Цена тишины

Я подумал о своей смерти, как единственном выходе из безвыходной ситуации.

Изабелла тут же вмешалась в мой процесс мысли: «Этим ты никого не спасешь, и в первую очередь его. Он наследник твоей энергии. Он займет твое место» послала она мне.

В холодном поту при жаркой погоде, я сказал вслух: «Убей меня, Изабелла».

Она нисколько не смутилась: «При случае я это сделаю», сказала она вслух. А пока ты должен работать. И на Эллочке тебе придется жениться».

«Зачем?» спросил я с отвращением.

«Кто-то должен шпионить за каждым твоим шагом. Меня пошлют только когда ты начнешь тонуть, или хулиганить. Как тяжелую артиллерию. Жалости от меня не жди. Я даже не говорю тебе: подумай. Думать для тебя слишком большая роскошь. Ты обречен». «А теперь идем в Вифлеем. Помолишься на прощание с Богом. Еще немного и мы попадем в самый пик жары».

Она встала. Я оставил несколько шейкелей на столе. И на жару мне сейчас было наплевать, потому что мне сейчас было наплевать на все, кроме сынули. Какое-то сомнение в ее словах билось робким голубком в груди. Какая-то безумная надежда.

Изабелла смахнула что-то с ресниц. «Пыль», сказала она на выходе.

Мы нырнули в бассейн солнечного света. Одели защитные очки. Дальше шла широкая пыльная дорога с редкой растительностью до горизонта. Навстречу араб в чалме и в халате подгонял стадо овец, и мы отошли на обочину. Мы больше не разговаривали. Изабелла подозрительно хорошо знала дорогу. Кого все же ты здесь водила, дорогая Изабелла? И в чем твоя надежда? Кого ты вела на убийство? – думал я, забыв, что она все слышит. Впрочем, мне было все равно. Теперь не было места на земле, где бы я мог спрятаться. И все-таки. Что если научиться молчать? Мыслить беззвучно. Как же они этого достигли. И может быть это и есть настоящее мышление? И прав был Тригер, сказав мне о маразматическом мышлении. Задача показалась мне невозможной. Не дадут они мне молчать и спрятаться. Как только я не откликнусь на несколько их реплик, я услышу: «Ну как там сынуля?» И мои внутренности заорут в панике: «Жив, здоров, неприкосновенен». И я услышу смех в ответ.

Началась сухая степь с кустиками травы. Пастух в чалме и халате все гнал куда-то стадо овец. Показался арабский поселок. Клубы дыма подымались над кирпичными зданиями. Ого, вырвалось у Изабеллы. «Мы попали в Интифаду. Это арабские повстанцы. Говори с ними на английском. Я буду молчать. Скажи, что мы туристы из Нью-Йорка. Идем паломниками в Вифлеем. Если они поймут, что я израильтянка, нам не поздоровится».

Мы продолжали идти и, со своими рюкзаками, выглядели как туристы. На первой же улице нас окликнули из дверей кафе. Я понял, что им надо знать откуда мы. Я помахал приветственно рукой и прокричал: «Нью-Йорк!» В ответ они махнули рукой, чтобы мы шли дальше.

Посередине улиц горели автомобильные шины, друг на дружке. Запах удушающий. На плоских крышах зданий сидела арабская молодежь и швырялась вниз пустые бутылки. Вся улица была в осколках. Вокруг шин сидели и стояли возбужденные арабы с пивом в руках. Переговаривались гортанно между глотками из бутылок.

Мы продолжали идти по осколкам стекла. От одной из групп вокруг горящих шин отделился юноша и двинулся к нам. Я скорее догадался чем услышал его: откуда вы? И начал объяснять ему на английском легенду о Нью-Йорке и Вифлееме. Он ушел с кем-то посоветоваться. Мы стояли под их наблюдением, но никто не проявлял враждебности. Американцев они действительно не трогали.

Юноша вернулся и сказал: «Можете идти». Я с недоверием посмотрел на группы арабов в предстоящем пути сквозь поселок. Он понял и сказал: «Я провожу». И пошел походкой вразвалочку рядом с нами.

В конце поселка я его поблагодарил. И мы пошли дальше через степь, отходя от прошедшего напряжения.

«Молодец», похвалила Изабелла. «Не ожидала». Моя королева меня похвалила. Теперь я был возбужден уже по этому поводу.

Вифлеем встретил шестиконечной звездой на башенке ворот. «Изабелла», сказал я через воспаленную от жары глотку. «Я люблю тебя». Она рассмеялась устало: «Да ты романтик. Я замужняя женщина. Не позорь меня».

Мы пришли, вступив под ворота. И начали разыскивать Храм.

«Изабелла», спросил я, «скажи, зачем мы сюда пришли? Только правду».

«Чтобы посмотреть на твои возможности», сказала она. «Что ты можешь. Ты был хладнокровен в интифаде. Тебе зачтется. А сейчас я хочу знать о тебе и твоем Боге. Я так понимаю у тебя в жизни свои контакты».

Мы вошли в старый город и оказались в толпе туристов. Изабелла спросила: «Что бы ты хотел увидеть в этой цитадели Христианства?» Я сказал: «Помолиться в священном гроте у яслей, где родился Христос».

Мы вошли в Церковь Рождества и, когда оказались у грота, меня охватил энергетический пожар, с ног до головы. Я дрожал от накала каждой клеточкой тела, как спираль в электрической лампе. Вокруг нас суетились туристы, но мы их не замечали. Мы были сосредоточены на своем погружении в историю. Иисус и Мария говорили с нами языком волшебства родившейся в этом месте легенды тысячелетней давности. Мы были там, у самого истока, замершие в его моменте, постигая таинство свершившегося. Мы не принадлежали себе. Что-то сверх нас вступило в силу.

«Помолись» сказала Изабелла. «Может, поможет». Я помолился и сказал в конце: «Пошли мне Свет в знак того, что ты меня слышал», не надеясь на возможность чуда. Случайно я обернулся, и меня ослепила магниевая вспышка фотокамеры одного из туристов. В испуге, я отпрянул назад и чуть не упал.

«Здорово!» сказала Изабелла. «Так и я стану христианкой». Шатаясь, мы отправились в обратный путь. Все что мы увидели после этого, не имело значения.

В Иерусалим мы вернулись на автобусе.

Увидев нас входящими в квартиру, Эллочка завизжала и повисла у меня на шее. Я не знал как ее оттуда снять. Тригер сказал: «Иди к себе в комнату. Отдыхай. Мы с Изабеллой побеседуем. Вечером будет праздник».

«Какой праздник?» Переспросил я.

«Н-ну, партия Авада устраивает вечеринку. У нас же выборы, что б ты знал. Авада лидирует». Замял мой вопрос Тригер. «Выспись».

Я возмутился: «Ни в какой вечеринке участвовать не буду. Я переутомлен. Я болен. (Я действительно испекся на солнце, у меня кружилась голова).

Тригер нахмурился и отчеканил: «Присутствие обязательно».

Я уперся, плохо себя контролируя: «Не пойду».

«Только попробуй», процедил Тригер. «Рано начинаешь бунтовать».

«Ой!» пискнула Эллочка. «Пойдем, милый. Отдохни. Я тебе головку помассажирую».

Я ушел в комнату, хлопнув дверью. Эллочка влетела за мной, бледная от ужаса: «Что ты делаешь?», залопотала она. «Это же Тригер! Он от тебя мокрое место оставит».

Я взял с дивана одеяльце и подушку. Улегся в углу на полу, оставив Эллочке диванчик. «Не прикасайся ко мне», озлобился я на нее. «Пошла вон». Эллочка молча убралась из комнаты.

Я уснул, действительно больной. Какая муха меня укусила? Меня шокировало возвращение от близости Христа к убийственно тяжелым вибрациям Тригера. Как будто кто-то ударил меня бревном по голове. И я вырубился.

Я проснулся, когда в комнате было уже темно. Вошла Эллочка и начала что-то лопотать про гостей в гостиной, и что меня ждут.

Я сказал: «Передай, что я болен»

Она прошептала испуганно: «Милый, ты делаешь большую ошибку. Тригер страшный человек. Он тебя уничтожит».

Я повторил: «Убирайся!» И она исчезла.

В гостиной стоял шум попойки. Раздавались возмущенные голоса: «Что он о себе думает? Выскочка. Против Тригера попер. Против всех нас. Ничтожество. Проучи его, Тригер».

На меня напала злость. Слишком велика была разница между мной этим утром и мной сейчас. Я не вынес шока. Мне захотелось с ними расплатиться.

Я собрался в комок и одним могучим броском послал им негативный заряд, подключил второе видение и отослал в гостиную парочку черных пантер. Они набросились на участников попойки и начали их трепать.