Вольный Дон

Тетка и борец за веру продолжали свой спор около получаса. От этого у шаха разболелась голова и, не выдержав боли, Солтан Хусейн сорвался.

– Тихо! – громко сказал он, и когда голоса Махаммад Бакир Маджлиси и Марьям Бегум затихли, шах огласил свою волю: – Отныне, всеми делами государства занимается моя любимая и драгоценная тетя, дочь великого Сефи Первого, сиятельная Марьям Бегум. Так будет очень хорошо! Я так решил!

– Да будет все по воле твоей!

Голоса участников высочайшего меджлиса эхом разнеслись по тронному залу. Довольный собой и своей твердостью шах покинул дворец и отправился в сад. Посрамленный священнослужитель направился на выход, и на место Солтана Хусейна, небольшой золотой трон, присела его тетка, пожилая и очень полная женщина с маленькими заплывшими глазками, которые внимательно следили за каждым государственным деятелем в огромном помещении.

– По воле шаха, всеми делами занимаюсь я, – сказала Марьям Бегум и спросила: – Все слышали это?

– Да-а-а! – снова одновременно ответили чиновники.

– Тогда, я жду доклада от великого везира.

Вперед выступил благообразный шестидесятилетний мужчина с огромной белоснежной бородой. Он поклонился управительнице государства и заговорил:

– О, великолепная Марьям Бегум. Мы сильны и непобедимы, народ благоденствует, доходы шаха растут, армия всем довольна и земля правоверных живет в радости. Однако, – на несколько секунд везир прервался, обозначил значимость своих следующих слов, и продолжил: – имеются некоторые проблемы. Самая главная из них это восстание беглербега афганского племени Гильзаи Мир Вейса. Покоренные дикари восстали, захватили город Канда-хар (Кандагар), перебили наших воинов и отказались признавать власть сиятельного шаха Солтан Хусейна. Без сомнения, восстание будет подавлено, бунтовщики казнены, а голову проклятого предателя Мир Вейса привезут в мешке и кинут под ноги нашего великого повелителя. Но для этого потребуется время.

– Хорошо, – женщина кивнула, и толстые складки второго и третьего подбородков вздрогнули. – Теперь я желаю знать, что творится в Азербайджане и Эль-Борзе?

Везир сжался, поскольку не ожидал этого вопроса. Но он был опытным царедворцем, поэтому смог быстро собраться и ответил:

– Точных сведений пока нет, а слухам верить не стоит.

– И все же, что говорят люди? Я настаиваю на честном ответе.

– На нас напали казаки и астраханцы, великолепная Марьям Бегум. Разрушены Астара и Ардебиль, Анзали и Мурд-Аб, а так же порт Гез. Погибло множество людей, воинов и чиновников. Ограблены купцы и склады, а наши войска были разбиты везде, где они вступили в бой с этими треклятыми степняками и русскими варварами.

Марьям Бегум не кричала и не топала ногами. Эта умная и хитрая женщина, внешне оставалась спокойной, но каждый из находящихся в тронном зале людей чувствовал, что она в бешенстве.

– Можно понять разгром наших войск, которые считаются непобедимыми. Вполне допустимо разграбление богатых приморских городов – всякое бывает. Но как допустили разрушение славного Ардебиля, города, с которого началось восхождение династии Сефевидов, личного шахского домена, где стоит принадлежащий царской семье великолепный дворец? Почему так случилось, везир?

– Враги оказались сильнее, чем мы предполагали, а наших войск на Кавказе явно недостаточно, чтобы их отбить.

– Немедленно отправьте в Азербайджан наших лучших воинов и самых талантливых полководцев. Сипахсалар-и кулл-и Иран проследите за этим.

– Буду стараться, сиятельная.

Главнокомандующий поклонился, а тетка шаха задала следующий вопрос:

– Что творится в других местах?

– Сунниты готовят восстание. Армяне и грузины волнуются, и вновь посылают гонцов в Турцию и Россию. Казикумыки собираются с силами и зарятся на Шемаху. А в заливе Ормузд беснуются арабские пираты.

Правительница продолжала спрашивать везира о делах государства, а затем разговора удостоились остальные заседатели высочайшего меджлиса. И чем больше она с ними общалась, тем больше убеждалась, что положение Сефевидского государства не просто тяжелое, а почти катастрофическое. Женщина делала что могла, отдавала приказы, угрожала, настаивала, требовала и призывала собраться с силами. Однако закончился этот совет тем, чем и должен был.

За поддержку перед шахом Марьям-Бегун обещала всему меджлису дополнительные тиулы (земли для кормления) и теперь выполняла свои обязательства. Кому-то, как самому слабому и наименее влиятельному, доставались три-четыре крупные деревни, а другим, тому же самому великому везиру, например, город с рудниками железа. И пока все это происходило, совершенно счастливый шах Солтан Хусейн возлежал на большом ковре в тени огромного граба, самого мощного дерева в его любимом саду. Он пил сладкое вино, которое ему привозили из далекой Португалии, размышлял о вечном и ожидал прихода присланных ему в подарок правителем Белуджистана двух новых пышнотелых наложниц. Для него в Персии все было хорошо, так же как при прежних правителях, и эта стабильность не могла не радовать повелителя миллионов людей.

9

Астрахань. 20-21.09.1709.

Весь поход нам сопутствовала удача. Дележ городской казны прошел без эксцессов и взаимных упреков, хотя я к ним был готов. Затем мы вовремя погрузили большую часть награбленного добра на свои и трофейные суда. И как нельзя кстати покинули горящий Гез и успели выйти в море буквально за двадцать минут до появления солдат из Астрабада, которые могли обстрелять нас из пушек. После этого эскадра быстро достигла Астрахани и вошла в его порт до начала сезона штормов, и что еще более важно, за двое суток до возвращения из Ардебиля основной астрахано-казацкой армии.

Можно задать резонный вопрос, а причем тут возвращение основных сил под командованием Кумшацкого и то, что наша флотилия вернулась раньше? А притом, что мы и они шли к родным берегам с победой, а значит, с добычей, и вот здесь, кто первым с купцами сторговался, тот наибольшую прибыль и поимел. Харько Нечос и я это сразу сообразили, а вот Гаврюша Старченка нет, и вместо того чтобы делом заняться, отмечая успех, загулял, и потому понес убытки. Впрочем, это его проблемы, а о себе расскажу по порядку.

В Астрахани наша эскадра появилась восемнадцатого сентября, и встретили нас как героев, ибо каждый горожанин мог видеть, что мы в походе преуспели. Груженные добычей суда, восемь расшив и восемь бусов, пристали к берегу, и из этих плавсредств моими были одна расшива и два торговых судна. Для молодого атамана ватажников этот огромный успех. И под приветственные крики собравшихся в порту астраханцев, казаки и люди Старченки сходят на берег, а потом, получив на руки немного денег, отправляются гулять. Однако меня это не касается, и вместе с десятком людей, своими односумами, десятниками и помощниками, я остаюсь на расшиве и жду местных купцов.

Тороватые предприимчивые люди не промедлили и, торопясь опередить своих конкурентов, один за другим помчались на причалы. Понятно, что в торговле мои познания пока не очень велики. Но я слышал, что взят Ардебиль и вскоре армия Кумшацкого вернется к родным берегам. Поэтому, исходя из доступной информации, принимал за хабар цену, которую предлагали торговцы. При этом мои заместители Борисов и Рубцов были не согласны с таким подходом, но я был твердо убежден в правильности своих действий, смог настоять на своем и потому не прогадал.

Двое суток я сидел на самом большом трофейном бусе и в треть, а то и в четверть цены, за наличку скидывал дуван. Например, семьсот рулонов кутни ушли за семьсот пятьдесят рублей. Золотую, серебряную и фаянсовую посуду, набитую в девять объемных джутовых мешков, отдал за шестьсот восемьдесят рублей. Кипы шелка сырца, рулоны шагреневой кожи, сафьяна и шелка за пятьсот рублей. Ковры и дорогую одежду сбагрил за триста. Краски, которые умели очень хорошо делать и производить в Персии, обошлись купцам еще в четыреста двадцать рублей. А всякие иные дорогие мелочи, оружие, украшения и драгоценные камни остались при мне. На оружие имеется задумка, а на камни в Астрахани цены нет, и отдавать их за десятую часть истинной стоимости я посчитал глупостью. Благо, товар этот легкий и много места не занимает.