Страница 11 из 14
Мастера, правда, тоже были те же, с кем начинали. Ни один нормальный человек уходить от фанатика Рябинина не хотел. Потому что любому нормальному человеку приятно работать с начальником, который пашет наравне со всеми. Впечатлительный Ясенев иногда называл Павла Суворовым, но сам же втайне им страшно гордился.
Павел знал о своих сотрудниках абсолютно всё, никогда не забывал о днях рождения, годовщинах свадеб, новосельях и прочих радостях. Это он придумал на Новый год снимать с работы Серого Фиму и Веру и отправлять их на офисной машине в костюмах Деда Мороза и Снегурочки поздравлять детей сотрудников. Естественно, бесплатно. Он лично звонил жёнам мастеров, если случались какие-то авралы или когда видел, что сотрудник пришёл, повесив нос из-за семейных проблем. Он никогда не отпускал внезапно заболевшего сотрудника домой своим ходом. Всегда или давал машину, или отправлял отвезти его кого-то из коллег, а то и сам добрасывал до места жительства. На дни рождения всех ждали подарки, причём не ради галочки, а выбранные с душой и желанием порадовать. Поэтому Павла не просто любили – его обожали всем их немаленьким уже коллективом. А потому неожиданный аврал восприняли с пониманием и энтузиазмом, зная, что потом и зарплаты будут «авральные».
С утра пораньше, заявившись в офис ни свет ни заря, Сергей включил компьютер и влез в почтовый ящик. Пару минут посмотрел письма, потом вскочил и кубарем, напугав их невозмутимую секретаршу Елизавету Фёдоровну Шувалову, их драгоценную королеву Елизавету, которая тоже, конечно, уже пришла, скатился вниз, в мастерские. Вихрем, хотя нет, учитывая его рост и комплекцию, скорее торнадо налетел на облачавшегося в раздевалке в рабочий комбинезон Павла и, стиснув того в медвежьих объятьях, радостно завопил:
– Рябина! В жизни не угадаешь, кто к нам едет!
Павел усмехнулся, деликатно высвободился из объятий и поинтересовался:
– Ну и кто же?
– Груша! Груша к нам едет! – завопил ещё громче Ясень и, не удержавшись, пустился в пляс, сам себе громогласно напевая:
– К нам приедет, к нам приедет Олежка Грушин да-а-а-а-а-рагой!
Звук заметался по пустой по причине раннего часа раздевалке, вырвался в мастерскую и затих в дальнем углу. Павел сделал удивлённые глаза и нараспев произнёс:
– Да ты что!
Ясень замер в движении и, так и не опустив поднятую ногу, с подозрением уставился на друга.
– Ты знал! Ты что, знал?! Откуда? Я только что в ящик влез, а письмо было ещё в непрочитанных.
– Знал, – довольно засмеялся Павел, подошёл поближе и сам опустил ногу Ясеню, – просто мне Олежка вчера вечером позвонил. Он и тебе звонил, но не застал. Вот и написал, чтобы тебе приятно было. Ну, и подробности все обещал сообщить. Когда он точно прилетает?
– Через две недели. Рейс и время тоже написал. Надо будет встретить.
– Конечно… – Павел задумался. – Знаешь что, давай-ка заказы на время его приезда перестанем брать. Должен быть и у нас отпуск, как ты думаешь?
Вместо ответа Ясень подскочил к телефону, висевшему на стене в мастерской, резво потыкал в кнопки и завопил:
– Вера! Верунь! Ну-ка повесь объявление и на сайте сообщи, что мы с какого? – он повернулся к Павлу, тот ответил:
– С первого августа.
– С первого августа… и по какое?
– По первое сентября.
– По первое сентября заказы на кастомайзинг и аэрографию принимать не будем. Пусть обращаются в сентябре. Ну, или пишутся в очередь. Да, пусть записываются.
– А что случилось? – Вера щекой прижала трубку и застучала клавишами.
– Сядь, а то упадёшь! К нам приезжает Груша! Наш драгоценный Олежек!.. Ты что? Ты где? Эй! Что так у тебя грохнуло? Ты там вправду, что ли, упала?! Ну, ясен пень, брата не слушала! Я ж тебе говорил сесть!
– А автосервис? – спросила Вера придушенным голосом.
– Нет, сервис работает. А вот кастом и тюнинг уходят в отпуск. И ты тоже, – он вопросительно глянул на друга, тот согласно кивнул. – Поняла? Умница моя! Вся в старшего брата. То есть в меня. – Он чмокнул трубку и, донельзя довольный, обернулся к Павлу. – Ну?
– Что «ну»? Что там с Верой?
– Говорит, трубку уронила. Но голос такой, будто на проводе чуть не повесилась. Тоже рада, наверное… Ещё раз спрашиваю: ну?!
– Ещё раз отвечаю: что «ну»?! Теперь за работу. Нам за две недели все уже поступившие заказы надо выполнить. Не можем же мы уйти в отрыв, не разобравшись с ними?
– Не можем, – согласился погрустневший Ясень, душа которого уже начала было петь при мыслях о приезде Грушина и отпуске длиною в месяц. А тут начальство с его занудством! Душа обиженно замолчала. И второе лицо на фирме поплелось работать.
Олег прилетел солнечным тёплым днём. Ясень с Рябиной, смеха ради купив охапку идиотских гвоздичек, завернув их в газетные кульки и написав здоровущий плакат, топтались в зале прилётов аэропорта Домодедово.
Их друг появился одним из последних. Ясень толкнул Павла и хрюкнул:
– Опять, наверное, всем помогал и всех пропускал.
Грушин близоруко оглядел зал и вдруг увидел плакат. Глаза его полезли на лоб и тут же в них заплясала такая радость, что Ясень не выдержал, отбросил дурацкий плакат, на котором намеренно вкривь и вкось было выведено:
РОДИНА-МАТЬ В ЛИЦЕ СЫНОВЕЙ (В КОЛИЧЕСТВЕ ДВУХ ШТУК) СО СЛЕЗАМИ НА ГЛАЗАХ ВСТРЕЧАЕТ СВОИХ ГЕРОЕВ (В КОЛИЧЕСТВЕ ОДНОЙ ШТУКИ)! –
и кинулся к другу.
Худенький и невысокий Олег, тоже побросав своё имущество в количестве двух необъятных чемоданов на колёсиках, рванул навстречу Серёге и Пашке. Здание аэропорта огласилось дикими воплями:
– Груша! Груша ты наш!
– Ясень! Рябина! Дорогие вы мои! Любимые!
Серёга облапил друга, приподнял его над полом и на весь зал прилётов продекламировал:
– Висит Груша, нельзя скушать!
Когда, отпихнув друга, обнимать Олега начал Павел, Ясень выдал на-гора следующий шедевр:
– Наш Павлуша обнимает Грушу!
Потом подумал немного, отодвинул Рябинина, подхватил чемоданы Олега и закончил:
– Отпихну Павлушу, обниму сам Грушу! Ну, пойдём-ка, Груша, на дворе-то лучше. На улице к тому же вздохнёт уставший Груша.
Олег хохотал, держась руками за онемевшие щёки. Потом застонал и попросил Павла:
– Лунь, уйми ты его! Я помру сейчас от смеха!
– Что значит «уйми»?! – возмутился Ясень. – Нашу песню не задушишь, не убьёшь!
– Я так понимаю, что мой приезд некстати?
– Почему?
– Да потому что ты решил меня уморить ещё здесь, в здании аэропорта. Видимо, хладный труп тебе нужней живого друга.
– Нет, ты посмотри на себя! Ты там занудой, что ли, стал, в этом оплоте капитализма?
– Ясень, ну, правда, уймись! Ты что разошёлся-то? – вступился за Грушина Павел.
– Фу! – с интонациями Карлсона обиделся Сергей. – Вокруг меня одни зануды. С одним я работаю с утра до ночи, плюс дружу. Второго ждал-ждал. Думал, отведу я душу с моим любимым Грушей. А он тоже за-ну-да!
Они дошли уже почти до «Ауди» Павла. Павел тащил волоком ставший ненужным плакат, а Ясень вёз чемоданы, не давая Олегу даже приблизиться к ним. Грушин, счастливый и возбуждённый, на ходу выкладывал последние новости. Примолкший было Ясень, увидев огромную лужу, не высохшую ещё после вчерашнего дождя, не утерпел и выдал:
– Подожди, Павлуша! Обойдём-ка лужу, я немного трушу: а вдруг намочим Грушу. Кстати, милый Груша, как ты находишь суши? Сейчас умнём мы суши, хлебнём саке к тому же – отметим приезд Груши.
– Серёга! – простонал Олег. – Что это было?
– Это? – удивился стихотворец. – Это гимн, это ода, это мадригал в одном флаконе! Я так рад тебе, что чувства мои невозможно передать прозой. Поэтому я перешёл на стихи.
– А-а-а, а то уж я подумал, что ты заболел. Спасибо, конечно, но, может, всё-таки вернёмся к прозе? А то у меня окончательно онемеют щёки, и я не смогу есть твои хвалёные суши. А ещё послушай: от стыда у Груши покраснели уши, пожалей ты уши смеющегося Груши.