Страница 9 из 41
Повествуя о евреях Йемена, К. Нибур упомянул и том, что иудеям, проживавшим в Мохе, славившимся, кстати, своими золотых дел мастерами, не дозволялось носить тюрбан, то есть чалму, иметь при себе оружие и ездить верхом. Вместе с тем, пишет он, в еврейском квартале Мохи открыто действовала синагога (34).
Рассказал К. Нибур и о «замечательном обычае йеменцев», какого, по его выражению, «было не найти» ни у одного из европейских народов, – о готовности помочь иностранцам, изъявлявшим желание выучить язык арабов, «язык Адама и Хаввы» (Евы). При этом йеменцы, замечает К. Нибур, никогда не насмехались над тем, как чужеземцы разговаривали на местном языке, зачастую коверкая слова и корежа речь арабов. Напротив, всячески поощряли их стремление к тому, чтобы «познать» язык арабов, и с его помощью понять их обычаи и нравы.
Тепло отзывается К. Нибур о гостеприимстве йеменцев и «высоко чтимой ими в чужестранцах» искренности. Передвигаться по их стране, говорит К. Нибур, по крайней мере, по землям, «контролируемым имамом санским», можно было «также свободно и столь же безопасно, как и по Европе». К иностранцам, «представителям народов чужих земель», как их называли йеменцы, с «миром странствовавших» по их краям, они относились подчеркнуто учтиво.
К. Нибур с головой погрузился в повседневную жизнь йеменцев, в их быт и культуру. Его «Описание Аравии» представляет собой интереснейший калейдоскоп сведений о городах и рынках Аравии, обычаях и нравах жителей «Острова арабов», в том числе Йемена. Шейхов племен этих земель К. Нибур справедливо величает «истинными властелинами». Владения их, отмечает он, были закрыты только для тех, «кто являлся к ним с дурными намерениями». Тех же, кто приходил к ним с миром, для того, чтобы поторговать или «поделиться знаниями», они привечали и принимали сердечно. Именно так, по словам К. Нибура, обошелся с ним и с членами его группы имам Йемена. Властвовал он в землях своих «по уму и по совести». Бразды правления держал в руках крепко. Изображение его лица, по воспоминаниям К. Нибура, с указанием носимого им титула – имама, повелителя мусульман Йемена, – имелось на нескольких ходивших тогда в стране серебряных монетах.
«Описание Аравии» – это увлекательное путешествие в Моху и Бейт-эль-Факих, некогда кофейные центры мира, с их неповторимым колоритом и ароматом кофейных ярмарок и базаров. Это – познавательная историко-этнографическая экскурсия в давно ушедший в легенды древний город ‘Азал, на месте которого возник впоследствии г. Сана’а’.
На страницах записок К. Нибура о Йемене, посвященных истории этой страны, есть интересное упоминание о происхождении титула древних йеменских правителей – Тубба. Носили его, будто бы, только те из них, родословная которых восходила к принцу, рожденному в Самарканде.
В племенах Йемена бытует предание, что один из могущественных владык Древнего Йемена дошел с войском своим до стен нынешнего Самарканда, овладел стоявшим там укрепленным поселением, отстроил на его месте город и «приобрел потомство». И когда наследник его, рожденный в Самарканде, возвратился на родину отца, в Йемен, и «установил там власть свою», то стал величать себя Тубба] то есть тем, кто «вершит закон и порядок». Правил он по уму, трезво и мудро. И народ нарек его «фараоном йеменским» (35).
Весомое место в списке исследователей-портретистов Йемена принадлежит Ульриху Гаспару Зеетцену (1767–1811), всемирно известному немецкому путешественнику-ориенталисту. Он видел и описал «Моху кофейную», «Ходейду корабельную», «Аден торговый» и «Сана’а’ дворцовый» (36). Передвигался У. Зеетцен по Аравии, выдавая себя за мусульманина-паломника, Хаджи Мусу ал-Ха-кима. Делясь впечатлениями о Бейт-эль-Факихе, куда купцы со всех сторон света съезжались в прошлом для закупок «бобов Моха» (кофейных зерен), путешественник констатирует, что ко времени его появления в этом городе, он уже утратил свою былую славу, и предстал перед его взором «страшно разрушенным». В Забиде, одном из крупных некогда центров просвещения Аравии, хотя и «лишившегося своего былого великолепия», но все еще известного своими «мужами учеными», он присутствовал на диспутах богословов в местном мусульманском университете.
По пути следования из Сана’а’ в Аден Зеетцен побывал в Зафаре, столице древнего Химйаритского царства, где обнаружил и скопировал древние надписи. При содействии купцов, закупавших кофе в Мохе, переслал их в Европу. Зеетцен обладал феноменальным чутьем исследователя-первооткрывателя, исключительной памятью и талантом рассказчика. Древнейшая на земле письменность, химйаритская, окутанная паутиной времени, дошла до нас благодаря любознательности, усилиям и отваге Ульриха Гаспара Зеетцена, состоявшего, к слову, на русской службе, в звании «conseiller cTamassede». Его путешествие в Аравию субсидировал Александр I, император России.
Величайший исследователь-портретист Йемена ушел из жизни трагически – погиб по пути из Мохи в Сана’а’ (сентябрь 1811 г.). Был убит в двух переходах от Мохи. Как это произошло, незнамо-неведомо точно и поныне. К смерти его был причастен то ли правитель одного из существовавших тогда на территории Йемена княжеств, то ли сам имам, верховный властелин Йемена. Драгоценности, найденные, будто бы, Зеетценом в Ма’рибе, как гласила людская молва, в багаже путешественника не обнаружили. Но вот путевые заметки его бесследно исчезли (37).
Интересная информация о Йемене содержится в очерках Поля-Эмиля Ботта (1802–1870), известного французского путешественника, дипломата и археолога. Высадившись на берег в Ходейде (сентябрь 1836 г.), он проследовал через Тихаму в Таиз. «Знакомство с одним из шейхов местных племен», как отмечал Ботта, позволило ему не только быстро и беспрепятственно передвигаться по тамошним землям, но и обстоятельно познакомиться с гаванями Аравийского побережья Красного моря. В своем «Описании Аравии», изданном в Париже в 1844 г., он одним из первых, пожалуй, путешественников-европейцев, поведал миру о кате, легком наркотическом растении. Упомянул, конечно же, и о йеменском кофе.
Первые ветви с листьями ката обрывают с посаженных в тех местах кустарников, сообщает Ботта, только через три года. «Продают пучками». Сбор этот именуют «катом перволетним» или «катом ранним». Он считается у йеменцев «низшим», то есть худшим по качеству. На следующий год, когда ветви кустарника дают новые побеги, их опять срезают, но вот пускают в продажу под маркой «кат ас-сани» («кат двухлетний»). Это уже – высший сорт. После снятия второго урожая листья кустарника в течение трех последующих лет не обрывают. Затем все повторяется сначала.
Кат в Йемене – товар повышенного внутреннего спроса. Торговля им – намного выгоднее, чем сделки с кофе. Обычай жителей тех мест требует, чтобы хозяин жилища непременно «угощал катом тех, кто его навещает». Самый лучший и ценный кат выращивают в Йемене на склонах горы Сибур, близ Таиза. Оттуда его вывозят в Ходейду и в Сана’а’ – пучками, завернутыми в траву, чтобы «уберечь свежесть», как выражаются йеменцы.
Дома свои, походившие на крепости, жители йеменских гор строили так, рассказывает Ботта, что «проникнуть в них можно было только через подвалы и подземные проходы». По своему внешнему виду жители гор, с его слов, разительно отличались от обитателей побережья. Население Горного Йемена было «белоликим», а женщины – «поразительно красивыми». И в этом легко можно было убедиться, так как лиц своих они не скрывали. Говорили горцы на чистом арабском языке. В Тихаме же, где коренное население, по наблюдениям Ботта, «перемешалось с африканцами», теми же абиссинцами и сомалийцами, язык их настолько наполнился заимствованиями, что его не понимали, порой, даже сами йеменцы (38).
Поль-Эмиль Ботта служил французским консулом в Александрии (1836) и в Мосуле (1842), занимал должность дипломатического представителя в Иерусалиме и в Триполи. Много путешествовал. Прославился исследованиями давно ушедших в легенды блистательных царств Месопотамии. Оставил заметный след в археологии: обнаружил развалины дворца ассирийского царя-воителя Саргона II (722–705 до н. э.).