Страница 30 из 52
Ужин закончился, расплатились.
— Ну что, пойдем? — уверенно сказал он.
— Пойдем.
Они вышли. Темнеющее небо приятно контрастировало с оставленным рестораном. Тут больше настоящего, чем в той музыке и блеске. Не задумываясь, она повернула в сторону дома.
— Ты куда? — Он как будто удивился.
— Там автобус. — Она махнула рукой.
— Куда ты собралась? — Еще раз повторил он.
— Домой. Уже поздно!
— Почему домой? Милая, вечер только начался!
— Но меня ждут, я никогда не задерживаюсь так поздно.
— Ерунда. Скажешь родным, что была со мной. А я тебя провожу. Потом.
— Почему потом? Мне нужно идти…
— Зачем тебе идти домой, глупенькая?
— А куда?
— Ну, я думал, мы зайдем ко мне.
— Зачем?
— Поговорим. Узнаем друг друга лучше.
— Но уже девять вечера, Догукан-бей. Зачем надо узнавать друг друга в девять? Разве мы недостаточно говорили?
Она что, дура?
— Но мы будем узнавать друг друга лучше. Еще лучше.
— Что?
Кажется, до нее начало доходить.
— Нет, Догукан-бей. Прости.
— Ты куда?
— Не надо, Догукан-бей, не иди за мной.
— Хорошо, завтра. Я позвоню тебе завтра. Во сколько?
Она покачала головой.
— Не звони мне. Не надо. Вообще не звони. Никогда.
— Ты что? Ты отказываешь мне?
— Прости.
Невероятно! Богатые белокожие европейки пачками вешались ему на шею, сами давали деньги, умоляли о продолжении — только выбирай! А эта маленькая стерва с ясными глазами так спокойно говорит «нет». Да было бы что! Да кто она такая? Ни виду, ни связей. Генеральская шлюха!
— Эгоистка! — Вдруг сорвался он на крик. — Я вожу ее в ресторан! Я плачу за шампанское, музыку! Я три недели за ней бегаю! И что?
Это было что-то неправдоподобное. Он говорил какие-то странные вещи — так бывает только в кино. Так не бывает в реальной жизни! Птичка не могла поверить своим ушам, ей было стыдно — на них уже смотрели люди. Смотрели с неодобрением.
Он продолжал орать — словно сползла маска, и перед ней теперь был не приятный молодой мужчина, а какой-то зверь. Что-то мерзкое и гадкое. «Прости меня!» — хотелось ей сказать. Наверно она что-то не так сделала. Наверно, она дала надежду, позволила верить… но слова упрямо не лезли из горла.
— Я бы на тебе даже женился! — неожиданно закончил он свой монолог, и в его голосе теперь было что-то жалкое.
Это было уж слишком! Птичка засмеялась, а может — заплакала, а может одновременно и то и другое. Она развернулась и побежала, не разбирая дороги, и это «женился бы» долго звучало в ее ушах.
Англия, 2006.
Свое открытие леди Эмма Бродаган сделала, гостя в имении дяди Ричарда и тети Алины. Это не удивительно, потому что Ричард с Алиной были ее законными опекунами после маминой смерти от рака восемнадцать лет назад. На самом деле сестрой матери была Алина, но именно в дяде Ричарде Эмма чувствовала основную силу, укрывающую ее от бед мира сего, и именно его руководство она особенно ценила. Тете Алине всегда удавалось оставаться в тени мужа, хотя дом, дети, карьера мужа — все это было под ее присмотром. Но как-то само собой складывалось так, что главным был Ричард. Он посылал детей в школу, он обсуждал с ними вопросы жизни и смерти. Он, в конце концов, был сэром Ричардом Харт, бароном К-им, известным адвокатом, главой комиссий, членом организаций, и прочая и прочая. Алина же настаивала только на одном — на принадлежности семьи к Русской Зарубежной Церкви, поскольку происходила из эмигрантской семьи в каком-то поколении. Впрочем, в церковь они ходили редко, и свое отношение к ней Эмма ощущала как формальную принадлежность к еще одному аристократическому клубу.
Впоследствии, раздумывая над сложностью своих отношений с Димой, Эмма пришла к выводу, что наверно его русскость и была причиной увлечения. Если б не этот язык, смутно знакомый по времени, когда она еще жила с мамой и бабушкой в маленькой квартирке на третьем этаже! Папы у нее никогда не было, зато была бабушка. Бабушка гуляла с ней в парке, водила в гости к подругам — там пили чай, разговаривали на русском, там она встречала других русских — и старых и молодых, и даже детей. Но все это было очень давно. Потом бабушка умерла. В их жизнь вмешался Ричард, много спорил с мамой, стал забирать Эмму на праздники, а потом умерла и она. Так Эмма оказалась в семье сэра Ричарда. Свой титул она наследовала не от него: у Эммы, как и тети Алины, был свой собственный аристократ в роду — дедушка Бродаган, ирландец, чьи медные волосы и веснушки были обильнее фунтов на счету.
Повзрослев, она стала проявлять те самые бунтарские черты, унаследованные от матери, которые не понимал и боялся Ричард. Он с опаской наблюдал за тем, как в племяннице раскрываются задатки, полученные от Анны — женщины талантливой, страстной и сумбурной. Ни британского благодушия, ни спокойной целеустремленности, отличающей его собственных детей, у Эммы не было. Да она сама не знала, чего хочет. Вечно металась из крайности в крайность, никогда не могла определиться с главным и второстепенным, всегда жаждала того, что недостижимо.
Так и в этой истории с молодым человеком — Ричард был уверен, что Эмма увлеклась им только потому, что он недоступен. Эмма не так глупа, чтоб увлечься кем-то только потому, что ей это запретили (все же его, Ричарда, воспитание), но устоять против романтизма всей ситуации сложно и более закаленной натуре. И надо признать — парень красив, такие нравятся девушкам. Тогда, шесть месяцев назад он думал, что история закончена и не был рад узнать о продолжении романа.
Эмма так и не сделала карьеры. Окончив свой художественный факультет (еще одна черта, доставшаяся от Анны), она твердо решила стать дизайнером — и стала. И занималась теперь раскрашиванием картинок в своей конторе за небольшую зарплату. Ни имени, ни преуспеяния, ни семьи. Одно преимущество такой работы — у нее было много свободного времени, поскольку работала она быстро и большую часть выполняла дома по ночам или в выходные дни.
Это и дало ей возможность приехать домой в самый разгар рабочей недели, когда охватило уныние. Как обычно, в течение рабочей недели Ричард ночевал в городе, но зато дома была тетя Алина и кузен Ронни.
Была среда, Эмма приехала домой накануне вечером, когда семья еще спала. Ей не спалось, полночи она читала, но, несмотря на это, встала рано и спустилась в кухню. Она приготовила тосты и села пить кофе, под руку попались вчерашние газеты, и машинально она взяла одну.
Тут и нашел ее Рональд, который к семи утра успел уже пробежаться вокруг дома, принять душ, и тоже спустился за кофе. Он нашел Эмму неестественно застывшей и бледной, с газетой в руке и глазами, устремленными куда-то внутрь противоположной стены. Словно она только что увидела привидение.
— Эй, там случайно не написано, что тебя уволили? — пошутил он.
— Нет, там сказано, что тебе дали пять лет с конфискацией имущества. — Парировала она.
— Уже? Быстро работают парни. — Он рассмеялся. — Нет, в самом деле, что там?
— Выпустили Френка. Френка Голдинга. Ну, того негодяя…
— Я знаю.
— Знаешь?
— В смысле — я знаю, кто такой Френк Голдинг. Но я не знал, что его отпустили.
— Тут написано. — Она протянула газету.
Короткая заметка гласила, что Френк Голдинг, ранее ошибочно обвиненный в убийстве молодой актрисы, выпущен на свободу. К сожалению, никто не может возместить ему потерю года, проведенного в тюрьме, но мы надеемся, что он и впредь будет радовать поклонников своего таланта новыми работами. И т. д.
Эмма взволнованно заходила по кухне, Ронни сел на стул и с любопытством рассматривал ее. Они не виделись всего пару месяцев, но за это время в Эмме появилось что-то новое. А может, он сам перестал обращать на нее внимание, как не смотрят на младших сестер. Мелани, маленькая, сейчас в университете. Но Мелани всегда была понятной и своей, а Эмма казалась ему сестрой-загадкой.
— А Ричард знал? — Спросила, наконец, она, прервав движение.