Страница 3 из 15
– Так назови, – взмолилась единорог. – Если ты знаешь мое имя, назови его.
– Румпельштильцхен, – радостно сообщил мотылек. – Что, съела? Нет, не получишь ты медали. – И он заплясал, мерцая, и спел: – Не пойти ли тебе домой, Билл Бейли, не пойти ли, куда прежде ходить не мог[8]. Засучи рукава, Винсоки[9], трудно звездочку поймать, если скатится за гору[10]. Глина спит, а кровь бродяжит[11]. И во всем приходе меня будут звать «Убей-бес»![12]
Глаза его ало поблескивали в отсветах рога.
Единорог вздохнула и побрела дальше и позабавленная, и разочарованная. Так тебе и надо, думала она. Глупо ждать от мотылька, что он признает тебя. Они только и знают, что стихи, да песни, да то, что услышали от кого-то. Побуждения у них самые добрые, но разумения никакого. Да и откуда ему взяться? Слишком быстро они умирают.
Мотылек, важно прогуливаясь по рогу, спел:
– Раз, два, три, хитрюга[13], – и вдруг закружился, голося: – Я не буду, Отчаянье, падаль, кормиться тобой[14], ты вот взгляни на этот одинокий путь[15]. Ах, проклят тот, кто любит, – подозревая, любит так же сильно[16]. Ты, кто греков всех милее[17], приходи сюда скорее с гневным воинством фантазий, коему лишь я владыка[18], и каковое поступит в продажу всего на три дня по даровым летним ценам. Люблю тебя, люблю, о ужас, ужас, ужас, сгинь, ведьма, сгинь, рассыпься[19], плохое же ты выбрала место, чтобы хромать[20], ох, ива, зеленая ива[21].
Голос его звенел в голове единорога, словно осыпь серебряных монет.
Мотылек сопровождал ее до конца этого гаснувшего дня, но когда солнце село и по небу поплыли розоватые рыбы, он спорхнул с рога и, повиснув перед ней в воздухе, воспитанно сообщил:
– Я должен сесть в поезд «А»[22].
И единорог увидела нежные черные прожилки в его пронизанных светом облаков бархатных крыльях.
– Прощай, – сказала она, – надеюсь, ты еще услышишь много новых песен.
То было лучшее прощание с мотыльком, какое она сумела придумать. Однако мотылек не покинул единорога, но закружил над ее головой, приобретя в синем вечернем воздухе вид менее удалой и менее нервный.
– Лети же, – попросила она. – Слишком холодно уже для прогулок.
Но мотылек все медлил, мурлыча что-то себе под нос.
– Македонийцами мы кличем их коней, – рассеянно поведал он, а затем отчетливо произнес: – Единорог. На старофранцузском unicorne. На латыни unicornis. Буквально однорогий: unus – один, cornu – рог. Баснословное животное, похожее на лошадь с одним рогом. О, я и кок, и капитан, и штурман брига «Нэнси»[23]. Тут кто-нибудь видел Келли?[24]
Он радостно затрепетал в воздухе, и первые светляки заморгали вокруг в удивлении и серьезных сомнениях.
Единорог же, услышав свое имя наконец-то произнесенным, была ошеломлена и обрадована до того, что даже упоминание о лошади пропустила мимо ушей.
– О, так ты узнал меня! – вскричала она, и упоенный выдох ее отбросил мотылька футов на двадцать. Когда же он кое-как возвратился назад, единорог взмолилась: – Мотылек, если ты и вправду понял, кто я, скажи, не видел ли ты таких, как я, скажи, куда мне идти, чтобы найти их. Куда они подевались?
– Бабочка, бабочка, где же мой папочка?[25] – пропел он в редеющем свете. – Кто сделался шутом, отмечен колпаком, а если ты дурак, заметно все и так[26]. Ах, если б я мог стать моложе и впиться в этот рот![27]
Мотылек снова опустился на кончик рога, и единорог увидела, что бедняга дрожит.
– Прошу тебя, – сказала она. – Мне нужно знать лишь одно – есть ли где-нибудь в мире другие единороги. Скажи, мотылек, что подобные мне существуют, и я поверю тебе и возвращусь в мой лес. Я так давно ушла оттуда, а ведь обещала вернуться поскорее.
– Мчи грядою лунных гор, – начал мотылек, – мчи долиной тьмы и хлада…[28] – Но вдруг остановился и продолжил совсем другим, странным голосом: – Нет-нет, слушай, не слушай меня, слушай. Ты сможешь отыскать своих, если тебе хватит отваги. Давным-давно они прошли всеми дорогами, и Красный Бык гнал их перед собой, затаптывая следы. Пусть ничто тебя не страшит, не ищи половинной надежды.
Крылья его коснулись шкуры единорога.
– Красный Бык? – спросила она. – Кто это – Красный Бык?
Мотылек снова запел:
– Иди за мной. Иди за мной. Иди за мной. – Но затем сильно потряс головой и продекламировал: – Крепость его как первородного тельца, и роги его, как роги буйвола; ими избодет он народ весь, какой есть, до пределов земли[29]. Слушай, слушай, слушай быстро.
– Я слушаю! – вскричала единорог. – Где мой народ, и кто такой Красный Бык?
Но мотылек подлетел, смеясь, к ее уху.
– Мне снился страшный сон – я крался по земле, – пропел он. – Все собаки разом – Трэй, Бланш и Милка[30] – лают на меня, змеюки маленькие, все шипят, и нищеброды в город входят[31]. А за ними раки на хромой собаке.
Еще мгновение он проплясал перед нею в сумерках, а потом отлетел, трепеща, в фиолетовые тени придорожья, припевая:
– Либо ты, либо я, мотылек! Рука в руке, рука в руке, рука в руке…
Последним, что увидела единорог, был его легкий полет меж стволами деревьев, впрочем, глаза могли и обмануть ее, ибо ночь уже наполнилась крыльями.
«По крайности, он узнал меня, – печально думала она. – Это что-нибудь да значит. – Но тут же ответила себе: – Нет, ничего это не значит, кроме того, что кто-то когда-то пел песню о единорогах или читал стихи. Да, но Красный Бык. Что он подразумевал? Еще одну песню, я полагаю».
Шла она медленно, и ночь смыкалась вокруг нее. Низко спустившееся небо было почти совершенно черным, лишь в одном его месте светилось желтоватое серебро – там луна ползла за плотными тучами. Единорог негромко напевала самой себе песню, давным-давно слышанную ею в лесу от юной девы:
Слов она не понимала, но мелодия нагоняла на нее тоску по дому. Ей казалось теперь, что, едва выступив в путь, она слышала, как осень начинает потряхивать буки ее леса.
И наконец она улеглась в холодной траве и уснула. Нет на свете существ осторожнее единорогов, но когда они спят, то спят крепко. И все-таки, если бы ей не снился дом, она, уж верно, пробудилась бы от приближавшегося к ней в ночи перестука колес и позвякиванья колокольчиков, даром что колеса эти были обмотаны тряпьем, а колокольца укутаны в шерсть. Но единорог была слишком далеко оттуда, дальше, чем мог улететь звон колокольцев, и потому не проснулась.
8
Известный джазовый стандарт – Армстронг, Фитцджеральд и проч.
9
Фокстрот из фильма «Прибавить шагу».
10
Джон Донн, «Песенка» (перев. Григория Кружкова).
11
Альфред Хаусман, «Побудка» (перев. А. Кокотова).
12
Кристофер Марло, «Трагическая история доктора Фауста» (перев. Е. Бируковой).
13
Ирландская детская песенка.
14
Джерард Мэнли Хопкинс, «Падаль» (перев. Григория Кружкова).
15
Песня «Одинокий путь» (1927).
16
Уильям Шекспир, «Отелло», акт III, сцена III (перев. А. Радловой).
17
Из «LA'llegro» Джона Мильтона, переврано – «греков» вместо «граций».
18
Последнее из анонимного английского стихотворения XVII века «Том-из-Бедлама».
19
Уильям Шекспир, «Король Лир», акт III, сцена IV (перев. Бориса Пастернака) – «Ужас, ужас», разумеется из «Гамлета».
20
Редьярд Киплинг, «Рикки-Тикки-Тави» (перев. Корнея Чуковского).
21
Уильям Шекспир, «Отелло», акт IV, сцена III (перев. Бориса Пастернака).
22
Джазовый стандарт «Take The „A“ Train».
23
Стихотворение Уильяма Швенка Гилберта.
24
Популярная песенка английского мюзик-холла (1908).
25
Ну, это уже я пошутил – Николай Олейников, «Жук-антисемит».
26
Уильям Шекспир, «Король Лир», акт I, сцена IV (перев. А. Флори).
27
Уильям Батлер Йейтс, «Политика» (перев. И. Бабицкого).
28
Эдгар По, «Эльдорадо» (перев. Н. Вольпина).
29
Второзаконие 33, 17.
30
Уильям Шекспир, «Король Лир», акт III, сцена VI (перев. Григория Кружкова).
31
Последнее – английский детский стишок.
32
Здесь и далее стихи в переводе Александры Глебовской.