Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 22 из 44

— Я понимаю, — тихо говорит брат, его голос становится успокаивающим бальзамом для моих открытых ран. — Предложение всегда будет в силе, или, если тебе будут нужны деньги, что-то еще…

— Нейт, — обрываю я его. — У нас все хорошо. Ты сделал для нас достаточно. Если у меня закончатся деньги, я продам дом.

Нейт кивает, а затем делает большой глоток пива. Он осматривает комнату так, будто ни разу не видел ее, и мне становится интересно, соберется ли брат наконец-то открыться и рассказать, что происходит у них с Лив.

— Лив хочет детей, — вздыхает Нейт, и признание ложится тяжким грузом на его плечи, он совсем не смотрит мне в глаза.

— А ты не хочешь? — я должен задать этот вопрос, не понимая, какое напряжение это привносит в их отношения.

Нейт и Лив вместе уже много лет. Я удивлен, что он до сих пор не окольцевал ее, если так можно выразиться, потому что они идеальная пара и любят друг друга. Поэтому я должен быть честен, говоря, что не вижу причин, почему желание завести детей должно испортить их отношения. Нейт отлично ладит с моими детьми.

— Все не так просто, как кажется, Джош, — он бросает быстрый взгляд на меня, и я вижу боль в его глазах. Это жестко и потрясает до глубины души — видеть своего старшего брата таким уязвимым. Нейт всегда был таким собранным и целеустремленным. Я никогда не видел, что бы он так страдал. Не так, как в этот раз.

— У Лив уже был выкидыш, и это почти убило нас, уничтожило все, что у нас есть. Я не уверен, что хочу рисковать нашими отношениями ради возможности иметь детей, и, естественно, не хочу рисковать ее здоровьем.

Я могу полностью понять то, в чем он только что признался. Если бы только Лора поговорила со мной, прежде чем подвергать свою жизнь опасности, не имея для этого никаких медицинских оснований, за исключением того, что была беременна Артуром, возможно, я бы не был сейчас один в целом мире. Может быть, у моих детей до сих пор была бы мать. Возможно, в моей жизни был бы смысл. Может быть, я мог бы дышать.

— А она хочет попытаться еще?

— Она хочет сделать все возможное и пройти курс лечения от бесплодия, и так далее. Лив не хочет ждать, пока природа сделает свое дело, и ее не волнует угроза ее здоровью. Она так сильно хочет ребенка, что не видит ничего вокруг.

— Так что, Лив решила взять паузу и отдохнуть у родителей? — выдвигаю я предположение об отсутствии девушки.

— Это не пауза. Она бросила меня, — признается он. Нейт весь ссутулился, в его хриплом голосе чувствуется горечь утраты и крушение надежд.

Я ерзаю на месте, не зная, следует ли мне успокоить его своими прикосновениями и захочет ли он этого. Моих навыков общения почти не осталось с тех пор, как я потерял Лору.

— И ты отпустил ее?

Эти слова зажигают в нем огонь. Его глаза вспыхивают яростью, брат сжимает челюсть с едва сдерживаемой злостью, и скрипя зубами говорит:

— Мне пришлось ее отпустить. Лив не моя собственность, Джош. Она может приходить и уходить, когда пожелает.

— Я не это имел в виду, — пытаюсь его успокоить. — Я спрашивал, боролся ли ты за нее, за себя?





— Конечно, боролся, — говорит он со злостью. — Иногда ты можешь бороться сколько твоей душе угодно, но всегда нужно понимать, когда самое время отпустить человека и надеяться, что он вернется к тебе.

— Я не согласен с тобой, Нейт. Как человек, сидящий перед тобой, потерявший свою жену и единственную любовь всей своей жизни, я с тобой полностью, мать твою, не согласен. Ты не даешь ей уйти. Ты держишь еще крепче, пока она с трудом не отрывает твои пальцы от своей кожи и говорит тебе, что все кончено навсегда. И даже тогда ты стараешься убедиться, что она говорит это не сгоряча. Потому что мы все совершаем поступки, чтобы ими сделать больно тем, кого любим, особенно, когда боль берет над нами верх. Это не значит, что мы потом не сожалеем. И не значит, что мы не хотим заслужить прощение.

— Я не сдался, — наконец-то признается Нейт, когда я заканчиваю свою тираду. — И никогда не перестану заботиться о ней. Но иногда проявление заботы ― это также возможность дать кому-то уйти на время и подумать, чтобы в последствии этот человек мог вернуться к тебе, осознавая, что ты все еще ждешь его. Точно так же, как мы все ждали тебя, Джош. Мы не отказывались от тебя. Просто ждали с распростертыми объятиями, когда ты, наконец, к нам вернешься.

— Не своди все ко мне, — предупреждаю я, и в моих словах меньше боли, чем хотелось бы. Раздражение из-за вмешательства моей семьи постепенно угасало и уже почти забыто на фоне того, что они сделали для меня и моих детей.

— Не свожу, не свожу, — вздыхает Нейт, зарываясь рукой в волосы, проводит ею до затылка и шеи, где останавливается и начинает массировать, чтобы снять напряжение, а затем наклоняет голову и закрывает глаза. — Джош, сейчас я просто устал, — брат медленно открывает глаза и смотрит на меня. — Не говори папе с мамой, ладно?

Я киваю, но прежде чем могу подтвердить, что буду молчать, он добавляет:

— Особенно не говори про выкидыш. Лив не хочет, чтобы кто-то знал об этом. Она даже не сказала Эмме, а ты знаешь, как они близки.

— Это не моя жизнь, чтобы рассказывать о ней кому-то, Нейт. Поверь мне. Я последний человек, о котором тебе следует беспокоиться.

Мы долго сидим в безмолвной тишине, выпивка и еда давно уже забыты, когда у него в кармане начинает звонить телефон. Судя по надежде, отразившейся у него на лице, могу сказать, что по мелодии звонка он знает, кто это.

— Я оставлю тебя одного, — предлагаю я и иду к выходу. Слышу, что Нейт произносит ее имя как мольбу и просьбу, пока тихо закрываю за собой дверь.

— Лив… я… у тебя все хорошо?

Не зная, чем себя занять, я иду по дальним коридорам, не желая соваться в переполненный клуб. В конце складского помещения до отказа заставленного коробками с алкоголем и непонятными деталями техники, и оборудования, я замечаю дверь и догадываюсь путем логического мышления, что она должна вести в «Аврору» — ту часть клуба, которая все еще закрыта. Это место отдыха тусовщиков, где они могут расслабиться и встретить рассвет под выступления живой музыки. Это творение Нейта, и, помимо того, что в самом «Аксиде» выступают популярные диджеи, благодаря «Авроре» этот супер клуб заметно выделяется из всех остальных на известном, залитом солнцем острове бесконечных тусовок.

Пробираясь через ряды коробок, рассчитываю, что если сработает внутренняя сигнализация, то Нейт увидит на экране, что это всего лишь я, поэтому толкаю дверь, ввожу код, который является одинаковым для всего клуба — дата рождения нашей матери — и открываю ее.

Как и следовало ожидать, теплый и соленый морской ветер врезается в меня с отрытого балкона «Авроры», и, не услышав никаких звуков сигнализации, я вхожу в тихий клуб, бесшумно закрывая за собой дверь. Как только она захлопывается, я слышу первые аккорды гитары, поворачиваю голову и вижу сцену на открытом воздухе.

Там, на краю сцены, свесив ноги и положив на бедра гитару, сидит девушка, которая заходила к нам, когда я приехал в дом Нейта. Та самая, что принесла огромного плюшевого медведя, и перед носом которой захлопнули дверь. Я захлопнул.

Закрыв глаза и наклонив голову немного влево, она перебирает аккорды песни. Длинные, немного рыжеватые светлые волосы девушки собраны у покрытой легким загаром шеи и падают мягкими волнами почти до талии. На ней бледно-голубое платье с кружевной отделкой на лифе, и оно достает ей почти до щиколоток. Сегодня у нее в волосах нет маргариток. Вместо этого, у нее за ухом нежно-бежевая роза.

Я осматриваю комнату, пытаясь понять, есть ли еще здесь кто-нибудь, но тут никого нет, кроме нее и меня, и она даже не догадывается о моем присутствии. Девушка полностью сосредоточена на музыке, которую играет, а когда открывает рот, и ее мягкий, но сильный голос разбивает тишину, что-то в моей груди открывается, и все слова и ноты текут прямо внутрь меня, захватывая в плен. Ее голос — это что-то среднее между Адель и Пинк. Это пьянящее сочетание силы и в то же время мягкости, хрипотцы и кристально чистого звучания, поэтому, зачарованный, я делаю шаг вперед. Она как Крысолов из сказки, играющий на флейте, а я один из маленьких детишек, попавший в ловушку. Но это ее слова сбивают меня с ног, ее слова манят меня подойти ближе, пока колени не подгибаются, и я не валюсь на ближайший стул.