовали сложную систему информаторов, понатыкали прослушки, всё по-военному распланировали с единственной целью: достичь апогея к моменту проведения финальной игры чемпионата НФЛ, крупнейшего в году рассадника нелегального игорного бизнеса. «Далласские ковбои», в напряженной борьбе уступившие «Балтиморским кольтам» в прошлом году, теперь играли с «Дельфинами Майами» в Новом Орлеане.
Арестовывать букмекеров нужно с быстротой и точностью молнии, потому что те обычно используют пиробумагу (сгорает мгновенно) или картофельную бумагу (быстро растворяется в воде). Вся операция стояла под угрозой из-за переменных дождей, ливших весь день.
Тем дождливым вечером в нашу паучью сеть попало более двух сотен игроков. В какой-то момент я заковал в наручники одного субъекта, посадил на заднее сиденье и повез в арсенал, где мы их всех и упаковывали. Приятный парень, приветливый. Еще и симпатичный, похож на Пола Ньюмана. Он предложил:
– Однажды, когда все это закончится, давай выберемся поиграть в рэкетбол.
Так как задержанный был довольно общительным, я решил порасспрашивать его, как расспрашивал грабителей банков:
– Зачем ты это делаешь?
– Мне нравится, – ответил он. – Пусть сегодня арестуют всех нас, Джон, но от этого ничего не изменится.
– Такой умный парень мог бы легко зарабатывать и честным трудом.
Он покачал головой: мол, ничего я не понимаю. Дождь забарабанил сильнее. Он кивнул в сторону, обращая мое внимание на стекло автомобиля.
– Видишь эти две капли? – указал он. – Держу пари, левая докатится до низу быстрее правой. Нам не нужен Суперкубок. Хватит и пары капель. Нас не изменишь, Джон. Мы такие, какие есть.
Та короткая беседа поразила меня, что гром среди ясного неба, в одно мгновение прояснив мне разум. Со стороны я могу показаться наивным, но вдруг все мои исследования о грабителях и прочих преступниках свелись к одной простой мысли.
Мы такие, какие есть.
Глубоко в разуме и психике преступника сокрыто некое наследие, которое вынуждает его поступать именно так, а не иначе. Позднее, когда я стал изучать сознание и мотивацию серийных убийц, и далее, исследуя места преступлений в поисках поведенческих зацепок, я всегда отмечал один или несколько элементов, характерных именно для этого преступления, именно для этого преступника. Я искал то, что отражало его сущность.
В конце концов для описания этого уникального элемента и личного импульса, всегда остающихся неизменными, я придумал термин «почерк». Я использую его иначе, чем привычный modus operandi, который зачастую может меняться. «Почерк» стал центральной категорией нашей работы в отделе следственного сопровождения.
В итоге сотни арестованных, которых мы схватили в день финального матча, были отпущены из здания суда еще на этапе технического разбирательства: в попытке поскорее завершить операцию ордера на обыск подписывались не генеральным прокурором, а его помощником. Однако САР Уэлч все же выполнил обещание и доставил Гуверу некоторое количество задержанных. Во всяком случае, таковыми они оставались достаточно долго для того, чтобы произвести желаемый эффект на Капитолийский холм. Я же получил озарение, которое затем сыграло важнейшую роль в моей правоохранительной карьере. Оказывается, преступникам хватит и пары капель.
Глава 4. Меж двух миров
Мы занимались делом о межштатном угоне грузовика, набитого под завязку виски «Джим Бим» на сумму свыше 100 000 долларов. Стояла весна 1971-го, и я проработал в Детройте уже полгода. Бригадир склада дал нам наводку, где краденый алкоголь планировалось обменять на деньги.
По этому делу мы работали в связке с полицией Детройта, но обе организации разрабатывали собственный план перехвата. Непосредственно взаимодействовали только высокие начальники, но, о чем бы они ни договорились, до нас информация так и не доходила. Поэтому, когда дело шло к аресту, ни одна сторона не имела представления о планах другой.
Ночь. Окраина города. Железнодорожные пути. Я сижу за рулем машины ФБР, а рядом со мной – старший группы Боб Фитцпатрик. Он и обеспечивал информаторов, а исполнителем по делу числился Боб Макгонигел.
Вдруг рация разрывается криками:
– Хватай их! Хватай!
Визг тормозов, наши машины окружают полуприцеп. Тут открывается водительская дверь, оттуда вываливается человек и задает стрекача. Вместе с агентом из другой машины мы выпрыгиваем наружу, я достаю пистолет и пускаюсь в погоню.
Темно, мы в штатском – никаких костюмов и прочего, – но я никогда не забуду белки глаз копа в униформе, который направил дробовик прямо мне в лицо и скомандовал:
– Стоять! Это полиция! Сложите оружие!
Нас разделяло менее двух с половиной метров, и я понял, что он уже готов спустить курок. Я замер, пытаясь совладать с мыслью, что любое движение чревато возможностью мигом превратиться в фарш.
Я уже собирался положить пистолет на землю и поднять руки, как услышал бешеный крик Боба Фитцпатрика:
– Это ФБР! Он агент!
Коп опустил ствол, и я инстинктивно снова сорвался с места в погоню за водителем, стараясь наверстать упущенное время. Кровь стучала в ушах. Вместе с другим агентом мы одновременно догнали преступника, сбили его с ног и заковали в наручники. Пожалуй, немного грубее, чем следовало, но я был на взводе. Но те мучительно долгие пару секунд, когда я стоял под дулом ружья и меня едва не разнесло в клочья, были самыми жуткими в моей жизни. С тех пор я много раз влезал в шкуру и голову жертв насилия, убийств, заставляя себя живо представить их мысли и переживания в момент нападения. А взглянуть на дело глазами жертвы мне помогал собственный страх.