Волчья Луна

— Не интимный, — лукавая улыбка, — но близкий. Благородный Кхар из рода Мунина…

— Вы ведь не шутите? — Граф при всей своей "игривости" был великолепно образован, и отнюдь не дурак. И что такое "род Мунина", наверняка знал, как знал и то, что Теа и Август очень сильные колдуны, от которых можно ожидать и не такого. Оттого, вероятно, и посерьезнел сразу же, как только Теа назвала своего ворона по имени.

— Да, какие уж тут шутки, Василий Петрович! — улыбнулась "построжавшему лицом" Новосильцеву "в меру веселящаяся" графиня Консуэнтская. — Я серьезна, как никогда. Можете себе представить, три килограмма мяса, костей и перьев и крылья в размахе где-то под метр тридцать, если измерять в метрических единицах…

— Какой большой! — "поразилась" девица Брянчанинова. Ей шло "быть дурочкой", но Август был практически уверен, что казаться и быть, в данном случае, отнюдь не одно и тоже.

— Познакомиться с вашим вороном, графиня, это большая честь для меня, — произнес с чувством Новосильцев. — За это следует выпить…

— А вы обратили внимание, Василий Петрович, — мягко остановила его Теа, — что нас тут за столом сразу трое "графьев"?

— А кто третий? — осторожно спросил несколько дезориентированный русский посланник, знавший, разумеется, — Как не знать! — что графом де Ламарк Август быть перестал. А вот про "венские приключения" Августа и Теа не знал пока никто. Ну, разве что несколько особо приближенных к Австрийскому императору лиц.

— А третий у нас, — объявила Теа, — граф Сан-Северо. Сюрприз!

— Так вас, Август, можно поздравить? — преодолев мгновенное замешательство, улыбнулся полномочный министр. — Тогда, тем более, нам есть за что выпить.

— Меня можно поздравить, — кивнул Август. — Император восстановил титул графов Сан-Северо и пожаловал его мне.

— Думаю, дополнительные вопросы неуместны, — дипломатично заметил Новосильцев и щелчком пальцев подозвал обслуживавшего их компанию кельнера. — Еще вина!

— Мне, пожалуй, достаточно, — отказалась от вина Теа. — Но я с удовольствием выпила бы чашечку кофе.

— Она любила кофе на обед… — неожиданно пропела Таня, снова переходя на русский. — Слабость, конечно, но… хочу кофе!

— Я готов потакать любой твоей слабости, — галантно улыбнулся ей Август, который, и в самом деле, был и на это готов, и на многое другое.

— Все мои слабости, Август, — вздохнула Теа, — на твоей совести!

Однако кофе в этом ресторане, как, впрочем, и в большинстве других, не варили, так что пришлось Тане довольствоваться большим куском шоколадного торта и чашкой сладкого горячего шоколада. Не то, чтобы это была полноценная замена — "Паллиатив, он и в Африке паллиатив", заметила по этому поводу Таня, — но приличная порция кирша примерила ее с несовершенством мира. Во всяком случае, с некоторыми из этих "несовершенств".

Если честно, Август опасался последствий, хотя и не решился открыто возражать. Все-таки два раза по полбокала — это, как минимум, двести граммов крепкой вишневой водки. Однако, к его немалому удивлению, Теа не захмелела. Напротив, она как будто даже немного пришла в себя, снизив градус своей несколько затянувшейся эйфории. Похоже, алкоголь теперь действовал на нее иначе, чем на всех остальных смертных. Или в этом проявлялся кратковременный эффект "терапии кровью"? Могло случиться и так. Но Август предпочел не акцентировать на этом внимание и сразу переключил внимание собеседников на сам факт восстановления титула и намекнул, как бы между прочим, что обязан титулом графине Консуэнтской и себе любимому, оказавшим неназванному высокопоставленному лицу — "Без имен, разумеется" — некую услугу, о сути которой не стоит упоминать даже намеком. То есть, используя еще одно милое выражение Татьяны "задурил всем головы по самое не могу". В результате, о Теа все сразу забыли, вернее, забыли о ее нетривиальной способности пить водку, не пьянея, — ну, или сделали вид, что забыли, — и переключились на другие не менее животрепещущие темы.

Впрочем, ночью, после утоления первой страсти и перед тем, как их "накрыло" по новой, Август все-таки спросил Таню о том, что произошло с ней за обедом.

— Сама, знаешь ли, удивляюсь, — наморщила лоб женщина, но Августу показалось, что она попросту пытается сдержать рвущийся на волю смех. — Вроде бы, должна была опьянеть, ан, нет! Не берет проклятая! Но настроение — и это, между прочим, медицинский факт, — улучшает, да и пищеварению способствует! Говорят, еще на секс хорошо влияет… В смысле, воодушевляет, и все такое. Вот я и думаю, не напиться ли нам с тобою в хлам?

2. Дорога между Гродна и Вильна, двадцать седьмое ноября 1763 года

Решение ехать всем вместе — поездом — оказалось на редкость удачным. Несмотря на зимние холода и осенние дожди, временами переходившие на горных высотах в снегопад, так хорошо, как в этот раз, Август еще никогда, пожалуй, не путешествовал. Ну, или ему так теперь казалось. Но, с другой стороны, хорошее настроение без причины не возникает. Ему просто было хорошо. Тане тоже. Но и графу Василию, судя по всему, путешествие вчетвером пришлось "вельми по сердцу", и причин тому было несколько.

Граф находил "прелестным" то, что они с Августом наконец перешли на "ты", что, признаться, являлось весьма редким явлением среди аристократов На Таню, впрочем, такая простота нравов не распространялась. Единственной уступкой "дорожному стилю общения" стало то, что граф стал обращаться к ней по имени, но все-таки на "вы". Зато на "ты" перешли между собой дамы, чему рады оказались обе, но особенно девица Брянчанинова, которой дружба с графиней Консуэнтской не просто льстила. Она ее в буквальном смысле окрыляла. К слову сказать, близкое знакомство с Теа "грело душу" не одной лишь Анне Захарьевне Брянчаниновой. Граф Новисильцев, получивший неожиданную возможность часто и подолгу общаться с Теа, своего удовольствия скрывать и не думал. Он был этому случаю откровенно рад. Таня же, так стремительно и так прочно вжившаяся в свою роль, вернее, ставшая и на самом деле "той самой" Теа д'Агарис, всегда с охотой поддерживала беседу, тем более, если речь шла о таком умном и образованном человеке, как cher ami Василий. Кроме того, Новосильцев, как, впрочем, и Август, знал "многое о многом". Ведь он был из тех немногих аристократов, кто много читал и много путешествовал. Да и пассия его, как Август и предполагал, оказалась совсем не дурой, хотя из всех четверых только ей не хватало, порой, "базового" образования. Зато девица Брянчанинова была мила и забавна и училась быстро и с видимым удовольствием. В общем, всем четверым в компании друг с другом было хорошо, а это совсем не пустяк, особенно в таком долгом путешествии едва ли не через всю Европу.

Иногда, они даже специально собирались вчетвером в дормезе Новосильцева, поскольку тот был наиболее комфортабелен, и разговоры их под хорошее вино и легкие закуски, которые готовил для них повар графа, продолжались и в пути. Что уж говорить о трапезах в придорожных трактирах и гостиницах, в которых они обычно останавливались на ночлег, или во время пикников "на дикой природе". Последние, правда, случались редко в силу скверной, по большей части, погоды. Но, если все-таки выглядывало солнце и прекращался дождь, они выбирали место с радующим глаз пейзажем, рассаживались на расстеленном прямо на земле персидском ковре, который Таня отчего-то называла тюрским словом "достархан", и предавались чревоугодию, — которое, разумеется, грех, но грех простительный, — и удовольствию дружеского общения, приятного разговора с симпатичными вам лично людьми.

Августу нравились эти долгие разговоры обо всем. По душе, было чувство легкости, поселившееся в сердце. Интересны пейзажи, проплывавшие за окном кареты. Любопытны нравы и обычаи богемцев и моравчан, поляков и литвин. Разумеется, ему также нравилось проводить ночи с женщиной, которую любил, и даже просто находиться с ней рядом. И, хотя по случаю холодов заняться любовью прямо в карете, у них с Таней как-то не выходило — один раз за месяц пути не в счет, — было замечательно даже просто сидеть с ней рядом, любоваться ее лицом, вслушиваться в голос, согревать дыханием ее пальцы, а то и целоваться с ней, словно дети.