А я смогу…

– Я тогда в командировку в Питер уехал. Срочно пришлось отправиться, ну ведь не имениннику же пилить. Вот я и вызвался, поэтому меня не было…

– То есть, ты хочешь сказать, что всё это время, лет пять, а то и шесть, Рябинин дружит с нами обоими одновременно, а мы об этом не знаем? Или ты знал?!

– Нет, не знал, честное слово! – Сергей скорчил уморительную рожу, и Ольга чуть было не шлёпнула его, как много лет назад, перчаткой по затылку. Но удержалась. С трудом. – Он не говорил.

– Ну, не может быть, он же никогда двуличным не был!

– Зато он всегда был человеколюбивым и деликатным… – При этих его словах Ольга тут же вспомнила, как раньше по-настоящему и очень по-мужски дружили её муж и Павел Рябинин. И, оказывается, ничего за эти годы не изменилось в их отношениях. Не то что у них с Серёжей… – Не хотел нас тревожить, вот и не говорил, – заступился за друга Сергей.

– То есть меня он тогда позвал на день рождения только потому, что ты уехал в Питер?

Её бывший муж неопределённо пожал плечами.

– И ты об этом знал?

– Да не знал я, Лёль! Я же уже сказал. Я понятия не имел, что вы общаетесь.

– Слушай, что ты еле едешь?! Нельзя ли побыстрее?! – раздражённо отвернулась от него Ольга и упёрлась взглядом в пробку, как назло образовавшуюся на самом выезде с Носовихинского шоссе на внешнюю сторону МКАД.

– Лёль, будь у меня вертолёт, непременно бы выполнил твоё пожелание. Но сейчас не обессудь. Если ты посмотришь по сторонам, то увидишь, что ползу я не в гордом одиночестве. А в окружении других таких же бедолаг. Так что придётся тебе потерпеть и помучиться в моём обществе.

– Перестань паясничать и высади меня здесь! – Ольга была готова рвать и метать от нахлынувшей непривычной ярости. И злилась в первую очередь на себя.

Зачем она села в его машину?! Надо было сразу, как только увидела Сергея, бежать, куда глаза глядят. Ясно же, что ничего хорошего из их несвоевременной встречи получиться не могло…

– Как скажешь, Лёль, – автомобиль послушно замер в крайнем левом ряду МКАД, куда они потихоньку протолкались-таки, несмотря на пробку. Ольга, кипя от возмущения, всё же попыталась распахнуть дверцу, всерьёз собираясь пробраться мимо еле ползущих машин и пойти дальше пешком. Мимо пролетел мотоциклист на спортбайке, едва не снеся её вместе с дверцей и окатив брызгами. Ольга ахнула, неловко запрыгнула обратно, прихлопнув полу плаща, и испуганно замерла, вцепившись тонкими пальцами в ручку. Сзади и с боков раздражённо загудели. И она совсем смешалась, покраснела и растерянно, снизу вверх, посмотрела на него, как смотрела раньше, ища поддержки и защиты в трудных ситуациях.

Сергей тут же вспомнил, что она всегда была очень зависима от мнения окружающих, её больно ранило любое проявление всякого недоброжелательства. И рядом с ней высокий, крепко сбитый Серёга Ясенев, меньше всего похожий на романтического героя, чувствовал себя прекрасным принцем на белом коне, берегущим от невзгод принцессу крови.

Москва и область. 1987–1992 годы

Он тогда очень любил и жалел её. Очень.

Ольга выросла в семье, где отец и мама просто обожали друг друга и почти не обращали внимания на народившегося зачем-то ребёнка. Бывает, оказывается, и такое. Прехорошенькая (Сергей обожал пересматривать детские фотографии Лёльки) дочка их, белокожая, белокурая, с огромными ярко-голубыми глазами и нежными пальчиками, была совершенно беспроблемным ребёнком. Часами могла рисовать или вышивать крестиком где-нибудь в уголке и не мешала родителям упиваться своей взаимной любовью.

Она довольно хорошо училась в школе. Правда, не блистала и звёзд с неба не хватала, но не от недостатка ума, а от природной застенчивости. Тем не менее, довольно легко поступила в их мальчиковый институт. Учиться в нём ей, правда, было сложно. Но она сразу же, трогательно краснея и бледнея, предложила себя на должность старосты, её выбрали, и она, пользуясь служебным положением, так весело, так доброжелательно и с такой готовностью стала помогать всем в меру возможностей и ненавязчиво заботиться обо всех, что скоро её полюбила вся их группа. А полюбив, все начали поддерживать: подсказывали, когда она терялась у доски, решали за неё особо заковыристые задачки, объясняли то, что никак ей не давалось, и совали на контрольных листочки с ответами. И таким вот образом Ольга умудрялась переходить с курса на курс и даже что-то понимать в том, чему их, собственно, учили.

К концу первого семестра у них сложилась небольшая, но крепкая компания, которую однокурсники называли «перелеском». Будто специально подружились добрый и озорной Пашка Рябинин, хулиган и балагур Серёга Ясенев, эстет и эрудит Олег Грушин и умница Оля Березина, которую Ясень считал ещё и красавицей. Перевирая известную песню, Ясенев часто пел специально мимо нот: «То Берёзка, то Рябина, Ясень с Грушей над рекой. «Перелесок» мой любимый, где найдёшь ещё такой?!»

А потом вдруг их с Ольгой дружба каким-то немыслимым, уму непостижимым образом переросла в любовь. Хотя нет, чего уж себе врать-то? Он, Ясень, влюбился в Лёльку с первого взгляда. Как и когда накрыло любовью её, он точно не знал. Но вскоре уже весь курс был в курсе того, что Ясень и Берёзка жить друг без друга не могут.

На третьем курсе они решили пожениться. Это было первое неудобство, которое тихая и спокойная Оленька Березина доставила своим родителям. Ей было двадцать, а им по сорок три, и меньше всего они хотели становиться тестем с тёщей, а в перспективе и дедом с бабушкой. Поэтому потенциальный зять, который, встреться они в другой ситуации, им, пожалуй, что и понравился бы, тут стал вызывать стойкую антипатию. Но Оля, их тихая, беспроблемная дочь, которая им за двадцать лет и слова поперёк не сказала, тут взбрыкнула и замуж вопреки воле родителей вышла.

И сейчас Ясень, глядя на её несчастное испуганное лицо, не понимал, как это получилось, что он девять лет назад отпустил её. Он ведь и тогда любил, сильно и преданно. А вот, поди ж ты, услышав от неё: давай разведёмся – пожал плечами и без возражений пошёл в ЗАГС. С чего бы вдруг он тогда так отупел?

Пашка с Олегом в тот день его пытались не пустить, под белы рученьки затащили в кабак, и убеждённый трезвенник Рябинин пил вместе с ним водку, морщился и умолял очухаться. А исчезнувший из кабака под шумок Грушин, как потом выяснилось, бегал в реутовский ЗАГС уговаривать сотрудниц не разводить Сергея и Ольгу Ясеневых. Да-да, она тогда носила его фамилию.

Как он был горд в далёком восемьдесят девятом году, когда она, заполняя анкету в ЗАГСе, в графе «фамилия после заключения брака», светло и нежно улыбнувшись ему, вывела своим красивым лёгким почерком «Ясенева». Он тогда от избытка чувств вынес её на руках на улицу и так и шёл с ней в охапке до её дома. И готов был поклясться, что ему совсем не тяжело вот так идти и что он готов носить её на руках, пока не обессилеет от дряхлости. А потом, на старости лет, он планировал бродить с ней за руку где-нибудь в Европе или по берегу тёплого моря. Это уж смотря что она предпочтёт.

Но вместо старости рука об руку они развелись через два года. Тихо, почти без скандалов. Но ему тогда показалось, что жизнь его закончилась в тот момент, когда симпатичная девица в ЗАГСе дала ему свидетельство о расторжении брака, в котором было написано, что они с Лёлькой больше не муж и жена, а чужие люди. Что за бред? – подумалось тогда. Как они могут быть чужими людьми, когда всё, абсолютно всё в их жизни связано друг с другом? Дальше читать то, что было написано в свидетельстве, он не стал, засунув его на самое дно ящика с документами, и больше никогда не доставал.

Но оказалось, что они друг без друга очень даже запросто могут. Их курс как раз заканчивал институт (из-за долгой преддипломной практики дело было не летом, а осенью), все готовились защищать дипломы, а он с горя даже хотел взять академку. Не разрешил научный руководитель, который, услышав лепет Ясенева о семейных обстоятельствах, так на него наорал тогда, что даже секретарь декана заглянула в аудиторию с испуганным видом. И слава богу, что наорал. Потому что только благодаря этому неравнодушному молодому ещё мужику он, Ясень, всё-таки собрался и кое-как защитился.