Страница 28 из 31
«Основанием личности служит единство сознания, собирание, осознание. Сосредоточенность над одним исключает сосредоточенность над другим и тем самым исключает то осознание, в котором они должны бы объединиться. То, чего мы требуем, не может происходить одновременно.
Следовательно, одно должно следовать за другим. Сперва сосредоточенность над одним, затем над другим, затем встреча их в осознавании. Какое бесчисленное количество подобных переходов должен преодолеть разум прежде, чем личность, обладающая богатством освоенного и с легкостью возвращающаяся ко всякой сосредоточенности, сможет назвать себя многосторонней» (там же. 2, 1, I, 10).
Напомню: Гебрарт называет это искусством раздвигать умственный кругозор. А это значит, что речь идет не о том, чтобы сосредоточиваться на сознании, собирании и осознании, а на том, чем ученик хочет овладеть в жизни, чтобы стать разносторонней личностью. Как говорил Чехов: «в человеке все должно быть прекрасно и лицо и одежда и душа и мысли»… Это верно, но для этого над каждой своей чертой придется поработать. Как поработать и описано Гербартом.
«Но при этом нам следует заметить, что между крайностями концентрированной сосредоточенности и всеобъемлющего осознания лежат обычные состояния сознания, которые как угодно могут рассматриваться: с одной стороны, как частичная сосредоточенность, с другой – как частичное освоение» (там же. 2, 1, I, 14).
Вдаваться сейчас в важнейшие темы усвоения и освоения я не в силах. Ограничусь тем, что именно ради освоения тех знаний, которыми мы хотим овладеть, человек и должен научиться сосредоточенному вниманию. Но сила человеческой сосредоточенности, говорит Гербарт чуть дальше, слишком слаба. Поэтому необходимы прием и средство, которые соберут эту силу:
«Таким образом, настойчивое желание вместе с интересом должны представлять как целое выдающееся человеческое побуждение» (там же. 2, 2, 2).
Интересы – это именно то, чем должен овладеть человек, чтобы стать разносторонним. В сущности, это иное имя для знаний, умений и способностей. Но с точки зрения раздвигания умственного кругозора, «интерес является тем, что преследуется сосредоточенностью и должно собираться освоением» (там же. 2, 3, 1).
Иными словами, интересы – это жизненные цели, то, чем ты хочешь овладеть в этом мире. Но вот хитрость – эти цели не снаружи, потому что ничто снаружи нельзя освоить или усвоить. Эти цели достигаются лишь тогда, когда ты научился ими овладевать, а значит, освоил некие знания. Следовательно, эти цели направлены внутрь, на раскрытие душевных способностей и качеств.
И достигается это лишь с помощью орудия, которое зовется сосредоточенностью или утонченным упражнениями вниманием.
Глава 11. Французская антика. Адо
Локк и, что естественно, Кант и Гербарт представляют философию Нового времени. Однако она не только зарождается гораздо раньше, но и существует во все предшествующие эпохи, меняя свое лицо.
Изменения эти не только исторически объяснимы, но и как-то присутствуют в современной философии, накладывая свои отпечатки. Один из них – это то, что современная философия совершенно перестала быть прикладной, каковой она была со времени своего зарождения и на протяжении всей античности. Античный философ вовсе не обязан был писать на философские темы, ему достаточно было жить в соответствии с некой философией, и его признавали философом.
В наше время философ – это человек с философским образованием, работающий по специальности в каком-либо учебном заведении. Иными словами, мы больше не знаем философов, потому что их заменили профессиональные философы. Восклицание: «Ну ты философ!» – несет в изрядной мере насмешку…
Как произошло, что философия стала исключительно школьной, даже школярской дисциплиной и полностью ушла из мира?
Ответ вполне прост. Укрепляющееся христианство заимствовало у греческой философии многие черты и в первую очередь то, что истинный христианин должен жить в соответствии с тем учением, которое разделяет. В итоге именно христианская жизнь и стала философской. По крайней мере, так было на протяжении Средневековья.
Тогда же в рамках христианского образования появилась и потребность в некой дисциплине, которая бы снабжала главную науку церкви, теологию, материалом для размышления и построения. Ею и стала философия. Поскольку именно теология была прикладной наукой, философия той поры сосредоточила в себе все рассудочные дисциплины, став, как было объявлено, «служанкой теологии».
Это отношение с церковью давно преодолено, но философия так и не смогла вернуть себе прикладную составляющую, оставшись университетской наукой, дисциплиной, исполняемой только в рамках школы и существующей в виде записей тех лекций, которые профессор читает студентам.
В сущности, современная философия все еще служанка, лишь потерявшая свою госпожу.
Вероятно, попытки вернуть философии прикладную составляющую делались неоднократно. Но все это было делом отдельных личностей и делалось так, как эта личность видела. Попытка возродить античный подход к философии была сделана лишь в последней четверти прошлого века во Франции. И началась она с того, что несколько философов, формально не составлявших единой школы, проявили глубокий интерес к тому, как философствовали в древности.
Думаю, началом этого движения была статья Пьера Адо (1922–2010) «Духовные упражнения», опубликованная в 1976 году в «Ежегоднике V отделения Практической школы высших знаний». В 1981 году Адо опубликовал книгу «Духовные упражнения и античная философия», где развивал идеи первой статьи на основе глубоких знаний античных источников.
Вскоре к этой же теме пришел другой крупный французский философ Мишель Фуко, но о нем отдельный рассказ.
Итак, Адо. Надо сразу отметить: Адо был учеником Мориса Мерло-Понти. Мерло-Понти, последователь феноменологии Гуссерля и экзистенциализма Хайдеггера, в работе «Феноменология восприятия» уделяет целую вводную главу вниманию. Делает он это, так сказать, психологически и совсем не в том ключе, в каком будут работать с вниманием Адо и Фуко, и все же это заложило саму возможность философского осмысления внимания во французской философии.
Вероятно, основная мысль, которая двигала Адо при его погружении в античную философию, была высказана им в его инаугурационной речи в 1983 году, когда он с подачи Фуко был приглашен занять кафедру истории эллинистической и римской мысли. Речь называлась «Уроки античной философии» и должна была сказать о главном, то есть о том, что и привело профессора на эту кафедру:
«Историки философии в общем уделяют достаточно мало внимания тому факту, что античная философия является прежде всего образом жизни. Они в основном рассматривают философию как философскую речь. Как объяснить происхождение этого предрассудка?» (Адо. Уроки. С. 274).
Объяснение Адо в общем совпадает с общепринятым мнением, которое я уже высказал чуть выше. Но он идет дальше, и это очень важно для книги о внимании:
«Вначале, со II века после Р.Х., христианство представало как философия, то есть как христианский образ жизни…
Оно должно было также интегрировать философские духовные упражнения в христианскую жизнь. Этот феномен интеграции очень четко предстает у Климента Александрийского, где мы можем найти стоические и платонические упражнения по вниманию к самому себе (prosoche), медитации, испытанию совести, упражнение в смерти, где мы также видим, какая ценность придается спокойствию души и бесстрастию» (там же. С. 274–275).
Греческое «просохи» (προσοχη) – «внимание», открывает список тех упражнений, которые христианство заимствовало у античной философии. Что имеется в виду? Так называемая забота о себе, о которой говорит Сократ в «Апологии» и «Алкивиаде».
«Таким образом, философия в эллинистическую и римскую эпоху предстает как образ жизни, как искусство жить, как способ бытия. Действительно, начиная по меньшей мере с Сократа, античная философия имела этот признак. Был стиль сократической жизни (которому будут подражать киники), и сократический диалог был упражнением, приводящим собеседника Сократа к вопросу о себе самом, к потребности взять заботу о себе самом, сделать свою душу, насколько возможно, самой красивой и самой мудрой» (там же. С. 273).